Поиск

Ромашов

— Мӗн япала, ара, ҫак юлашкинчен?! — сехӗрленчӗклӗн кӑшкӑрса ячӗ Ромашов.
— Да что же это такое наконец?! — воскликнул в тревоге Ромашов.

— Турӑҫам, мӗн тӑватӑр эсир кунта? — хӑраса ыйтрӗ Ромашов.
— Боже мой, что вы тут делаете? — спросил Ромашов испуганно.

Нимӗнле ҫутӑсӑр, пӑч тӗттӗмре ларатчӗҫ вӗсем, Ромашов ҫавсем пуррине шӑппӑн илтӗнекен хускану-чӑштӑртатуран кӑна асӑрхарӗ, вӗсем камсем иккенне те ҫывӑха пырса пӗшкӗнсе пӑхсан тин аран палласа илчӗ.
Они сидели без огня, в темноте, и только по едва слышной возне Ромашов заметил их присутствие и с трудом узнал их, подойдя вплотную и нагнувшись над ними.

Ромашов виле пӳлӗмне пырса кӗнӗ чух краватьсен пуҫелӗкӗсем патӗнче, чӳрече таврашӗнче, икӗ ҫын ларатчӗ.
Когда Ромашов вошел в мертвецкую, два человека сидели на кроватях у изголовий, около окна.

Сӗтел ҫинчи клеенка ҫат ҫыпӑҫмаллах лӗчӗртетнӗччӗ те, Ромашов паян каҫпа алӑ ҫумаллине аса илех кайрӗ.
Клеенка на столе была липкая, и Ромашов вспомнил, что он не мыл сегодня вечером рук.

Ромашов, сӗтел тавра ҫаврӑнса, Николаев патнелле ҫывхарнӑччӗ ӗнтӗ, лешӗ ун ҫине хӑвӑрттӑн пӑхса илчӗ те, алӑ парас мар тесе, ҫав самантрах пӑрӑнса ларчӗ, хӑй кӳршипелен юриех пысӑк кӑсӑклӑхпа калаҫма пуҫларӗ.
Когда Ромашов, обходя стол, приблизился к нему, Николаев быстро взглянул на него и тотчас же отвернулся, чтобы не подать руки, и с преувеличенным интересом заговорил с своим соседом.

Ромашов, хӑшпӗр офицерпа сывлӑх сунса саламлашнӑ майӑн, сасартӑк, хӑйне хӑй тӗлӗнтерсе, вӗсем хушшинче Николаева асӑрхарӗ.
Ромашов, здороваясь с некоторыми офицерами, вдруг заметил среди них, к своему удивлению, Николаева.

Кайнӑ чухне, вӗсем ӗнтӗ юнашар ларса пыратчӗҫ, Ромашов сылтӑмалла тайӑлнӑччӗ те лашасем, сакӑлталлӑн сиксе, сарлака купарчисене йӑкӑлт-йӑкӑлт ывӑтса, экипажа ту ҫинелле хӑпартнине пӑхнӑччӗ, Бег-Агамалов ун аллине сӗмлӗхпе шыраса тупрӗ те ӑна ыраттармаллах хыттӑн та вӑраххӑн чӑмӑртарӗ.
И когда они уже сидели рядом и Ромашов, наклоняясь вправо, глядел, как лошади нестройным галопом, вскидывая широкими задами, вывозили экипаж на гору, Бек-Агамалов ощупью нашел его руку и крепко, больно и долго сжал ее.

— Ромашов, манпалан ларӑр, — сӗнчӗ вӑл, — юрать-и?
— Ромашов, садитесь со мной, — предложил он, — хорошо?

Ҫӑмӑллӑн та ыррӑн вирхӗнсе кӗчӗ Ромашов кӑкӑрне май каҫӗн таса, ачаш сывлӑшӗ, кӗчӗ те унӑн пӗтӗм ӳт-пӳне уҫӑ, савӑнӑҫлӑ чӗтревпе тултарса лартрӗ.
Чистый, нежный воздух майской ночи легко и приятно вторгся в грудь Ромашова и наполнил все его тело свежим, радостным трепетом.

Халӗ Ромашов хӑй ӑна хирӗҫ тӑма пултараяс ҫуккине, вӑйӗ ҫитмессине туйсах тӑчӗ, анчах вӑл унран текех хӑрамасть ӗнтӗ, ҫавӑнпа юлташӗн хулпуҫҫине кӑшт сисӗнмелле ҫеҫ сӗртӗнчӗ те: — Каҫарӑр мана… Анчах хӑвӑрах акӑ тав тӑвӑр эсир мана кайран, — терӗ шеллесерех те ӑшшӑн.
Теперь Ромашов чувствовал, что он уже не в силах сопротивляться ему, но он уже не боялся его и говорил жалостливо и ласково, притрагиваясь чуть слышно к плечу товарища: — Простите меня… Но ведь вы сами потом скажете мне спасибо.

Ромашов, тӑнсӑр выртнӑ хыҫҫӑнхи евӗр, хупанкисене хӑвӑрттӑн-хӑвӑрттӑн мӑчлаттарчӗ те тарӑннӑн хашлатса ячӗ.
Ромашов быстро замигал веками и глубоко вздохнул, точно после обморока.

— Бек, эс хӗрарӑма ҫапмастӑн, — лӑпкӑн каларӗ Ромашов, — Бек, сана ӗмӗр тӑршшӗпех намӑс пулать, Эс ҫапмастӑн.
— Бек, ты не ударишь женщину, — сказал Ромашов спокойно, — Бек, тебе будет на всю жизнь стыдно, Ты не ударишь.

Бек-Агамалов хӑвӑрттӑн, лаша евӗр, тулхӑрса сывланине те илтрӗ Ромашов, ун куҫӗн хӑрушла шуррисемпе йӑлтӑр-ялтӑр ҫуталакан шӑрҫисене те, шатӑртатса хускалакан шурӑ янахне те курчӗ, анчах ҫак пӑсӑлса улӑшӑннӑ, тискерленсе кайнӑ питре ӑссӑрлӑх вучӗ кашни самантрах сӳнсе-сӳнсе пынине туйрӗ ӗнтӗ вӑл.
Ромашов слышал частое, фыркающее, как у лошади, дыхание Бек-Агамалова, видел его страшные белки и остро блестящие зрачки глаз и белые, скрипящие движущиеся челюсти, но он уже чувствовал, что безумный огонь с каждым мгновением потухает в этом искаженном лице.

Ҫирӗппӗн, хӑйӗнчен хӑй кӗтмен вӑйпа хыттӑн ярса тытрӗ Ромашов Бек-Агамалова ал сыппинчен.
Ромашов крепко, с силой, которой он сам от себя не ожидал, схватил Бек-Агамалова за кисть руки.

Ассӑр хавхаланӑшӑн, тискер сехерленӗвӗн, шӑнтса хытаракан сиввӗн, кулӑпа теветкеллӗхӗн вут-ҫулӑмлӑ юхӑмӗ килсе капланчӗ вара сасартӑк Ромашов ҫине.
И вдруг пламенный поток безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова.

Ромашов хӑй те кашни самантрах шурса пынине пӗлчӗ.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет с каждым мгновением.

Ромашов маларах курманччӗ ӑна.
Ромашов раньше не видел ее.

Ромашов алӑкра пӗр-пӗчченех.
Ромашов один в дверях.