Поиск

Тарантьев

— Акӑ тата мӗн шухӑшласа кӑларчӗ, сивӗ ҫӗртен! — йӗрнӗ пек каларӗ Тарантьев.
— Вот еще что выдумал, с холода! — заголосил Тарантьев.

— Сывӑ-и, земляк, — пат татса каларӗ Тарантьев, ҫӑмлӑ аллине Обломов еннелле тӑсса.
— Здравствуй, земляк, — отрывисто сказал Тарантьев, протягивая мохнатую руку к Обломову.

Кунсӑр пуҫне вӑл хӑйне Тарантьев чӑнласах мӗнле те пулин усӑллӑ канаш пама пултарасса ӗненет.
Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.

Ыйхӑпа канлӗх хупӑрласа, тӑракан пӳлӗме Тарантьев пурнӑҫ, хускану, тепӗр чухне тата хулари хыпарсене илсе килет.
В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне.

Тарантьев ҫав тери нумай шавлать, Обломовӑн кичемлӗхне сирет, ӑна вырӑнтан хускатать.
Тарантьев делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки.

Хӑйӗн ӑшӗнчи усӑсӑр вӑя туйса тӑнӑран-и, тен, Тарантьев ҫынсемпе хытӑ, кӑмӑллӑн, ырӑ сунмасӑр калаҫнӑ, яланах ҫилленнӗ, вӑрҫнӑ.
Может быть, от этого сознания бесполезной силы в себе Тарантьев был груб в обращении, недоброжелателен, постоянно сердит и бранчив.

Ҫапла вара Тарантьев ӗмӗрлӗхех теоретик ҫеҫ пулса юлнӑ.
Так Тарантьев и остался только теоретиком на всю жизнь.

Акӑ мӗн — Тарантьев калаҫма ҫеҫ ӑста пултарнӑ; сӑмахпа вӑл пур ӗҫе те, уйрӑмах ҫын ӗҫне, уҫӑмлӑн та ҫӑмӑллӑн татса панӑ; анчах пӗр пӗчӗк ӗҫ тумалла пулсанах, тӳррипе каласан, хӑйӗн теорийӗпе практикӑра усӑ курмалла пулсанах, вӑл вара пачах урӑх ҫын пулнӑ; вӑл унта пултарайман — ӑна сасартӑках йывӑрлӑх та, чир те кансӗрленӗ, ӑна ҫынсенчен те лайӑх мар-мӗн, е уншӑн мӗнле те пулин урӑх ӗҫ сиксе тухнӑ, вӑл ҫав ӗҫе пуҫӑнман, пуҫӑнсан та — ӗҫ мӗнпе вӗҫленессине курма турӑ ан хуштӑр.
Дело в том, что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно что касалось других; но как только нужно было двинуть пальцем, тронуться с места — словом, применить им же созданную теорию к делу и дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется, а если и примется, так не дай Бог что выйдет.

Тарантьев ҫивӗч те чее ӑслӑ ҫын; пурнӑҫри мӗнле те пулин ыйтӑва е пӑтрашуллӑ суд ӗҫне никам та унран лайӑх татса пама пултараймасть: вӑл кирек мӗнле ӗҫре те мӗн тумаллине ҫийӗнчех палӑртса хурать те, хӑй шухӑшне питӗ чеен ҫирӗплетсе кӑтартать, юлашкинчен тата, ялан тенӗ пекех, хӑйпе пӗр-пӗр ӗҫ пирки канашлакан ҫынна вӑрҫса тӑкать.
Тарантьев был человек ума бойкого и хитрого; никто лучше его не рассудит какого-нибудь общего житейского вопроса или юридического запутанного дела: он сейчас построит теорию действий в том или другом случае и очень тонко подведет доказательства, а в заключение еще почти всегда нагрубит тому, кто с ним о чем-нибудь посоветуется.

Тарантьев пур япала ҫине те кӑмӑлсӑррӑн, ҫурма йӗрӗнсе, ниме те ырӑ суймасӑр пӑхать, вӑл тӗнчере пурне те, йӑлтах вӑрҫма хатӗр; вӑл мӗнле те пулин тӗрӗс мар кӳрентернӗ ҫын, е хӑйӗн темле тивӗҫлӗ хакне тупайман ҫын тейӗн, е тата, вӑл ҫирӗп кӑмӑллӑ ӑнӑҫсӑр ҫын, хӑй шӑпине ирӗксӗррӗн те кулянмасӑр пурӑннӑскер пулӗ, тейӗн.
Тарантьев смотрел на все угрюмо, с полупрезрением, с явным недоброжелательством ко всему окружающему, готовый бранить все и всех на свете, как будто какой-нибудь обиженный несправедливостью или непризнанный в каком-то достоинстве, наконец как гонимый судьбою сильный характер, который недобровольно, неуныло покоряется ей.

Ку ҫын — Михей Андреевич Тарантьев, Обломовпа пӗр енчисем.
Это был Михей Андреевич Тарантьев, земляк Обломова.

Тарантьев апата килет: паян шӑматкун.
Тарантьев обедать придет: сегодня суббота.