Поиск

Шырав ĕçĕ:

пулса (тĕпĕ: пул) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Вӗсен ҫӗршывӗ урлӑ иртсе ҫӳрекенсем ҫук, ҫавӑнпа та ҫут тӗнчере мӗн пулса иртнине пӗлтерекен хыпарсене те вӗсем илтмеҫҫӗ: йывӑҫ савӑт-сапа турттаракансем вӗсенчен ҫирӗм ҫухрӑмра кӑна пурӑнаҫҫӗ, анчах кусем те вӗсенчен ытлашши пӗлмеҫҫӗ.
И как уголок их был почти непроезжий, то и неоткуда было почерпать новейших известий о том, что делается на белом свете: обозники с деревянной посудой жили только в двадцати верстах и знали не больше их.

IX сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Ҫаратни те, ҫынна вӗлерни те ҫавнашкал ытти хӑрушӑ ӗҫсем те пулса иртмеҫҫӗ унта; кӑмӑл вӑйлӑн туртни те, хуйхӑллӑ ӗҫсем те вӗсен чӗрине пӑшӑрхантармаҫҫӗ.
Ни грабежей, ни убийств, никаких страшных случайностей не бывало там; ни сильные страсти, ни отважные предприятия не волновали их.

Вӗсем унта Швейцаринчи е Шотлӑндири евӗрлӗ мӗнле те пулин каҫа курайман пулӗччӗҫ: ҫав ҫӗршывсенче пӗтӗм ҫутҫанталӑк — вӑрман та, шыв та, хӳшӗсен стенисем те, хӑйӑр сӑрчӗсем те — пурте тӗксӗм хӗрлӗ ҫутӑпа ҫуннӑн ялтӑртатса тӑраҫҫӗ; пӗр-пӗр Ледипе пӗрле мӗнле те пулин ҫурт-йӗр ишӗлчӗкӗсем патӗнче уҫӑлса ҫӳренӗ хыҫҫӑн кукӑр-макӑр хӑйӑрлӑ ҫулпа тӗреклӗ замока васкакан юланутлӑ арҫынсен мӗлкисем ҫав тӗксӗм хӗрлӗ тӗс ҫинче яр-уҫҫӑнах палӑрса тӑраҫҫӗ; замокра вӗсене Вальтер Скотт пирӗн асра хӑварнӑ нумай картинӑсем кӗтеҫҫӗ — икӗ роза хушшинче пулса иртнӗ вӑрҫӑ ҫинчен аслашшӗ каласа пани, хир качаки ашӗнчен пӗҫернӗ каҫхи апат тата лютня каласа ҫамрӑк мисс юрласа панӑ баллада.
Не удалось бы им там видеть какого-нибудь вечера в швейцарском или шотландском вкусе, когда вся природа — и лес, и вода, и стены хижин, и песчаные холмы — все горит точно багровым заревом; когда по этому багровому фону резко оттеняется едущая по песчаной извилистой дороге кавалькада мужчин, сопутствующих какой-нибудь леди в прогулках к угрюмой развалине и поспешающих в крепкий замок, где их ожидает эпизод о войне двух роз, рассказанный дедом, дикая коза на ужин да пропетая молодою мисс под звуки лютни баллада — картины, которыми так богато населило наше воображение перо Вальтера Скотта.

Турӑ пилленӗ ҫак кӗтесре мӗнле те пулин ҫавнашкал ӗҫсем пулса иртни ҫинчен никамӑн та, нихҫан та хаҫатсенче вулама тӗл килмен.
В газетах ни разу никому не случилось прочесть чего-нибудь подобного об этом благословенном Богом уголке.

Хӗл, пырса перӗнме ҫук сивӗ кӑмӑллӑ пике пек, вӑхӑтлӑ килекен ӑшӑччен хӑй кӑмӑлне чарса тӑрать; ӑнсӑртран ӑшӑткаласа виртлемест, халиччен илтмен сивӗсемпе ҫынна авса пӑрахмасть; пурте кулленхи ҫутҫанталӑкӑн палӑртса хунӑ тивӗҫлӗ йӗркипе пулса пырать.
Зима, как неприступная, холодная красавица, выдерживает свой характер вплоть до узаконенной поры тепла; не дразнит неожиданными оттепелями и не гнет в три дуги неслыханными морозами; все идет обычным, предписанным природой общим порядком.

Этемӗн шӑпипе тивӗҫлӗхне чун-чӗрипе чӗррӗн те уҫҫӑн курсан, ҫав тивӗҫлӗхпе хӑйӗн пурнӑҫне танлаштарса пӑхсан, пурнӑҫ ыйтӑвӗсем пӗрин хыҫҫӑн тепри тӗттӗм ишӗлчӗкре хӗвел ҫутинчен хӑраса вӑраннӑ кайӑксем пек хускалсан, Обломова хӑрушӑ пулса кайрӗ.
Как страшно стало ему, когда вдруг в душе его возникло живое и ясное представление о человеческой судьбе и назначении, и когда мелькнула параллель между этим назначением и собственной его жизнью, когда в голове просыпались один за другим и беспорядочно, пугливо носились, как птицы, пробужденные внезапным лучом солнца в дремлющей развалине, разные жизненные вопросы.

VIII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Ну, каях ӗнтӗ халь! — терӗ вӑл, Захарпа килӗшнӗ пек пулса.
— Ну, теперь иди с Богом! — сказал он примирительным тоном Захару.

Вӑл хуллен ӗсӗклесе макӑрма тытӑнчӗ; хальхинче хӑйӑлтатнипе хӑрӑлтатнӑ сасӑ пӗрлешсе кайрӗҫ те нимӗнле инструментпа та калама май ҫук сасӑ пулса тухрӗ мӗнле те пулин китай халӑхӗн гонгӗпе е инди халӑхӗн там-тамӗпе ҫавнашкал сасӑ кӑларма пулӗччӗ-и тен.
Он начал понемногу всхлипывать; сипенье и хрипенье слились в этот раз в одну, невозможную ни для какого инструмента ноту, разве только для какого-нибудь китайского гонга или индийского тамтама.

Вырнаҫтарса пӗтернӗ пек туйӑнать… пӑхатӑн та, мӗн те пулин юлнӑ: чӳрече каррисем ҫакмалла, картинкӑсем ҫапмалла — чуна кӑларса илет, пурӑнас килми пулса ҫитет…
Кажется, все расставлено… смотришь, что-нибудь да осталось; шторы привесить, картинки приколотить — душу всю вытянет, жить не захочется…

Ӗлӗк хӑяр пек ҫавракаччӗ эсир, халӗ ав, килте ларма пуҫланӑранпа мӗнле пулса кайнине турӑ пӗлет.
Прежде вы были как огурчик, а теперь, как сидите, Бог знает на что похожи.

Кам усал тӑвас тет сире? — мӑкӑртатрӗ Захар, ҫакӑн пек хирӗҫсе калаҫмалла пулса тухнишӗн именсе.
Кто вам зла желает? — ворчал Захар в совершенном смущении от трагического оборота, который начинала принимать речь.

— Шуйттан пӗлет-и, темӗнле пулса тухать: кашнинчех тӗрлӗрен тухать! — терӗ Обломов.
— Черт знает, что за вздор выходит: всякий раз разное! — сказал Обломов.

Вӑл пӑшӑлтатса илчӗ те сӑмахсене улӑштарса лартрӗ, анчах капла который тени этаж пирки каланӑ пек пулса тухрӗ.
Он пошептал и переставил слова: вышло, что который относится к этажу — опять неловко.

