Поиск

Егорушка

Егорушка тӳпе пӗчӗккӗн-пӗчӗккӗн мӗнле тӗксӗмленнине, ҫӗр ҫине сӗмлӗх епле аннине, ҫӑлтӑрсем пӗрин хыҫҫӑн тепри ҫунма тытӑннине курчӗ.
Видел Егорушка, как мало-помалу темнело небо и опускалась на землю мгла, как засветились одна за другой звезды.

Егорушка, ҫурӑмӗ ҫине выртса, аллисене пуҫӗ айне хурса, тӳпенелле пӑхса пычӗ.
Егорушка лежал на спине и, заложив руки под голову, глядел вверх на небо.

Егорушка каллех ҫӑм миххи ҫине хӑпарса выртрӗ, лав, хуллен чӗриклете-чӗриклете, унталла-кунталла суланкаларӗ, аялта Пантелей утса пычӗ, урисемпе тӑпӑртатса, пӗҫҫисене аллипе ҫапа-ҫапа илчӗ, сывлӑшра, ӗнерхи пекех, ҫеҫенхир кӗвви янӑраса тӑчӗ.
Опять Егорушка лежал на тюке, воз тихо скрипел и покачивался, внизу шел Пантелей, притопывал ногами, хлопал себя по бедрам и бормотал; в воздухе по-вчерашнему стрекотала степная музыка.

Егорушка каллех яла каяс тенӗччӗ, анчах шухӑшларӗ те, анасласа илсе, мучипе юнашар выртрӗ.
Егорушка хотел было опять пойти в деревню, но подумал, позевал и лег рядом со стариком.

— Мучи, час каятпӑр-и эпир? — ыйтрӗ Егорушка Пантелейрен.
— Дед, скоро мы поедем? — спросил Егорушка у Пантелея.

Егорушка шӗлепкине хыврӗ, нимӗн те чӗнмерӗ, анчах ҫӑварӗнчи пӑтӑ тутине ҫавӑнтах туйми пулса ларчӗ, тата Пантелейна Вася хӑй хутне мӗнле кӗни те ун хӑлхине кӗмерӗ ӗнтӗ.
Егорушка снял шляпу и не сказал ни слова, но уж не понимал вкуса каши и не слышал, как вступились за него Пантелей и Вася.

Вырӑс ҫынни вӑл аса илме юратать, анчах пурӑнма юратмасть; Егорушка ҫавна пӗлеймест-ха, ҫавӑнпа та вӑл пӑттине ҫисе яричченех хуран тавра ларса тухнӑ ҫак ҫынсем пурте пурнӑҫ кӳрентернӗ телейсӗр ҫынсем пулнине пӗтӗм чун-чӗрипе ӗненсе лартма ӗлкӗрчӗ.
Русский человек любит вспоминать, но не любит жить; Егорушка еще не знал этого, и, прежде чем каша была съедена, он уж глубоко верил, что вокруг котла сидят люди, оскорбленные и обиженные судьбой.

Ҫак калаҫуран Егорушка акӑ мӗн ӑнланса илчӗ; ҫулпа характерӗсене пӑхмасӑрах, унӑн ҫӗнӗ пӗлӗшӗсене пурне те пӗтӗмӗшле пӗр япала пӗрьевӗрлетет иккен: иртнӗ пурнӑҫӗ вӗсен пурин те питӗ чаплӑ пулнӑ, хальхи пурнӑҫӗ вара кашнинех чӑтма ҫук начар; хӑйсен иртнӗ пурнӑҫӗ ҫинчен вӗсем пурте-пурте каҫса кайсах мухтанса калаҫрӗҫ, хальхи пурнӑҫне ним вырӑнне хумасӑр йӗрӗне пуҫларӗҫ.
Из этого разговора Егорушка понял, что у всех его новых знакомых, несмотря на разницу лет и характеров, было одно общее, делавшее их похожими друг на друга: все они были люди с прекрасным прошлым и с очень нехорошим настоящим; о своем прошлом они, все до одного, говорили с восторгом, к настоящему же относились почти с презрением.

Егорушка шыв хӗррине таврӑннӑ чухне ҫыранра вут ҫунатчӗ Лавҫӑсем апат пӗҫеретчӗҫ.
Когда Егорушка вернулся к реке, на берегу дымил небольшой костер, это подводчики варили себе обед.

Егорушка, хуҫланакан тенкел ҫине ларса, чей ӗҫме пуҫларӗ.
Егорушка сел на складной стул и стал пить.

— Юрать ӗҫме, — ирхи чей пирки хытӑ тунсӑхланӑ пулин те, пит хавасах маррӑн килӗшрӗ Егорушка.
— Пожалуй выпью… — согласился Егорушка с некоторой неохотой, хотя чувствовал сильную тоску по утреннем чае.

Пӗр хушӑ вӑл та, Егорушка та чӗнмерӗҫ.
Какое-то время и он, и Егорушка молчали.

Егорушка ӗнер еврейка панӑ пӗремӗкне кӗсьинчен кӑларчӗ те: — Ак ҫакӑн пек пӗремӗксем мӗн хак тӑраҫҫӗ сан? — тесе ыйтрӗ.
Егорушка достал из кармана пряник, подаренный ему вчера еврейкой, и спросил: — А такие пряники у тебя почем?

— Пар-ха мана пӗр пуслӑх хӗвелҫаврӑнӑш! — терӗ ӑна Егорушка.
— Дай мне на копейку подсолнухов! — обратился к нему Егорушка.

Егорушка васкамасӑр тухрӗ те чиркӳ умӗнче уткаласа ҫӳреме тытӑнчӗ.
Егорушка не спеша вышел из церкви и пошел бродить по площади.

Егорушка хӑвӑрт сиксе тӑчӗ те ун патне чупса пычӗ.
Егорушка быстро вскочил с земли и побежал к нему.

Егорушка иконостас патнех пычӗ те турӑшсене пуҫҫапма пуҫларӗ.
Егорушка подошел к иконостасу и стал прикладываться к местным иконам.