Поиск

Обломов

Унӑн чӑн-чӑн туйӑмне витӗр курайман пирки, Обломов ӑна ахаль ҫапла кӑмӑллӑ ҫын вырӑнне ҫеҫ хурса пурӑнать.
У Обломова не были открыты глаза на настоящее свойство ее отношений к нему, и он продолжал принимать это за характер.

Агафья Матвеевна Обломов умӗнче курнӑҫланма е хӑй ӑшӗнче мӗн пулса иртнине палӑртма кӑна мар, паҫӑр каларӑшле, кун ҫинчен шухӑшлама та, ӑнланса илме те пултараймасть; кун пек туйӑм хӑйӗн халиччен пулнине те астумасть; унӑн юратӑвӗ хӑй Обломова мӗн виличченех пӑхӑнма хатӗрринчен ҫеҫ палӑрать.
Сама Агафья Матвеевна не в силах была не только пококетничать с Обломовым, показать ему каким-нибудь признаком, что в ней происходит, но она, как сказано, никогда не сознавала и не понимала этого, даже забыла, что несколько времени назад этого ничего не происходило в ней, и любовь ее высказалась только в безграничной преданности до гроба.

Агафья Матвеевна ҫакӑн ҫинчен шухӑшламасть, ҫакна тавҫӑрса та илмест, анчах кам та пулин Обломов килнӗренпе унӑн кӑмӑлӗ мӗнле ҫаврӑннине сӑнаса, ӑнлантарса парас пулсан, урӑхла мар, шӑпах ҫанашкал ӑнлантарса панӑ пулӗччӗ.
Она не думала, не сознавала ничего этого, но если б кто другой вздумал уследить и объяснить впечатление, сделанное на ее душу появлением в ее жизни Обломова, тот бы должен был объяснить его так, а не иначе.

Агафья Матвеевна Обломов пек ҫынсене малтан сахал куркаланӑ, курсан та аякран ҫеҫ курнӑ; тен, вӗсем ӑна килӗшнӗ те пулӗ, анчах вӗсем ун ҫывӑхӗнче мар, урӑх таврара пурӑннӑ, ҫавӑнпа вӗсемпе ҫывӑхланма нимле те май пулман.
Агафья Матвеевна мало прежде видала таких людей, как Обломов, а если видала, так издали, и, может быть, они нравились ей, но жили они в другой, не в ее сфере, и не было никакого случая к сближению с ними.

Унран: эсӗ ӑна саватӑн-и? тесе ыйтас пулсан, вӑл каллех кулса илӗччӗ те юрататӑп тейӗччӗ; анчах Обломов ун патӗнче эрне кӑна пурӑннӑ пулсан та, вӑл ҫаплах калӗччӗ.
Если б ее спросили, любит ли она его, она бы опять усмехнулась и отвечала утвердительно, но она отвечала бы так и тогда, когда Обломов жил у нее всего с неделю.

Вӑл, ним чӗнмесӗр, Обломовшӑн тӑрӑшать: унӑн кашни кӗпи мӗнлине пӗлсе тӑрать, унӑн ҫӗтӗлнӗ чӑлхисем ҫинчи шӑтӑксене шутлать, вӑл вырӑн ҫинчен хӑш ури ҫине малтан пусса тӑнине пӗлет, унӑн куҫне хӑҫан урпа тухнине, вӑл мӗнле апата мӗн чухлӗ ҫинине, хаваслӑ е кичем пулнине, мӗн чухлӗ ҫывӑрнине асӑрхасах тӑрать, — Обломов хӑйшӗн кам иккенне, хӑй уншӑн ма чӑрманнине пӗлме шутламасӑр, уншӑн ӗмӗр тӑршшӗпех тӑрӑшнӑ пек тӑрӑшать.
Она молча приняла обязанности в отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки на чулках, знала, какой ногой он встает с постели, замечала, когда хочет сесть ячмень на глазу, какого блюда и по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.

Канлӗ вырнаҫса ларать те ҫӗлеме пикенет, сасартӑк Обломов Захара: кофе пар! тесе кӑшкӑрать, — Агафья Матвеевна ҫавӑнтах кухньӑна сиксе ӳкет, теме тӗллесе перес пекех, питӗ тинкерсе пӑхать, кашӑк илет те ҫутӑ ҫинелле тытса, кофине пӗр виҫӗ кашӑк юхтарса пӑхать: лайӑх вӗренӗ-и вӑл, тӑрӑлнӑ-и, ытла ҫӑра та ан пултӑрччӗ, хӑйма ҫийӗ хытнӑ-и, хытман-и?
Начнет шить, усядется покойно, вдруг Обломов кричит Захару, чтоб кофе подавал, — она, в три прыжка, является в кухню и смотрит во все глаза так, как будто прицеливается во что-нибудь, схватит ложечку, перельет на свету ложечки три, чтоб узнать, уварился ли, отстоялся ли кофе, не подали бы с гущей, посмотрит, есть ли пенки в сливках.

Анчах Обломов чӗрӗлчӗ кӑна, кӑмӑллӑн кулкалама пуҫларӗ кӑна, ун ҫине ӗлӗкхилле пӑхма, кӑмӑллӑн алӑк уҫса, унпа шӳтлеме пуҫларӗ кӑна — вӑл каллех самӑрланчӗ, каллех хавхаланса, ҫивӗчленсе, хавасланса, анчах малтанхинчен кӑшт урӑхларах ӗҫлеме пикенчӗ; малтан вӑл кунӗпех, лайӑх тунӑ машина евӗр, пӗр пек, тӗрӗс ӗҫлесе ҫӳретчӗ, ярӑнса утатчӗ, шӑппӑн та, хыттӑн та мар калаҫатчӗ, кофе авӑртатчӗ, сахӑр кататчӗ, мӗн те пулин аллатчӗ, ҫӗлеме ларсан, ун аллинчи йӗп сехет йӗппи пекех пӗр виҫепе вылянатчӗ; унтан вӑл васкамасӑр ура ҫине тӑратчӗ; кухньӑна ҫитиччен чарӑнса шкап уҫатчӗ, тем илетчӗ те кайса хуратчӗ — йӑлтах машинӑ пек тӑватчӗ.
Но только Обломов ожил, только появилась у него добрая улыбка, только он начал смотреть на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком: бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко, намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь, сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет, не суетясь; там остановится на полдороге в кухню, отворит шкаф, вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.

Мӗншӗн-ха вара Обломов сывалнӑ хыҫҫӑн та, хӗлӗпех салхуллӑ чух, унпа аран ҫеҫ калаҫнӑ чух, ун пӳлӗмне кӗмен чух, вӑл мӗн тунине пӗлесшӗн мар чух, унпа шӳтлесе кулман чух — вӑл начарланчӗ, мӗншӗн сасартӑк сӳрӗкленчӗ, йӑлтах сивӗннӗ пек пулчӗ: кофе авӑртать-и — мӗн тунине те астумасть, е цикорий ярса тултарать те кофине ӗҫме ҫук — хӑй, чӗлхи ҫӗтнӗ пекех, ним те туймасть.
Отчего же, когда Обломов, выздоравливая, всю зиму был мрачен, едва говорил с ней, не заглядывал к ней в комнату, не интересовался, что она делает, не шутил, не смеялся с ней — она похудела, на нее вдруг пал такой холод, такая нехоть ко всему: мелет она кофе — и не помнит, что делает, или накладет такую пропасть цикория, что пить нельзя — и не чувствует, точно языка нет.

Анчах мӗншӗн-ха, Обломов чирлесен, вӑл ун патне никама та кӗртместчӗ, пӳлӗм урайне кавирсем, кӗҫҫесем саратчӗ, чӳречесене карса хуратчӗ, Ванькӑпа Маша кӑшт кӑшкӑрсанах е хытӑрах кулсанах вӑл, кӑмӑллӑ та йӑвашскер, хаярланса ӳкетчӗ?
А отчего, когда Обломов сделался болен, она никого не впускала к нему в комнату, устлала ее войлоками и коврами, завесила окна и приходила в ярость — она, такая добрая и кроткая, если Ваня или Маша чуть вскрикнут или громко засмеются?

Халӗ ак, Обломов театра кайсан, е Иван Герасимович патӗнче ытларах ларсан, вӑл ҫывӑраймасть, енчен енне ҫаврӑнкалать, сӑхсӑхать, ассӑн сывлать, куҫӗсене хупать — ҫапах ыйхи ҫук та ҫук!
Теперь же, если Обломов поедет в театр или засидится у Ивана Герасимовича и долго не едет, ей не спится, она ворочается с боку на бок, крестится, вздыхает, закрывает глаза — нет сна, да и только!

Захар, шӑлас тенӗ чух, тусан шӑлать, ун шӑласси килмен чух — Анисья ҫил-тӑвӑл пек вӗҫсе кӗрет те пӑртак сапунӗпе, пӑртак ҫара аллипе, сӑмсипе тенӗ пекех, йӑлт шӑлса, вӗрсе, туртса антарса тасатать те ҫухалать; е, тата, Обломов сада тухсан, кил хуҫи арӑмӗ ун пӳлӗмне кӗрет, йӗркесӗрлӗхе курсан, пуҫне пӑркалать те, тем мӑкӑртатса, минтерӗсене хӑпартлантарса хурать, ҫав хушӑрах минтер пичӗсене пӑхать те: каллех улӑштармалла, тесе пӑшӑлтатать, вара вӗсене хывса илет, чӳречесене шӑлса тасатать, диван хыҫне тӗрӗслет те тухса каять.
Последний, если хотел, стирал пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку дивана и уйдет.

Обломов ҫемьепе пӗрле виҫӗ сехетре апатланать, кил хуҫи арӑмӗн пиччӗшӗ кӑна, ӗҫрен питӗ кая юлса таврӑннӑран, кухньӑра уйрӑм ҫиет.
Обломов обедал с семьей в три часа, только братец обедали особо, после, больше в кухне, потому что очень поздно приходили из должности.

Кил хуҫи арӑмӗ пиччӗшӗпе калаҫса пӑхрӗ, тепӗр кунне вара Обломов кухнинчен япаласене йӑлтах Пшеницына кухнине куҫарчӗҫ; кӗмӗл кашӑк таврашне, чашӑк-тирӗке те унти буфета хучӗҫ, Акулинӑна кухньӑран чӑх-чӗп пӑхакан, пахчара ӗҫлекен туса хучӗҫ.
Хозяйка поговорила с братцем, и на другой день из кухни Обломова все было перетаскано на кухню Пшеницыной; серебро его и посуда поступили в ее буфет, а Акулина была разжалована из кухарок в птичницы и в огородницы.

Обломов, хӑйшӗн кил хуҫи арӑмӗ тӑрӑшнине кура, пӗррехинче ӑна, шӳтленӗ майлӑрах, ҫапла сӗнчӗ: ман апат-ҫимӗҫ пирки пӗтӗм ӗҫе хӑвӑр ҫине илсемӗр, мана тӗрлӗ чӑрмавсенчен хӑтарсамӑр, терӗ.
Обломов, видя участие хозяйки в его делах, предложил однажды ей, в виде шутки, взять все заботы о его продовольствии на себя и избавить его от всяких хлопот.