Ҫав хушӑра сан патна пӗр-пӗр хӗрлӗ питлӗ хӗр-тарҫӑ курӑк ҫине е ирхи апат, е кӑнтӑрлахи апат пырса парать, хӑйӗн чавсисем ҫара, ҫаврашка та ҫемҫешке, мӑйӗ хӗвелпе пиҫсе хуралнӑ; вӑтаннӑ пек пулса, юри ҫӗрелле пӑхса кулать вӑл…
А тут тебе на траву то обед, то завтрак принесет какая-нибудь краснощекая прислужница, с голыми, круглыми и мягкими локтями и с загорелой шеей; потупляет, плутовка, взгляд и улыбается…

Акӑ вӑл ҫуллахи каҫ веранда ҫинче, сулхӑнра, чей ӗҫмелли сӗтел хушшинче, ларать пек, ун аллинче вӑрӑм чӑпӑклӑ чӗлӗм; вӑл ӳркевлӗн чӗлӗм туртса, умӗнчи ҫутҫанталӑк илемӗпе, уҫӑ сывлӑшпа, шӑплӑхпа киленет; инҫетре сарӑ уй курӑнать, палланӑ хурӑнлӑх хыҫне анса ларакан хӗвел тӗкӗр пек тикӗс пӗве ҫине хӗрлӗ тӗс ӳкерет; сулхӑн ҫапать, каҫ пулса килет; хресченсем ушкӑнӑн-ушкӑнӑн хиртен кӗреҫҫӗ.
Ему представилось, как он сидит в летний вечер на террасе, за чайным столом, под непроницаемым для солнца навесом деревьев, с длинной трубкой, и лениво втягивает в себя дым, задумчиво наслаждаясь открывающимся из-за деревьев видом, прохладой, тишиной; а вдали желтеют поля, солнце опускается за знакомый березняк и румянит гладкий, как зеркало, пруд; с полей восходит пар; становится прохладно, наступают сумерки, крестьяне толпами идут домой.

Пирвайхи икӗ сӑлтавӗ пирки тавлашма та пулать-ха, анчах, питех кирлӗ пулсан, вӑл виҫҫӗмӗш сӑлтавне калать те, вара унпа кирек мӗнле хирӗҫни те усӑсӑр, вӑл пурпӗрех айӑпсӑр пулса юлать.
В первых двух случаях еще можно было спорить с ним, но когда он, в крайности, вооружался последним аргументом, то уже всякое противоречие было бесполезно, и он оставался правым без апелляции.

VII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Манӑн акӑ яланах леш тӑлӑх арӑм патне ҫӳреме пуҫларӗ, — шӑппӑн хӑрӑлтатать вӑл, ӗнентересшӗн пулса, — ӗнер ун патне ҫыру та ҫырчӗ.
— Мой-то повадился вон все к той вдове ходить, — хрипел он тихо, по доверенности, — вчера писал записку к ней.

Тепӗр чухне вӑл этемлӗхӗн айӑпне, ултава, элеке, тӗнчипе сарӑлнӑ усал-тӗселе курайми пулса ҫитет те — ҫынна унӑн суранне кӑтартса парасшӑн ҫунать, унтан сасартӑк унӑн пуҫӗнче шухӑшсем тинӗсри хумсем пек вылянма тытӑнаҫҫӗ, унтан вӗсем ӗмӗт пулса тӑраҫҫӗ, пӗтӗм юна вӗрилентереҫҫӗ, хул шӑнӑрӗсене хускатаҫҫӗ, юн тымарӗсене хытараҫҫӗ, ӗмӗтсем ӑна мӗнле те пулин ӗҫ тума хистеҫҫӗ; вӑл, шухӑшсемпе хавхаланнӑскер, пӗр минутрах икӗ-виҫӗ хутчен ҫаврӑна-ҫаврӑна выртать е куҫӗсене йӑлкӑштарса вырӑн ҫинчен ҫурри таран ҫӗкленет, аллине тӑсса йӗри-тавра хавхалануллӑн пӑхкалать…
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…

VI сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Ҫав хӗрес майри вӗт — эпӗ, карт каласа кӑтартнӑ инкек вӑл манпа пулса иртет…
Ведь эта трефовая дама — я, это со мной будет несчастье, про что сказали карты…

X сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 3–84 с.

Асамлӑхӗпе тыткӑнлакан темӗнле ытармалла мар юмах пулса тӑчӗ ҫак каҫ пӗтӗмпех.
И вся эта ночь слилась в какую-то волшебную, чарующую сказку.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика