Поиск

Бунчук

Бунчук хӑй умӗнче тӑракан хӗр ҫине сӑнаса пӑхса илчӗ (ку ӗҫ Мускав урамӗнчи пӗр ҫуртра, пулеметчиксене вӗрентме тесе уйӑрнӑ подвалти пӳлӗмре пулса иртрӗ).
Бунчук глянул на стоявшую перед ним девушку (дело происходило в подвальном помещении, в одном из домов на Московской улице, где призводилось обучение).

«Хаклӑ Бунчук юлташ!
«Дорогой тов. Бунчук!

Бунчук хӑмач пек хӗрелсе кайрӗ.
Бунчук густо покраснел.

Бунчук ун аллинчен ҫыпӑҫтарнӑ пакета илчӗ те, вӑл мӗншӗн килнине тавҫӑраймасӑр, ыйтса пӗлчӗ:
Принимая от нее закрытый пакет, не догадываясь о цели ее прихода, Бунчук спросил:

Парти комитечӗ хӑй патне уйӑрса янӑ рабочисене Бунчук тӑватӑ кун иртен пуҫласа каҫчен вӗрентсе пурӑнчӗ.
В течение четырех дней с утра до вечера Бунчук занимался с рабочими, присланными в его распоряжение комитетом партии.

Ҫак ҫӳҫ пайӑрки ҫавнашкал кӑвакариччен мӗн чухлӗ хуйхӑ-суйхӑпа инкек тӳссе ирттернӗ пулӗ?» — ачашшӑн хумханса та шеллесе шухӑшларӗ Бунчук, Абрамсонӑн йӑм-хура ҫӳҫӗ ҫинчи, сылтӑм енчи куҫа йӑмӑхтармалла шурӑ пайӑрка ҫине пӑхса.
И сколько пережил ты горя либо ужаса, прежде чем у тебя появился вот этот седой клок?» — с растроганной ласковостью подумал Бунчук, глядя на жуковую голову Абрамсона, белевшую справа ослепительно ярким пятном седины.

Пирӗн, Бунчук юлташ, ытти ҫӗрти пекех, шанчӑк рабочисем ҫинче пулмалла тесе шутлатӑп.
У нас, товарищ Бунчук, как и везде, полагаю, надежда на рабочих.

Эрне-и, иккӗ-и, виҫҫӗ-и? — пӗвӗпе Бунчук еннелле тайӑлса ыйтрӗ те ҫар тумӗ тӑхӑннӑ ҫын, Бунчук мӗн каласса кӗтсе, ӑшшӑн кулса илчӗ.
Неделю, две, три? — наклоняясь к Бунчуку, спрашивал военный и просто, выжидающе улыбался.

— …Бунчук юлташ… специальноҫ тӑрӑх пулеметчикчӗ пулас.
— …товарищ Бунчук… вы, кажется, по специальности пулеметчик?

— Бунчук.
— Бунчук.

Бунчук ӑна хӑйӗн докуменчӗсене тата Петроградри пӗр питех те ответлӑ юлташ парса янӑ ҫырӑва тыттарчӗ те ун ҫывӑхне, чӳрече патне пырса ларчӗ.
Бунчук подал ему документы и письмо от одного из ответственнейших петроградских товарищей, присел около, на подоконнике.

Эпӗ ӑна персе вӗлерттерес тесе тӑрӑшӑп! — сӑмахне ҫирӗппӗн вӗҫлерӗ те вӑл, хӗрелсе кайнӑскер, Бунчук ҫине ҫаврӑнса пӑхрӗ; хӑйне халӗ те алла илсе ҫитерейменнипе ҫиллессӗн ыйтрӗ:
Я буду настаивать, чтобы его расстреляли! — жестко докончил он и повернулся к Бунчуку разгоряченным лицом; еще не окончательно овладев собой, резко спросил:

Бунчук, парти комитечӗн ҫуртне шыраса тупса, пусма картлашки тӑрӑх иккӗмӗш хута хӑпарса кайрӗ.
Бунчук разыскал здание комитета партии, по лестнице поднялся на второй этаж.

Бунчук шел, медленно буравя толпу.

— Йӳнех паратӑп, господин-гражданин… — темскер каварлашнӑ пек Бунчук хӑлхинчен пӑшӑлтатрӗ шанчӑксӑр сӑнлӑ кӑнтӑр ҫынни, шинелӗн мӑкӑрӑлса тӑракан арки ҫине куҫ хӗссе.
— Дешево продам, господин-гражданин… — заговорщицки зашептал в самое ухо Бунчука какой-то подозрительного вида восточной человек и подмигнул на распухшую полу своей шинели.

Бунчук ҫавӑнтах вӗткеленсе ӳкрӗ, чӑматанне хӑвӑрт хатӗрлесе, ҫиеле амӑшӗ ҫуса хатӗрленӗ аялти кӗпе-йӗмне хучӗ, питне ыратнӑ чухнехи пек пӗркелентерсе, пальто тӑхӑнчӗ.
И Бунчук засуетился, быстро собрал чемодан, кинул сверху пару выстиранного матерью белья, — болезненно морщась, натянул пальто.

Тепӗр кунран Бунчук кайрӗ.
Через день Бунчук уехал.