Поиск

Шырав ĕçĕ:

ҫепӗҫ сăмах пирĕн базăра пур.

ҫепӗҫ (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Пӳлӗме ҫавӑнтах шурӑ чечексен ирӗлсе исленекен ачаш, ҫепӗҫ те савӑнӑҫлӑ шӑршипе тулса ларнӑ сулхӑнтарах сывлӑш ытампаланах вӑркӑнса кӗчӗ.
Прохладный воздух, наполненный нежным, тонким и радостным благоуханием белых цветов, потоком ворвался в комнату.

VI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ҫав вӑхӑтрах тата хӑй — питӗ ырӑ, калама ҫук ҫепӗҫ, ытарса тӑранмалла марскер.
И в то же время она — такая добрая, женственная, бесконечно милая.

V // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Эпӗ час-часах ҫепӗҫ, тап-таса, чечен хӗрарӑмсем ҫинчен, вӗсен ҫутӑ куҫҫулӗпе ытарса тӑранмалла мар куллисем ҫинчен шухӑшлатӑп, шухӑшлатӑп ҫамрӑк, чыслӑх тӗлӗшпе ним айӑпсӑр ача амӑшӗсем ҫинчен, юратушӑн вилӗме кӗрекен еркӗн-савнисем, пӗтӗмпех пӗлсе тӑракан, нимӗнрен хӑраман, юр пек шурӑ чунлӑ, пӗр ҫылӑхсӑр та мӑнаҫ кӑмӑллӑ хӗрсем ҫинчен.
Я думаю часто о нежных, чистых, изящных женщинах, об их светлых и прелестных улыбках, думаю о молодых, целомудренных матерях, о любовницах, идущих ради любви на смерть, о прекрасных, невинных и гордых девушках с белоснежной душой, знающих все и ничего не боящихся.

Шурочка хӑйӗн ҫепӗҫ, чип-чипер питне йӗрӗнӗҫлӗн пӗркелентерчӗ те: — Эсир ӗнтӗ ҫак ирсӗр япаласӑр ирттерме пултараймастӑр, паллах? — ыйтрӗ тирпейсӗррӗн; кунашкал вӑл час-часах ыйткаланӑ.
Собрав свое милое лицо в брезгливую гримасу, Шурочка спросила небрежно, как она и часто спрашивала: — Вы, конечно, не можете без этой гадости обойтись?

IV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ӑнлансамӑрччӗ эсир, савнӑ Ромочка, мана общество, пысӑк, чӑн-чӑн общество, ҫутлӑх, музыка, пуҫтах, ҫепӗҫ те хӳхӗм йӑпӑнчӑклӑх, ӑслӑн калаҫакансем кирлӗ.
Поймите же, милый Ромочка, что мне нужно общество, большое, настоящее общество, свет, музыка, поклонение, тонкая лесть, умные собеседники.

Ромашов ҫине вӗсенчен нихӑшӗ нихӑҫан, куҫ хӳрипе те пулин, ҫаврӑнса пӑхман, анчах вӑл хӑй вӗсенче темле ӗмӗрне лекме ҫук ҫепӗҫ капӑрчӑклӑ, каласа пама пӗлмелле мар питӗ чӑплӑ тӗнче татӑкне курать, пурнӑҫ унта — вӗҫӗмсӗр уяв, вӗҫӗмсӗр савӑнӑҫ…
Никто из них никогда, даже мельком, не обращал внимания на Ромашова, но он видел в них кусочек какого-то недоступного, изысканного, великолепного мира, где жизнь — вечный праздник и торжество…

II // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ах, ҫепӗҫ чӑмӑрккам…
Бутуз ты мой милый…

III // Ваҫлей Игнатьев. Чехов, Антон Павлович. Ҫеҫенхир: повесть; вырӑсларан Ваҫлей Игнатьев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1988. — 116 с.

Унӑн йӑлисем пит тӗлӗнмелле пулнӑ пулин те, кашниех Рахметова питӗ ӑслӑ тесе шутланӑ; вӑл ҫынпа питӗ хыттӑн калаҫнӑ, анчах ҫавӑншӑн ӑна тӑнлӑ-пуҫлӑ пӗр ҫын та кӳренмен, тата хӑй питӗ йӗркесӗр пулин те, тӗпрен илсен, питех те ҫепӗҫ ҫын пулнӑ.
Да, при всей дикости его манеры, каждый оставался убежден, что Рахметов поступил именно так, как благоразумнее и проще всего было поступить, и свои страшные резкости, ужаснейшие укоризны он говорил так, что никакой рассудительный человек не мог ими обижаться, и, при всей своей феноменальной грубости, он был, в сущности, очень деликатен.

XXIX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах вӑл питӗ ҫепӗҫ калаҫать, нимӗн кӳренни те палӑрмасть, кӳрентерме мар, чӑнлӑха тупма тӑрӑшакан историк пек калать, хӑй те вӑл тӗлӗнмелле ҫын, ӑна кӳренни вӑл кулӑшла кӑна пулнӑ пулӗччӗ, вара эпӗ кулса яма кӑна пултартӑм: — ара, кусем иккӗшӗ те пӗрех вӗт, — терӗм эпӗ.
Но он говорит таким тоном, без всякого личного чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для истины, и сам был так странен, что смешно было бы обижаться, и я только мог засмеяться: «да ведь это одно и то же», — сказал я.

Анчах та ун амӑшӗ, чылаях сӑпай та ҫепӗҫ хӗрарӑм, упӑшкин характерӗ йывӑр пулнипе тем пекех асапланнӑ, тата вӑл ялта мӗн тунине те курнӑ; ҫакӑ та темех марччӗ ӗнтӗ; акӑ тата мӗн пулнӑ: вунпиллӗке пуссан, вӑл ашшӗн еркӗнӗсенчен пӗрне юратса пӑрахнӑ.
Но мать его, женщина довольно деликатная, страдала от тяжелого характера мужа, да и видел он, что в деревне; и это бы все еще ничего; было еще вот что: на пятнадцатом году он влюбился в одну из любовниц отца.

Чӑнах та: эрехпе сӑн-сӑпат пӗтет, вӑл сасартӑках иртме пултараймасть, ун чухне мана сӑн кӗнӗччӗ, ачаш сӑн ҫапнӑччӗ, куҫсем те ҫуталса тӑратчӗҫ; эпӗ хама та ӗлӗкхинчен урӑхла тыткалакан пултӑм, питӗ ҫепӗҫ те йӑваш калаҫма пуҫларӑм, пӗлетӗр-и, ӗҫме пӑрахнӑ хыҫҫӑн эпӗ ирсӗр ӗҫсем ҫинчен шухӑшлама пӑрахрӑм, анчах унчченхи тирпейсӗрлӗхе пула, сӑмахсене пӑтраштараттӑмччӗ, хӑш чухне мӗн каланине манса каяттӑм; ку вӑхӑт тӗлнелле эпӗ хама тыткалама та, йӗркеллӗ калаҫма та хӑнӑхса ҫитрӗм.
И точно: от вина лицо портится, и это не могло вдруг пройти, а тогда уж прошло, и цвет лица у меня стал нежный, и глаза стали яснее; и опять то, что я от прежнего обращения отвыкла, стала говорить скромно, знаете, мысли у меня скоро стали скромные, когда я перестала пить, а в словах я еще путалась и держала себя иногда в забывчивости, по прежнему неряшеству; а к этому времени я уж попривыкла и держать себя, и говорить скромнее.

XIV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Жюлипе Верочка каллех кӑшкӑрашрӗҫ, каллех питӗ ҫепӗҫ калаҫрӗҫ, сывпуллашнӑ чухне ҫав тери йӗркеллӗ ҫынсем пулса тӑчӗҫ, вара Жюли Верочка мӗншӗн мастерской уҫни ҫинчен ыйтса пӗлме шухӑшларӗ, — ку таранччен вӑл ыйтма шухӑшламанччӗ.
Жюли и Верочка опять покричали, опять посолидничали, при прощанье стали вовсе солидны, и Жюли вздумала спросить, — прежде не случилось вздумать, — зачем Верочка заводит мастерскую?

II // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ку ҫын хӑйӗн ҫамрӑк юлташӗ пекех ҫепӗҫ те лӑпкӑ пулман, — Половцева курсанах, вӑл малалла ярса пуснӑ, куҫне мӑч-мӑч хупнӑ, ҫилли килнипе шуралса кайнӑ.
Тот не был так безукоризненно вежлив и сдержан, как его младший товарищ, — завидев Половцева, он шагнул вперед, часто моргая, побледнев от ненависти.

XXIX сыпӑк // Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Иккӗмӗш кӗнеке. Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1963.

Анчах унӑн шупкарах тӗслӗ куҫӗсенче тискер ҫаткӑнлӑх пачах та курӑнмасть, ачашлӑх тата калама ҫук ҫепӗҫ кӑмӑл ҫеҫ палӑрать; Дымокӑн куҫӗсем ҫав самантра хӑйсен тӗсне улӑштараҫҫӗ темелле, вӗсем июль уйӑхӗнчи янкӑр тӳпе пек тӗпсӗр те кӑн-кӑвак тӗслӗ пулса каяҫҫӗ.
Но не хищность высматривает из его белесоватых глаз, а ласка и величайшая нежность; даже глаза Дымковы в этот момент как будто меняют окраску и становятся такими бездонно-синими, как июльское небо.

33-мӗш сыпӑк // Наум Урхи, Никифор Ваҫанкка, Илле Тукташ, Уйӑп Мишши. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Пӗрремӗш кӗнеке. Наум Урхи, Никифор Ваҫанкка, Илле Тукташ, Уйӑп Мишши куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1959

Йӗкӗтӗн кӗре пичӗ мӗншӗн ҫак териех хыпса ҫуннине, вутла ялкӑшакан куҫӗсем мӗншӗн кунталла, каркӑҫсем ҫинелле, вӗри тунсӑхпа тинкерсе пӑхнине пӗлнӗ майра-патша, — ҫав карӑсем ун шурӑ ҫепӗҫ аллисем сӗртӗннипе куҫкалаҫҫӗ-ҫке-ха палӑри-палӑрми.
Царица знала, отчего горит такой яркой краской его смуглое лицо, отчего с такою страстной тоской устремлены его горячие глаза сюда, на занавески, которые едва движутся от прикосновения прекрасных белых рук царицы.

X сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 85–143 с.

Патшана пуҫватмӑшсемпе сӑнаса пӑхас кӑмӑлпа, ун патне вӑл пуринчен малтан чи ҫепӗҫ вӑхӑтри аллӑ яшпа аллӑ хӗре янӑ.
Желая испытать царя загадками, она сначала послала к нему пятьдесят юношей в самом нежном возрасте и пятьдесят девушек.

IX сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 85–143 с.

Пуҫӗпе Суламифӗн ҫепӗҫ чӗркуҫҫийӗсем патне шӑппӑн тайӑлнӑ та, ӑшшӑн кулса, каланӑ вара патша:
И царь, тихо склоняясь головой к нежным коленям Суламифи, ласково улыбнулся и ответил:

— Мӗншӗн тесен сассу сан ҫепӗҫ, питӳ сан килӗшӳллӗ! — тет Соломон.
— Потому что голос твой сладок и лицо твое приятно! — говорит Соломон.

IV сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 85–143 с.

Анчах патша ун чух хӑйне турӑ кӗҫех пуянлӑхран, чапран, ӑслӑлӑхран та хаклӑ, мӗн унта, пурнӑҫран та хаклӑрах — мӗншӗн тесен вӑл пурнӑҫпа та хисеплешмест, илемрен те хӑрамасть — ҫепӗҫ те вут-ҫулӑмлӑ, ҫав тери тимлӗхлӗ те питӗ хӳхӗм юрату ярса парасса пӗлмен пулнӑ-ха.
Но тогда не знал еще царь, что скоро пошлет ему Бог такую нежную и пламенную, преданную и прекрасную любовь, которая одна дороже богатства, славы и мудрости, которая дороже самой жизни, потому что даже жизнью она не дорожит и не боится смерти.

III сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 85–143 с.

Ҫапах та хӑшпӗр чух юрӑсем юрлаттӑмӑр, пирӗн юррӑмӑр ак ҫапла пуҫланатчӗ ӗҫ хушшинче сасартӑк пӗри ывӑннӑ лаша пек ассӑн сывласа яратчӗ те, ерипен, вӑрӑммӑн ӗнермелли юрӑсенчен пӗрне таса пуҫлатчӗ; ун пек юррӑн хурлӑхлӑ, ҫепӗҫ кӗвви яланах юрлаканӑн чунне ҫӑмӑллатать.
Иногда мы пели, и песня наша начиналась так: среди работы вдруг кто-нибудь вздыхал тяжелым вздохом усталой лошади и запевал тихонько одну из тех протяжных песен, жалобно-ласковый мотив которых всегда облегчает тяжесть на душе поющего.

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика