Поиск

Рахметов

Халӗ Рахметов ҫав кунсене мӗнле ирттерни ҫинчен каласа пачӗ ӗнтӗ Кирсанова.
Теперь Кирсанов рассказал следующую историю, о том, как Рахметов провел эти дни.

Ҫакӑн хыҫҫӑн тепӗр икӗ уйӑхран — ку ӗҫ май уйӑхӗн вӗҫӗнче пулнӑ — Рахметов пӗр эрне хушши е ытларах та ҫухалса пурӑннӑ, анчах ӑна ун чухне никам та асӑрхаман, мӗншӗн тесен темиҫе кунлӑха вӑл час-часах ҫухалкаланӑ.
Месяца через два после этого — дело было в конце мая — Рахметов пропадал на неделю или больше, но тогда никто этого не заметил, потому что пропадать на несколько дней случалось ему нередко.

Вӑл хальхинче Кирсанов патне тухса чупасса та Рахметов ирӗк панипе ҫеҫ тухса чупнӑ: Рахметов хӑйне хӑй вӗлересшӗн пуль тесе, вӑл питӗ хытӑ макӑрнӑ, ҫавӑнпа ӑна Кирсанов лӑплантарасшӑн пулнӑ.
Она и в этот-то раз побежала к Кирсанову потому только, что сам Рахметов дозволил ей это для ее успокоения: она слишком плакала, думая, что он хочет убить себя.

Рахметов курнинчен тата ҫакӑ та паллӑ: хозяйка ун ҫинчен нумай тӗлӗнмелле япаласем каласа пама пултарнӑ пулас; анчах та хозяйка Рахметовшӑн каҫсах кайнӑ пирки унран нимех те ыйтса пӗлме май килмен.
Кроме того, что видел Кирсанов, видно из этого также, что хозяйка, вероятно, могла бы рассказать много разного любопытного о Рахметове; но в качестве простодушной и простоплатной старуха была без ума от него, и уж, конечно, от нее нельзя было бы ничего добиться.

«Мӗне пӗлтерет ку, Рахметов, калӑр-ха тархасшӑн», — тет Кирсанов тӗлӗнсе.
«Что это такое, помилуйте, Рахметов», — с ужасом проговорил Кирсанов.

Рахметов ҫав пӑтасем ҫинче выртса ҫӗр каҫнӑ.
Рахметов лежал на них ночь.

Рахметов тӗксӗммӗн кулса алӑк уҫать, — вара Кирсанов тӗлӗнмелле япала курать, ӑна курсан пӗр Агрефена Антоновна ҫеҫ мар аллисене сарса ярать ӗнтӗ: Рахметовӑн аялти кӗпи ҫурӑм ҫинче те, аякӗсенче те юнланса пӗтнӗ (хӑй вӑл пӗр кӗпепе ҫеҫ пулнӑ), кравать айӗнче те юн курӑнать, вӑл ҫывӑракан ашӑк та юнлӑ; ашӑк ҫине шлепкисене аялалла, шӗвӗр вӗҫӗсемпе ҫӳлелле туса темиҫе ҫӗр вӗтӗ пӑта чике-чике тултарнӑ, вӗсем ашӑк ӑшӗнчен ҫур вершук ытла тухса тӑраҫҫӗ.
Рахметов отпер дверь с мрачною широкою улыбкою, и посетитель увидел вещь, от которой и не Аграфена Антоновна могла развести руками: спина и бока всего белья Рахметова (он был в одном белье) были облиты кровью, под кроватью была кровь, войлок, на котором он спал, также в крови; в войлоке были натыканы сотни мелких гвоздей шляпками с-исподи, остриями вверх, они высовывались из войлока чуть не на полвершка.

Тепӗр кун ирхине Рахметов хозяйки, сехри хӑпса тухнӑскер, Кирсанов патне чупса пырать:
На другое утро хозяйка Рахметова в страшном испуге прибежала к Кирсанову:

Петербургран тухса кайса иккӗмӗш хут, — юлашки хут, та-и, тен, — ҫухаличчен пӗр ҫул малтан Рахметов Кирсанова: «Ҫивӗч япаласемпе кастарсан сурана ӳт илтермелли маҫ парӑр-ха мана, чылаях кирлӗ» тенӗ.
За год перед тем как во второй и, вероятно, окончательный раз пропал из Петербурга, Рахметов сказал Кирсанову: «Дайте мне порядочное количество мази для заживления ран от острых орудий».

Ҫак калаҫу ытла тӗлӗнмелле пулчӗ пулин те, Рахметов йӑлтах тӗп-тӗрӗс тунӑ: калаҫма пуҫланӑ чухне те, калаҫса пӗтернӗ чухне те, — вӑл малтан ман ҫинчен лайӑх ыйтса пӗлсен кӑна ӗҫе тытӑннӑ; эпӗ ӑна чӑнах та хам мӗн шухӑшланине каламан, ҫавӑнпа вӑл мана суеҫ теме те пултарнӑ, ҫакӑ вӑл маншӑн нимӗн чухлӗ те кӳренмелле пулман, Рахметов каланӑ пек, «хальхинче» тесен, мана вӑл пӗртте вӗчӗлтеттермен, мӗншӗн тесен ҫавӑн пек ӗҫ пулнӑ, вӑл хӑй те мана ӗлӗкхи пекех шанма, тен, хисеплеме те пултарнӑ.
При всей дикости этого случая Рахметов был совершенно прав: и в том, что начал так, потому что ведь он прежде хорошо узнал обо мне и только тогда уже начал дело, и в том, что так кончил разговор; я действительно говорил ему не то, что думал, и он действительно имел право назвать меня лжецом, и это нисколько не могло быть обидно, даже щекотливо для меня «в настоящем случае», по его выражению, потому что такой был случай и он действительно мог сохранять ко мне прежнее доверие и, пожалуй, уважение.

— «Рахметов вӑл.
— «Это Рахметов.

Тепӗр минутран Рахметов мана хирӗҫ пырса ларчӗ, пире диван патӗнчи пӗчӗк сӗтел кӑна уйӑрса тӑрать, хушӑмӑр пӗр аршӑн ҫурӑран ытла мар ӗнтӗ, пырса ларчӗ те шӑтарас пек пӑхма пуҫларӗ.
Через минуту Рахметов сел прямо против меня, всего только через небольшой стол у дивана, и с этого-то расстояния каких-нибудь полутора аршин начал смотреть мне в лицо изо всей силы.

«Каҫарсамӑр мана, ман вӑхӑт ҫук, ерҫейместӗп» тенӗ те Рахметов ун патӗнчен пӑрӑнса кайнӑ.
Рахметов говорил: «Вы меня извините, мне некогда», — и отходил.

Ҫакӑ ӑна кӑштах хирӗҫ калама пулӑшнӑ; вӑл кама та пулин питӗ хытӑ питлеме тытӑнсан, леш ӑна: «Ара, пӗртте ӗненмелле мар-ҫке, — туртатӑн вӗт эсӗ» тенӗ, — ун чухне Рахметов тата ытларах питлеме тытӑннӑ, анчах та вӑл халӗ ҫурри ытла ӗнтӗ хӑйне ятланӑ, леш ҫынна вара ҫапах та сахалтарах лекнӗ, апла пулин те Рахметов ӑна йӑлтах манса хӑварман.
Только она и давала некоторую возможность отбиваться от него: если уж начнет слишком доезжать своими обличениями, доезжаемый скажет ему: «Да ведь совершенство невозможно, — ты же куришь», — тогда Рахметов приходил в двойную силу обличения, но большую половину укоризн обращал уже на себя, обличаемому все-таки доставалось меньше, хоть он не вовсе забывал его из-за себя.

16-ра чухне, Петербурга килсен, Рахметов ытлашши нимпех те палӑрман, яш пулнӑ, пӗвӗпе чылай ҫӳллӗскер, вӑл самаях тӗреклӗ пулнӑ, анчах та вӑй енчен мухтанмалли нимех те пулман: унпа пӗр ҫулти пӗр вунӑ яшран иккӗшӗ ӑна хӑй айне хума пултарнӑ та пулӗ.
Рахметов в шестнадцать лет, когда приехал в Петербург, был с этой стороны обыкновенным юношею довольно высокого роста, довольно крепким, но далеко не замечательным по силе: из десяти встречных его сверстников наверное двое сладили бы с ним.

Пирӗн пӗлӗш Рахметов ҫулталӑкра 400 тенкӗпе пурӑннине пӗлнӗ эпир; студентшӑн пулсан, вӑл ун чухне сахал пулман, анчах Рахметовсен йӑхӗнчи ҫӗр улпучӗшӗн ытла та сахал пулнӑ ҫав; ҫавӑнпа та пирӗнтен кашниех хӑй ӑшӗнче пирӗн Рахметов Рахметовсен йӑхӗн мӗнле те пулин юхӑнса ҫӗрсӗр-мӗнсӗр тӑрса юлнӑ сыппинчен тухнӑ пуль, хысна палатинче ӗҫлекен мӗнле те пулин советникӗн, ачисене нумаях мар мул хӑварнӑскерӗн, ывӑлӗ пуль тесе шутланӑ, эпир ҫавна пӗлесшӗн пурте ытлашши тӑрӑшса кайман.
И знали мы, что наш знакомый Рахметов проживает в год рублей четыреста; для студента это было тогда очень немало; но для помещика из Рахметовых уж слишком: мало; потому каждый из нас, мало заботившихся о подобных справках, положил про себя без справок, что наш Рахметов из какой-нибудь захиревшей и обеспоместившейся ветви Рахметовых, сын какого-нибудь советника казенной палаты, оставившего детям небольшой капиталец.