Поиск

Шырав ĕçĕ:

чухне сăмах пирĕн базăра пур.

чухне (тĕпĕ: чухне) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Юрату вӑхӑтне Ан ҫухат, ан ҫухат; Чуну ҫамрӑк чухне Юрат, юрат…
Час наслажденья Лови, лови; Младые лета Отдай любви…

XIX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ҫук, кичемлӗх мар ку, ку вӑл паян манӑн оперӑна каяс килнине аса илни ҫеҫ, анчах Кирсанов, тимсӗрскер, билет илме кая юлса кайрӗ: Бозио юрланӑ чухне 11 сехетре 2 тенкӗлӗх билет тупма ҫуккине пӗлмен пекех ҫав.
Да, это не скучно, а только я вспомнила, что ныне я хотела ехать в оперу, да этот Кирсанов, такой невнимательный, поздно поехал за билетом: будто не знает, что когда поет Бозио, то нельзя в одиннадцать часов достать билетов в два рубля.

Ҫапла ӗнтӗ, пӗр-пӗринпе анчах, ют ҫынсемпе мар, пӗр-пӗринпе кӑна ӗҫ тунӑ чухне ҫак тип ҫыннисен те питӗ пысӑк уйрӑмлӑхсем пулаҫҫӗ.
Так и у людей этого типа, видно, бывает очень большое разнообразие, когда дела ведутся между ними, но только между ними, а не с посторонними.

IX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ӗҫ ҫинчен пӗр-пӗринпе, анчах китаецсемпе мар, пӗр-пӗринпе кӑна калаҫнӑ чухне европеецсем хӑйсен уйрӑмлӑхне палӑртаҫҫӗ.
В разговорах о делах между собою, но только между собою, а не с китайцами, выказывают свою разницу европейские натуры.

Вара ҫынсем: «ну, халӗ пире лайӑх», тесе каличченех ҫавӑн пек пулса пырӗ, ун чухне ҫак уйрӑм тип пулмасть ӗнтӗ, мӗншӗн тесен ҫынсем пурте ҫак тип йышшисем пулӗҫ, пур ҫынсем те ҫак тип йышшисем пулманнине, ҫак тип уйрӑм тип шутланнӑ вӑхӑт мӗнле пулнине ӑнланма вӗсене йывӑр пулӗ.
И так пойдет до тех пор, пока люди скажут: «Ну, теперь нам хорошо», тогда уж не будет этого отдельного типа, потому что все люди будут этого типа и с трудом будут понимать, как же это было время, когда он считался особенным типом, а не общею натурою всех людей.

VIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Вара ҫакна калаҫҫӗ пулсан, апла вара ҫак типа ҫуралса ӳсме вӑхӑт ҫитнӗ, вара вӑл йышлӑрах тата лайӑхрах ҫуралса ӳсӗ, мӗншӗн тесен ун чухне лайӑххи нумайрах пулӗ, лайӑххи тата лайӑхрах пулӗ; каллех ӗнтӗ ҫав историех, анчах вӑл ҫӗнӗлле курӑнӗ.
И когда скажут это, значит, пришло время возродиться этому типу, и он возродится в более многочисленных людях, в лучших формах, потому что тогда всего хорошего будет больше и все хорошее будет лучше; и опять та же история в новом виде.

Ку таранччен вӑл ҫураласса систерекен уйрӑм ҫынсем кӑна пулнӑ; вӗсем питӗ сайра пулнӑ, сайра пулнӑ пирки пӗччен те вӑйсӑр пулнӑ, ҫавна пула нимӗн ӗҫлемесӗр е кулянса пурӑннӑ, е ытлашши савӑннӑ, пулас ҫук япаласем ҫинчен шухӑшланӑ, тем те пӗр ӗмӗтленнӗ, урӑхла каласан, вӗсен ҫак типӑн тӗп палли пулман, практикӑра тӗплӗн шухӑшласа пӑхса, яланах пӗр пек ӗҫлеме, ӗҫленӗ чухне пуҫпа шухӑшласа пӑхма пултарайман.
Прежде были только отдельные личности, предвещавшие его; они были исключениями и, как исключения, чувствовали себя одинокими, бессильными и от этого бездействовали, или унывали, или экзальтировались, романтизировали, фантазировали, то есть не могли иметь главной черты этого типа, не могли иметь хладнокровной практичности, ровной и расчетливой деятельности, деятельной рассудительности.

Сывланӑ чухне кӑкӑр яланах вӗри, ун чухне вӑл сана нихҫан та улталас ҫук, — ун ҫине хӑвӑр пуҫӑра хӑюллӑн хума пултаратӑр, ун ҫинче канма пулать.
Пока дышит эта грудь, она горяча и неизменна, — смело кладите на нее свою голову, на ней можно отдохнуть.

Лопуховӑн ун чухне пӗр йӗрке пулнӑ: хӗрарӑмсемсӗр пуҫне никам умӗнче те пӑрӑнмастӑп; пӗр-пӗрне хулпуҫҫисемпе сӗртӗнеҫҫӗ; лешӗ кӑшт ҫаврӑнать те: «Этем мар эсӗ, выльӑх», тет, татах малалла вӗрентме хатӗрленет, анчах Лопухов ун еннелле ҫаврӑнать те ӑна ҫавӑрса илсе канава туртса антарать, питӗ асӑрханса вырттарать ӑна вӑл, вара калать: «Эсӗ ан сиккелен, атту пылчӑк тарӑнрах ҫӗре сӗтӗрсе кӗретӗп», — тет.
А у Лопухова было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «Что ты за свинья, скотина», — готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и стоит над ним, и говорит: «Ты не шевелись, а то дальше протащу, где грязь глубже».

Кирсановӑн урӑхла пулнӑ: нимӗҫле вӑл, Лопухов французла вӗреннӗ пекех, тӗрлӗ кӗнекесем тӑрӑх словарьпе вӗреннӗ, французла вара словарьпе, пӗр кӗнеке тӑрӑх кӑна вӗренсе ҫитнӗ; евангели — питӗ паллӑ кӗнеке; вӑл Женевӑра куҫарса кӑларнӑ «Ҫӗнӗ завета» тупнӑ та ӑна сакӑр хут вуласа тухнӑ; тӑххӑрмӗш хут вуланӑ чухне пурне те ӑнланнӑ, — апла пулсан, хатӗр.
У Кирсанова было иначе: он немецкому языку учился по разным книгам с лексиконом, как Лопухов французскому, а по-французски выучился другим манером, по одной книге, без лексикона: Евангелие — книга очень знакомая; вот он достал Новый завет в женевском переводе, да и прочел его восемь раз; на девятый уже все понимал, — значит, готово.

Лопухов мӗн ҫамрӑкранах, ачаранах темелле, хӑй валли хӑй укҫа тупнӑ; Кирсанов вуникӗ ҫултан пуҫласа ашшӗне хутсем куҫарса ҫырма пулӑшнӑ, гимназин IV-мӗш класӗнче вӗреннӗ чухне вӑл та уроксем пама пуҫланӑ.
Лопухов с очень ранней молодости, почти с детства, добывал деньги на свое содержание; Кирсанов с двенадцати лет помогал отцу в переписывании бумаг, с IV класса гимназии тоже давал уже уроки.

Лопухов ҫинчен каласа кӑтартнӑ чухне ӑна унӑн чи ҫывӑх тусӗнчен уйӑрса пачах расна ҫырса кӑтартма мана йывӑр пулчӗ, ун ҫинчен каланӑ чухне эпӗ Кирсанов ҫинчен халӗ тепӗр хут каламаллисӗр пуҫне урӑх нимӗн калама та пӗлмерӗм.
Когда я рассказывал о Лопухове, то затруднялся обособить его от задушевного приятеля и не умел сказать о нем почти ничего такого, чего не надобно было бы повторить и о Кирсанове.

Вӑл вара хӑйӗн кулленхи ӗҫне тума кайрӗ; каҫпа, чей ӗҫнӗ чухне, чир йӑлтах иртсе кайнӑ пек туйӑнать, терӗ, анчах тепӗр кунне ирхине майӑн кӑштах килте лармалла пулать, терӗ.
Он отправился на свои обыкновенные занятия; за вечерним чаем говорил, что, кажется, совершенно все прошло, но поутру на другой день сказал, что ему надобно будет несколько времени посидеть дома.

VII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Пурте пулчӗ кунта: 16 мӑшӑрӑн та ташларӗҫ, 12 мӑшӑрӑн та, пӗр кадриле ташланӑ чухне тата 20 мӑшӑр ташларӗ; тытмалла вылярӗҫ, 22 мӑшӑрӑн та пулӗ, йывӑҫсем хушшинче виҫӗ чуччу туса лартрӗҫ, каннӑ хушӑра чей ӗҫрӗҫ, апатланчӗҫ; халӑхӑн ҫурри пулӗ, пӗр ҫур сехете яхӑн, — ҫук, сахалтарах, чылай сахалтарах, — Дмитрий Сергеичпа икӗ студент тавлашнине итлерӗ, вӗсем Лопуховӑн чи ҫамрӑк юлташӗсенчен чи ҫывӑх тусӗсем шутланатчӗҫ; вӗсем пӗр-пӗрне эсӗ консеквентнӑй мар, сан модерантизм тата буржуалла туйӑм пур тесе хӑратрӗҫ; анчах, уйрӑммӑн илсен, вӗсен кашниннех расна ҫылӑх та тупӑнчӗ.
Тут всего было: танцевали в шестнадцать пар, и только в двенадцать пар, зато и в восемнадцать, одну кадриль даже в двадцать пар; играли в горелки, чуть ли не в двадцать две пары, импровизировали трое качелей между деревьями; в промежутках всего этого пили чай; закусывали; с полчаса, — нет, меньше, гораздо меньше, чуть ли не половина компании даже слушала спор Дмитрия Сергеича с двумя студентами, самыми коренными его приятелями из всех младших его приятелей; они отыскивали друг в друге неконсеквентности, модерантизм, буржуазность, — это были взаимные опорочиванья; но, в частности, у каждого отыскивался и особенный грех.

VI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ҫавӑн ҫинчен пӗлсен, мастерскойра ӗҫлекенсем питӗ кӑмӑллӑ пулчӗҫ: Вера Павловна ытти чухнехинчен те хаваслӑрах пулать ӗнтӗ, тата уҫӑлса ҫӳренӗ чухне уйрӑмах, уйрӑмах хаваслӑ пуласса кӗтмелле.
Мастерская, узнав об этом, осталась очень довольна: Вера Павловна будет еще веселее обыкновенного, и надобно ждать, что прогулка будет особенно, особенно одушевлена.

Сӑмах майӗн каласан, юрлани вӑл, хӑш чухне ашкӑнмасӑрах иртмест пулин те, ухмахланса ашкӑнниех мар ӗнтӗ; ытларах Вера Павловна ним ашкӑнмасӑр юрлать, хӑш чухне, юрламасӑр фортепьяно каланӑ чухне те, ашкӑнмасӑр калать, итлекенсем ун чухне шӑпӑрт итлесе лараҫҫӗ.
Впрочем, пение уже не дурачество, хоть иногда не обходится без дурачеств; но большею частью Вера Павловна поет серьезно, иногда и без пения играет серьезно, и слушатели тогда сидят в немой тишине.

V // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Урӑхла каласан, ашкӑнман чухне вӑл хӑйне ҫавӑн пек тыткалать, анчах вӑл, тӗрӗссипе каласан, ытларах чупать, вылять, вӗсем вара ҫав тери хавасланаҫҫӗ, чупса-сиксе ҫӳреҫҫӗ, вальс ташлаҫҫӗ, нумайччен чупаҫҫӗ, фортепьяно нумай калаҫҫӗ, нумай пакӑлтатаҫҫӗ, ахӑлтатса кулаҫҫӗ, пуринчен ытла юрлаҫҫӗ: анчах чупса ҫӳрени, ахӑлтатса кулни, — пурте ҫак ҫамрӑксене Вера Павловнӑна чунтан-чӗререн, ҫав тери хытӑ юратма, хисеплеме чӑрмантарман, ӑна вӗсем аслӑ аппӑшне юратнӑ пек юратнӑ, хӑш чухне амӑшне, лайӑх амӑшне те, ӑна юратнӑ чухлӗ юратмаҫҫӗ.
То есть держит себя так, когда не дурачится, но, по правде сказать, большею частью дурачится, бегает, шалит с ними, и они в восторге, и тут бывает довольно много галопированья и вальсированья, довольно много простой беготни, много игры на фортепьяно, много болтовни и хохотни, и чуть ли не больше всего пения; но беготня, хохотня и все — нисколько не мешает этой молодежи совершенно, безусловно и безгранично благоговеть перед Верою Павловною, уважать ее так, как дай бог уважать старшую сестру, как не всегда уважается мать, даже хорошая.

Вера Павловна вӗсене хӑйӗн аллине те ним вӑтанмасӑр чуптутарать, хӑйне вӑл вӗсемпе чухне вӗсенчен вун-пилӗк ҫул аслӑрах пулнӑ пек тыткалать.
Вера Павловна даже дает им целовать свою руку, не чувствуя себе унижения, и держит себя с ними, как будто пятнадцатью годами старше их.

Ку вӑл никам та ҫук чухне.
Это когда никого нет.

Халӗ Вера Павловна, хӑш чухне чылаях нумай, пӗр-икӗ сехетченех ӗҫлет, вулать, вуласа ывӑнсан, фортепьяно каласа канать, — рояль ун пӳлӗмӗнче ларать, рояле нумай пулмасть илнӗ, унччен хӑйсен рояль пулман.
Теперь Вера Павловна, иногда довольно долго, часов до двух, работает, читает, отдыхает от чтения за фортепьяно, — рояль стоит в ее комнате, рояль недавно куплен, прежде был абонированный.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика