Поиск

Рахметов

Кӑна эпӗ сана тепӗр икӗ страница уҫсан, Рахметов Вера Павловнӑпа калаҫнӑ хыҫҫӑн ҫавӑнтах каласа парӑп; эпӗ сана кун пирки Рахметов тухса кайсанах, сыпӑк вӗҫӗнче каласа парӑп.
А это будет сказано тебе на следующих страницах, тотчас же после разговора Рахметова с Верою Павловною; как только он уйдет, так это я и скажу тебе в конце главы.

Витӗр курса вулакан, ун пекки нимӗн те пулмасть; Рахметов каҫпа Вера Павловнӑпа калаҫать ӗнтӗ, вӗсем калаҫнине эпӗ санран пӗр сӑмах та пытарса хӑвармастӑп, вара эсӗ часах, манӑн ҫав калаҫӑва сана пӗлтерес килмен пулсан, эпӗ ӑна ҫӑмӑллӑнах пӗлтермесӗр хӑварма та пултарнине курӑн, шарламасӑр хӑварнӑ пулсан та, эпӗ каласа кӑтартакан ӗҫсем мӗнле пулса пырасси пӗртте улшӑнман пулӗччӗ, эпӗ сана малтанах ҫакна калатӑп: Вера Павловнӑпа калаҫнӑ хыҫҫӑн Рахметов тухса каять те вара ҫак кӗнекерен пачах тухса ӳкет, ман романра вал тӗп герой та, ахаль герой та, нимӗнле герой та пулмасть.
Ничего этого не будет, проницательный читатель; Рахметов просидит вечер, поговорит с Верою Павловною; я не утаю от тебя ни слова из их разговора, и ты скоро увидишь, что если бы я не хотел передать тебе этого разговора, то очень легко было бы и не передавать его, и ход событий в моем рассказе нисколько не изменился бы от этого умолчания, и вперед тебе говорю, что когда Рахметов, поговорив с Верою Павловною, уйдет, то уже и совсем он уйдет из этого рассказа и что не будет он ни главным, ни неглавным, вовсе никаким действующим лицом в моем романе.

«Ну, — шухӑшлать пурне те витӗр курса вулакан, — халӗ Рахметов тӗп сӑнар пулать те пуринчен те иртсе каять ӗнтӗ, Вера Павловна ӑна юратса пӑрахать, вара часах Кирсановпа Лопуховпа пулнӑ историех пулса иртет».
«Ну, — думает проницательный читатель, — теперь главным лицом будет Рахметов и заткнет за пояс всех, и Вера Павловна в него влюбится, и вот скоро начнется с Кирсановым та же история, какая была с Лопуховым».

Куратӑн-и ӗнтӗ, пурне те витӗр курса вулаканӑм, Рахметов йышши ҫынсем кулӑшла ҫынсем тесе эпӗ кӑна сан валли мар, халӑхӑн тепӗр пайӗ валли калатӑп.
Так видишь ли, проницательный читатель, это я не для тебя, а для другой части публики говорю, что такие люди, как Рахметов, смешны.

Рахметов йышши ҫынсем питӗ кулӑшла.
Люди, как Рахметов, очень забавны.

Ҫак сас-хура тӗрӗсех пулсан, вара нимӗн иккӗленмелли те ҫук: философ патне пыраканни шӑпах Рахметов пулнӑ ӗнтӗ…
Если этот слух справедлив, то нет никакого сомнения, что к философу являлся именно Рахметов.

Анчах та ҫак ҫын хӑйӗн ҫул ҫинчи юлташне питех сӑнама та пултарайман, лешӗ унпа пӗрле пӗр-икӗ сехет хушши ҫеҫ пӗрле ларса пынӑ; пӗр пӗчӗк хулара поезд ҫинчен аннӑ та пӗр ялта анса юлнӑ; ҫавӑнпа ҫак ҫын ӑна пӗтӗмӗшле сӑнласа пама ҫеҫ пултарнӑ, кунта ку шӑпах Рахметов тесе калама ҫукрах ҫавӑ: тӗрӗссипе, вӑл Рахметовах пулнӑ пек туйӑнать, анчах та кам тӗплӗн пӗлет-ха ӑна?
Но рассказчик тогда не обратил особого внимания на своего спутника, который к тому же недолго и был его спутником, всего часа два: сел в вагон в каком-то городишке, вышел в какой-то деревне; потому рассказчик мог описывать его наружность лишь слишком общими выражениями, и полной достоверности тут нет: по всей вероятности, это был Рахметов, а впрочем, кто ж его знает?

Ҫулӗнчен, сассинчен, сӑн-сӑпатӗнчен те вӑл, ҫак ҫын астуса юлнӑ тӑрӑх питех те Рахметов пек курӑнать.
Летами, голосом, чертами лица, насколько запомнил их рассказчик, проезжий тоже подходил к Рахметову.

Рахметов ҫухалнӑранпа ҫулталӑк иртсен Кирсановӑн пӗр пӗлӗшӗ ҫул ҫинче Венӑран Мюнхина кайнӑ чухне вагон ҫинче пӗр вырӑс ҫамрӑкне тӗл пулнӑ, — ҫав ҫамрӑк каланӑ тӑрӑх, вӑл мӗнпур славян ҫӗршывӗсене ҫаврӑнса тухнӑ, пур ҫӗрте те мӗнпур классемпе ҫывӑх паллашнӑ, халӑхӑн тӗп сийӗсен ӑнланӑвӗсене, йӑлисене, пурнӑҫри мелӗсене, йӑла учрежденийӗсене, мӗнле пурӑннине лайӑх пӗлсе ҫитес тесе, кашни ҫӗршыврах ҫителӗклӗ вӑхӑт хушши пурӑннӑ, хуласенче те, ялсенче те пурӑннӑ, ялтан яла ҫурран ҫӳренӗ, унтан вара ҫавӑн пекех румынсемпе тата венгерсемпе паллашнӑ, Ҫурҫӗр Германие ҫаврӑнса тухнӑ (утпа та, ҫурран та ҫӳренӗ), унтан вара каллех кӑнтӑра, Австрин нимӗҫсем пурӑнакан провинцийӗсене ҫитнӗ, ун чух вӑл Баварине кайнӑ, унтан — Швейцарине, унтан Вюртембергпа Баден урлӑ Францине каять, Францине те ҫаплах ҫаврӑнса тухать, Францирен вара ҫавӑншӑнах Англине кайса унта тепӗр ҫул курса ҫӳрет; ҫав ҫул кӑшт пушӑ вӑхӑт юлас пулсан, вӑл испанецсене те, итальянецсене те кайса курать, ал ҫитеймесен вара — юлтӑр ӗнтӗ, мӗншӗн тесен вӑл ытлашши «кирлех» мар, леш ҫӗршывсене курасах «пулать» — мӗншӗн курмалла-ши? — «шухӑшламашкӑн кирлӗ»; тепӗр ҫултан ун, кирек мӗнле пулсан та, Ҫурҫӗр Америкӑри штатсене ҫитмелле, вӗсене ун питӗ курмалла, урӑх пӗр ҫӗршыва та унӑн ҫавӑн пек курмалла «мар», унта вӑл нумайлӑха юлӗ, тен, пӗр ҫулталӑк ытлараха, тен, хӑйӗн валли ӗҫ тупас пулсан, ӗмӗрлӗхех юлӗ, анчах та пӗр виҫӗ ҫул пурӑнсан, вӑл Раҫҫее таврӑнӗ, мӗншӗн тесен халех мар, тепӗр виҫӗ-тӑватӑ ҫултан Раҫҫейре пулма «кирлӗ» пек туйӑнать.
Через год после того как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался по стольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо-Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три-четыре, «нужно» будет ему быть.

Мӗн пӗлменнине эпӗ чӑнах та пӗлместӗп вара: ӑҫта-ши халь Рахметов, мӗнле пурӑнать-ши вӑл, хӑҫан та пулин курайӑп-ши эпӗ ӑна?
А вот чего я действительно не знаю, так не знаю: где теперь Рахметов, и что с ним, и увижу ли я его когда-нибудь.

Ҫакӑнтан вара витӗр курса тӑракан вулакан ман пирки: Рахметов ҫинчен ытларах пӗлет-ҫке ку, анчах та пӗлнӗ чухлӗ каласа кӑтартмасть, тесе шутлама пултарать.
Проницательный читатель, может быть, догадывается из этого, что я знаю о Рахметове больше, чем говорю.

Ҫакӑн пек истори ҫинчен илтсен, пурте ҫав вӑхӑтра Рахметов пӗр уйӑх ҫурӑ е икӗ уйӑх хушши, тен, унтан та ытларах-и, ахаль чухнехинчен салхурах, тӗксӗмрех ҫӳренине, ӑна унӑн сӗмсӗр ачашлӑхӗпе, сигарӑсемпе, — куҫранах ятланӑ пулсан та, хӑйне хирӗҫ хӗрсе кайманнине, ӑна Никитушка Ломов тесе чӗннӗ чухне сарлакан та пылаккӑн йӑл кулманнине аса илнӗ.
Узнав такую историю, все вспомнили, что в то время, месяца полтора или два, а может быть, и больше, Рахметов был мрачноватее обыкновенного, не приходил в азарт против себя, сколько бы ни кололи ему глаза его гнусною слабостью, то есть сигарами, и не улыбался широко и сладко, когда ему льстили именем Никитушки Ломова.

Анчах та эпӗ ун ҫинчен пӗлместӗп, Кирсанов мана ун ятне каламарӗ, тата хӑй те вӑл мӗнле пурӑнни ҫинчен пӗлмен: Рахметов Кирсанова унпа ан тӗл пул, ун ҫинчен ыйтса ан пӗл, тенӗ.
Но я этого не знаю, Кирсанов не сказал мне ее имени, а сам тоже не знал, что с нею: Рахметов просил Кирсанова не видаться с нею, не справляться о ней:

Рахметов та ӑна юратса пӑрахнӑ.
Рахметов также полюбил ее.

Рахметов, хӑй вӑйсӑррине туйса, килӗшнӗ, анчах та Кирсановсӑр пуҫне урӑх нимӗнле тухтӑр патне те чӗнме ан ярӑр, тесе хушнӑ.
Рахметов согласился, потому что чувствовал слабость, но потребовал, чтобы послали непременно за Кирсановым, ни за каким другим медиком.

Шухӑша кайса пынӑ вӑхӑтра ӑна хӗрарӑм сехри хӑпса шари ҫухӑрни илтӗнсе кайнӑ; Рахметов ҫаврӑнса пӑхнӑ та шарабан ҫинче ларса пыракан дамӑн лаши ӗрӗхсе кайнине курнӑ, тилхепине дама хӑй тытса пынӑ пулнӑ, анчах та лашине тытса чарайман, тилхепи ҫӗртре сӗтӗрӗнсе пынӑ — лаша Рахметов патне ҫитесси икӗ метр ҫеҫ юлнӑ; Рахметов ҫул варринелле ыткӑннӑ, анчах лаша ун ҫумӗнченех вӗҫтерсе иртсе кайнӑ, вӑл чӗлпӗре тытма ӗлкӗреймен, шарабанӑн хыҫалти тӗнӗлӗнчен ҫеҫ ярса тытма ӗлкӗрнӗ — тытса чарнӑ, анчах хӑй те ӳкнӗ.
Он был пробужден от раздумья отчаянным криком женщины; взглянул: лошадь понесла даму, катавшуюся в шарабане, дама сама правила и не справилась, вожжи волочились по земле — лошадь была уже в двух шагах от Рахметова; он бросился на середину дороги, но лошадь уж пронеслась мимо, он не успел поймать повода, успел только схватиться за заднюю ось шарабана — и остановил, но упал.

Рахметов, яланхи пекех шухӑша кайса, ҫӗрелле пӑхса, вӑрман институчӗн ҫумӗпе пӗрремӗш Паргаловран хуланалла пынӑ.
Рахметов шел из первого Парголова в город, задумавшись и больше глядя в землю, по своему обыкновению, по соседству Лесного института.

Ҫав кунсем Рахметов пурнӑҫӗнче эротикӑлла эпизод пулса юлнӑ.
Они составляли эротический эпизод в жизни Рахметова.