Поиск

Шырав ĕçĕ:

яланах сăмах пирĕн базăра пур.

яланах (тĕпĕ: яланах) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ольга Штольца хӑй тусӗ тесе шутлать, хӑйне яланах култарса кичемленме паманшӑн юратать, анчах кӑштах хӑракалать те, мӗншӗн тесен вӑл хӑйне ун умӗнче ача вырӑнне кӑна хурать.
Она называла его другом, любила за то, что он всегда смешил ее и не давал скучать, но немного и боялась, потому что чувствовала себя слишком ребенком перед ним.

V сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл васкавлӑн тем ҫырса пӗтерет, хӑй вара яланах тӗмӗсем урлӑ, сукмак ҫине пӑхкаласа илет, унтан каллех ҫырма васкать.
Он что-то проворно дописывает, а сам беспрестанно поглядывает через кусты, на дорожку, и опять спешит писать.

— Санӑн яланах ыран! — терӗ Обломов, пӗлӗт ҫинчен татӑлса аннӑ пекех.
— Ты все завтра! — возразил Обломов, спустившись будто с облаков.

IV сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Эсӗ яланах кӑштах актер евӗрлӗ пулнӑ.
Ты всегда был немножко актер.

— Эсӗ вара яланах пӗр вырӑнта ларнӑ пулӑттӑн-и?
— А ты разве усидел бы всегда?

— Акӑ санӑн та питӳ пӗркеленнӗ, эсӗ чупса ҫӳреместӗн те ӗнтӗ, яланах выртатӑн.
— Вон и у тебя лицо измято, а ты и не бегаешь, все лежишь.

Сахал тухса ҫӳретӗп, яланах килте ларатӑп: план пӑшӑрхантарать мана, ҫитменнине тата хваттер…
Мало где бываю, все дома сижу: вот план-то тревожит меня, а тут еще квартира…

III сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Яланах пуҫран шӑлать пулсанччӗ, анчах вӑл шкулти чӑрсӑр ачасем йӑваш ача ҫумне ҫыпҫӑннӑ пекех ҫыпҫӑнать: е сисиччен чӗпӗтсе илет, е сасартӑк тӳрех ҫамкаран килсе ҫапать те хӑйӑрпа сапса хурать… чӑтма ҫук!
Если б она все по голове гладила, а то пристает, как, бывало, в школе к смирному ученику пристают забияки: то ущипнет исподтишка, то вдруг нагрянет прямо со лба и обсыплет песком… мочи нет!

Андрей тӑтӑшах, ӗҫрен е чаплӑ ҫынсен ушкӑнӗнчен уйрӑлса, вечертан е балран тухса кайса, Обломовӑн сарлака диванӗ ҫинче ларма, кахаллӑн иртекен калаҫура хӑйӗн пӑлханнӑ е ывӑннӑ чӗринчи йывӑрлӑха сирсе яма, лӑплантарма ун патне пынӑ, вара яланах, тӗлӗнмелле чаплӑ залӑран тӑван килне таврӑннӑ пек е кӑнтӑр ҫанталӑкӗн илемӗнчен уйрӑлса хӑй ача чухнехи выляса-кулнӑ хурӑн ращине таврӑннӑ ҫын пек, чуна лӑплантаракан туйӑма сиснӗ.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.

II сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Тата ача чухнехи вӑхӑтпа шкул — ҫак икӗ вӑйлӑ пружина, унтан Обломовсен ҫемйинче вырӑссем нимӗҫ ачине чӗререн савса ачашлани, кайран вӑл Обломовран вӑй-халӗпе те, йӑла тӗлӗшпе те вӑйлӑ пулни вӗсене пӗр-пӗринпе ҫывхартнӑ; кунсӑр пуҫне, пуринчен ытларах, Обломовӑн чӗри таса, ҫутӑ та ырӑ пулнӑ, мӗн лайӑх, мӗн тин ҫеҫ уҫӑлса хӑйне палӑртать, чее мар, яланах ӗненекен ахаль чӗрене хирӗҫ чӗнет, вӑл ҫаксене пурне те юратнӑ.
Притом их связывало детство и школа — две сильные пружины, потом русские, добрые, жирные ласки, обильно расточаемые в семействе Обломова на немецкого мальчика, потом роль сильного, которую Штольц занимал при Обломове и в физическом и в нравственном отношении, а наконец, и более всего, в основании натуры Обломова лежало чистое, светлое и доброе начало, исполненное глубокой симпатии ко всему, что хорошо и что только отверзалось и откликалось на зов этого простого, нехитрого, вечно доверчивого сердца.

Андрюша ҫур талӑклӑха килтен тухса ҫухалнишӗн амӑшӗ яланах пӑшӑрханнӑ, ашшӗ ачана чӑрмантарма хушман пулсассӑн, амӑшӗ ӑна хӑй ҫумӗнчех тытса усранӑ пулӗччӗ.
Мать всегда с беспокойством смотрела, как Андрюша исчезал из дома на полсутки, и если б только не положительное запрещение отца мешать ему, она бы держала его возле себя.

I сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Вӑл сирӗн пата час-часах пырать-и, — терӗ дворник: — ҫӗрле ҫӳресе йӑлӑхтарса ҫитерчӗ, ҫӗр ҫӑтманскер; пурте тухса каяҫҫӗ, пурте килеҫҫӗ — вӑл яланах юлашкинчен килет, ҫитменнине тата, мӗншӗн параднӑй крыльца хупӑ, тесе ятлаҫать…
— Он к вам частенько, — сказал дворник, — надоел по ночам, проклятый: уж все выйдут, и все придут: он всегда последний, да еще ругается, зачем парадное крыльцо заперто…

X сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Эсӗ яланах ҫапла! — тет арӑмӗ ӳпкелешсе.
— Ты всегда так! — с упреком скажет жена.

IX сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Мӗн эс, Илья Иванович, яланах пӑтраштаратӑн!
— Что ты, Илья Иваныч! Всегда перепутаешь!

— Ҫапла, — хирӗҫ тавӑрса калать кам та пулин, — ҫак вӑхӑтра яланах тӗттӗм; вӑрӑм ҫӗрсем пуҫланаҫҫӗ.
— Да, — ответит кто-нибудь, — об эту пору всегда темно; длинные вечера наступают.

Илья Ильич тӗлӗкре тата ашшӗ-амӑшӗ килӗнчи пысӑк та тӗксӗм хӑна пӳлӗмне курать, унта — яланах ҫитӗпе витӗнсе тӑракан авалхи каврӑҫ кресласем пысӑк та майсӑр хытӑ диван, ӑна сарнӑ сенкер бархат тӗссӗрленнӗ, пӑнчӑн-пӑнчӑн вараланса пӗтнӗ; унтах пысӑк сӑран кресла пур.
Снится еще Илье Ильичу большая темная гостиная в родительском доме, с ясеневыми старинными креслами, вечно покрытыми чехлами, с огромным, неуклюжим и жестким диваном, обитым полинялым голубым барканом в пятнах, и одним большим кожаным креслом.

Вӗсем нихҫан та ӑс-пуҫпа татса памалли е уҫӑмсӑр пурнӑҫ ыйтӑвӗсемпе чӑрманман: ҫавӑнпа та унти ҫынсем яланах сывлӑхлӑ та хаваслӑ пулнӑ, чылайччен пурӑннӑ; хӗрӗх ҫула ҫитнӗ арҫынсем каччӑ евӗрлӗ курӑннӑ; стариксем йывӑр та асаплӑ вилӗмпе кӗрешмен, ним тума пултарайми пуличчен пурӑннӑ та, вӑрттӑн вилнӗ пек, хуллен сивӗнсе пырса, ним туймасӑр юлашки сывлӑшне кӑларса вилнӗ.
Они никогда не смущали себя никакими туманными умственными или нравственными вопросами: оттого всегда и цвели здоровьем и весельем, оттого там жили долго; мужчины в сорок лет походили на юношей; старики не боролись с трудной, мучительной смертью, а, дожив до невозможности, умирали как будто украдкой, тихо застывая и незаметно испуская последний вздох.

Обломовецсем ӗҫе, вӑл хамӑр асаттен аслашшӗсемех панӑ асап пулнӑ пек, тӳссе ирттернӗ, анчах ӑна юратма пултарайман, мӗнле те пулин ӗҫ сиксе тухсан, яланах унран пӑраннӑ, ҫапла туни тивӗҫлӗ тесех шутланӑ.
Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцев наших, но любить не могли, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным.

Штольцӑн Андрей ятлӑ ывӑлӗ пур, вӑл Обломовпа пӗр ҫулсенчех, тата Штольца тепӗр ача панӑ, ҫак ача унччен ниҫта та вӗренмен тесен те юрать, ытларах шӑтан-юхан чирпе тертленнӗ, куҫне е хӑлхине ҫыхса ҫӳресех ачалӑхне ирттернӗ; вӑл яланах эпӗ хам асанне патӗнче мар, ют кил-ҫуртра, вӑрӑ-хурахсем патӗнче пурӑнатап, мана ачашлакан никам та ҫук, никам та мана хам юратакан кукӑле пӗҫерсе памасть, тесе хурланса вӑрттӑн макӑрать.
У него был свой сын, Андрей, почти одних лет с Обломовым, да еще отдали ему одного мальчика, который почти никогда не учился, а больше страдал золотухой, все детство проходил постоянно с завязанными глазами или ушами да плакал все втихомолку о том, что живет не у бабушки, а в чужом доме, среди злодеев, что вот его и приласкать-то некому, и никто любимого пирожка не испечет ему.

Вӑл ирӗксӗрех Милитриса Кирбитьевна ҫинчен ӗмӗтленсе шухӑшлать; унӑн кӑмӑлӗ пӗрмаях леш еннелле, ҫынсем яланах выляса-кулма ҫеҫ пӗлнӗ ҫӗрелле, ӗҫпе хурлӑх ҫук тӗнченелле туртӑнать; унӑн кӑмӑлӗнче вара кӑмака ҫинче выртас, янтипе, хӑй ӗҫлесе туянман кӗпе-йӗмпе ҫӳрес тата ырӑ кӑмӑллӑ асамҫа карчӑк шучӗпе тӑранса пурӑнас ӗмӗт яланлӑхах тӑрса юлать.
Он невольно мечтает о Милитрисе Кирбитьевне; его все тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остается расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанном платье и поесть на счет доброй волшебницы.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика