Поиск

Шырав ĕçĕ:

Верочка (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ӗҫе пӗтерчӗҫ те каллех Верочка качча тухни ҫинчен калаҫма тытӑнчӗҫ.
Кончили дело, начали опять толковать о замужестве Верочки.

II // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Жюли Верочка мӗнле качча тухни ҫинчен ыйтса пӗлме пуҫларӗ.
Жюли начала расспрашивать о том, как Верочка вышла замуж.

Верочка пуҫне упӑшкин кӑкӑрӗ ҫине хучӗ, пытанчӗ.
Верочка припала головою к груди мужа, спряталась.

Дмитрий Сергеич вара Верочка темиҫе кун хушши ӗнтӗ кӑмӑллӑн пӑшӑрханнине, йӑл кулса шухӑша кайнине, ачашшӑн мӑнкӑмӑлланине асӑрхаманни ҫинчен аса илтерчӗ.
Тут Дмитрий Сергеич припомнил, что уже несколько дней можно было замечать в ней признаки приятной тревоги, улыбающегося раздумья, нежной гордости.

Анчах пӗррехинче, — ку вӑл туй хыҫҫӑн пӗр пилӗк уйӑх иртсен пулчӗ, — Дмитрий Сергеич урокран таврӑнчӗ те арӑмӗ темӗнле улшӑннине асӑрхарӗ; Верочка куҫӗсенче мӑнкӑмӑллӑхпа хаваслӑх ҫиҫсе йӑлтӑртатать.
Но однажды, — это было месяцев через пять после свадьбы, — Дмитрий Сергеич, возвратившись с урока, нашел жену в каком-то особенном настроении духа: в ее глазах сияла и гордость и радость.

Ну, вара Верочка кайрӗ.
Ну, Верочка и ушла.

I // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Дмитрий Сергеич калать: «Нимех те мар, Верочка, эпӗ ахалех выртаттӑм, эсӗ кансӗрлемерӗн».
А Дмитрий Сергеич говорит: «Ничего, Верочка, я так лежал, ты не помешала».

Кӗпе тӑхӑнчӗ, пальто: ну, галстук ҫыхма пуҫлать ӗнтӗ, тетӗп: ҫук, галстукне ҫыхмарӗ, пальтоне тӳрлетрӗ те: «Халӗ кӗме юрать Верочка», терӗ.
Платьишко натянул, пальто: ну, думаю, галстук подвязывать станет: нет, галстука не подвязал, оправился, говорит: «Теперь можно, Верочка».

«Халех, Верочка, кӑшт тӑхта-ха», тет.
А он: «Сейчас, Верочка, минутку погоди».

Верочка путвалтан ирӗке тухнӑранпа виҫӗ уйӑх иртрӗ.
Прошло три месяца после того, как Верочка вырвалась из подвала.

Эсир, Марья Алексевна, Верочка пурнӑҫӗнче текех пысӑк вырӑн йышӑнса тӑрас ҫук ӗнтӗ, сирӗн ҫинчен кӗнекере калаҫу урӑх пулмӗ, кӗнекери юлашки ӗҫсем те сирӗншӗн усӑллах пулмарӗҫ, ҫавӑнпа та ҫак калавӑн авторӗ сиртен ҫакӑншӑн ан ӳпкелешӗр тесе ыйтать.
Вы перестаете быть важным действующим лицом в жизни Верочки, Марья Алексевна, и, расставаясь с вами, автор этого рассказа просит вас не сетовать на то, что вы отпускаетесь со сцены с развязкою, несколько невыгодной для вас.

XXIV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Пӑхать Марья Алексевна Верочка пӳрнисем ҫине, ун пӳрнисем ҫинче — шултра бриллиантлӑ ҫӗре!
Смотрит Марья Алексевна на пальцы Верочки, а на пальцах перстни с крупными брильянтами!

XXIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Пӑхать Марья Алексевна, Верочкӑн платьине чи хаклӑ материрен ҫӗлетнӗ, Верочка вара: «Матери хӑй кӑна 500 т. тӑрать, ку вӑл, анне, пирӗншӗн пулсан нимӗн мӗн те мар: манӑн кун пек платьесем темӗн чухлех; ку акӑ, анне, хаклӑрах тӑрать, — акӑ, пӳрнесем ҫине пӑхӑр-ха!» — тет.
И смотрит Марья Алексевна, материя на платье у Верочки самая дорогая, и Верочка говорит: «Одна материя пятьсот целковых стоит, и это для нас, мамаша, пустяки: у меня таких платьев целая дюжина; а вот, мамаша, это дороже стоит, — вот, на пальцы посмотрите!»

Каҫпа вӑл тӗлӗк курчӗ, чӳрече умӗнче ларать пек те хӑй курать пек: урам тӑрӑх кӳме пырать, питӗ чаплӑ кӳме, чарӑнса тӑрать те ҫак кӳме, унтан акӑш-макӑш чаплӑ хӗрарӑм, тата унпа пӗрле арҫын тухаҫҫӗ, ун патне пӳлӗме кӗреҫҫӗ те, хӗрарӑм калать: «Пӑхӑр-ха, анне, епле тумлантарать мана упӑшка!» тет, — ҫав хӗрарӑм вӑл — Верочка.
Ночью даже приснился ей сон такого рода, что сидит она под окном и видит: по улице едет карета, самая отличная, и останавливается эта карета, и выходит из кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они к ней в комнату, и дама говорит: «Посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает!» — и дама эта — Верочка.

Лопухов каласа пӗтерсен, Марья Алексевна ун пек пуҫкасаканпа калаҫни пустуях пулнине курчӗ, ҫавӑнпа тӳрех туйӑмӗсем ҫинчен калама тытӑнчӗ, Верочка пирӗнпе килӗшмесӗрех качча тухнӑшӑн кӳрентӗм, мӗншӗн тесен ҫакӑ вӑл амӑшӗн чӗрине питӗ ыраттарать, терӗ; сӑмах амӑшӗн туйӑмӗпе кӳренӗвӗ ҫинчен пуҫлансан, вӗсем иккӗшӗ те кун ҫинчен шарламасӑр иртсе кайма юраман пирки ҫеҫ калаҫрӗҫ, мӗншӗн тесен йӗрки ҫапла хушать; йӗрке хушнӑ пек калаҫкаласа илчӗҫ — Марья Алексевна: эпӗ хӗре юратакан амӑшӗ, ҫавӑнпа кӳрентӗм, терӗ, — Лопухов: юратакан амӑшӗ пулсан, кӳренмесен те пултарать» терӗ; йӗрке хушнӑ тӑрӑх туйӑмсем ҫинчен ҫителӗклӗ калаҫса илнӗ хыҫҫӑн йӗрке хушнипех тепӗр пункт ҫине куҫрӗҫ, эпир хӗрӗмӗре яланах телей суннӑ, терӗҫ, — ку пӗр енчен, тепӗр енчен вара, ку иккӗленмелли япала мар, терӗҫ; ку тӗлӗшпе те ҫителӗклӗ калаҫнӑ хыҫҫӑн сывпуллашма пуҫларӗҫ, йӗрке мӗн чухлӗ хушнӑ, ҫавӑн чухлӗ сывпуллашрӗҫ, вара ҫапла калаҫса татӑлчӗҫ: Лопухов, амӑшӗн чӗри ыратнине ӑнланса, Марья Алексевнӑна хӗрӗпе халех тӗл ан пултӑр тесе ыйтать, мӗншӗн тесен ку вӑл халӗ амӑшӗшӗн йывӑр пулнӑ пулӗччӗ; Марья Алексевна часах акӑ Верочка телейлӗ пурӑнма пуҫлани ҫинчен илтӗ, — вӑл Верочкӑна телей суннисӗр пуҫне урӑх нихҫан та нимӗн те сунман, — вара унӑн чӗри лӑпланӗ, ҫапла вара хӗрӗпе тӗл пулсан кӳренмӗ.
Когда Лопухов кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с дочерью не огорчаясь.

Лопухов Павел Константинычпа таврӑнчӗ, — ларчӗҫ; Лопухов Марья Алексевнӑна хӑйӗн сӑмахне итлеме ыйтрӗ, эсир кайран калаҫӑр, терӗ те калама пуҫларӗ, Марья Алексевна ӑна пӳлме хӑтланнӑ чухне Лопухов сассине вӑйлӑ хӑпартса калаҫрӗ, хӑйӗн сӑмахне каласа пӗтерчӗ, вӗсене уйӑрма ҫуккине ӑнлантарса пачӗ, мӗншӗн тесен Сторешниковпа нимӗн те пулмассине эсир хӑвӑр та пӗлетӗр, ҫавӑнпа вара эсир хӑвӑра хӑвӑр чӑрмантарни те кӑлӑхах пулать, тепӗр тесен, хӑвӑрӑн кӑмӑлӑр: укҫа ытлашши пулсан, хӑтланса пӑхма та пултаратӑр: э, мӗнех ҫав, кӳренмелли те ҫук, мӗншӗн тесен Верочка нихҫан та Сторешникова качча тухасшӑн пулман, апла пулсан, ку ӗҫ нихҫан та пурнӑҫланма пултарас ӗҫ пулман, кӑна эсир, Марья Алексевна, хӑвӑр та куртӑр ӗнтӗ, хӗре вара, кирек мӗнле пулсан та, качча парас пулатех, ку ӗҫ вара ашшӗ-амӑшӗшӗн яланах убыткӑллӑ; парне парас пулать тата туй хӑй те хакла ларать, чи кирли вара парне ӗнтӗ: апла пулсан, Марья Алексевнӑпа Павел Константиныч, тӑкак тумасӑр качча тухнӑшӑн хӗре тав тумалла сирӗн!
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, — сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать: да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку во всяком случае надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба сама по себе много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!

Икӗ тӗрлӗ тума ҫеҫ пулать иккен: Лопуховпа чун килениччен вӑрҫмалла та, вӑл ыйтсассӑн, Верочка япалисене памалла мар, ҫакна тумалли май вара жалоба парса хӑратасси пулать.
В конце концов выходило, что предстоят только два занятия: поругаться с Лопуховым до последней степени удовольствия и отстоять от его требований Верочкины вещи, а средством к тому употребить угрозу подачею жалобы.

Лопухова Марья Алексевна, Верочка хӑйӗн япалисен списокне туса парса, Лопухов вӗсене ыйтасса кӗтрӗ, ылтӑн япаласемпе ытти япаласенчен нимӗн те памастӑп тесе ҫирӗппӗн шутларӗ, платьесенчен чаплах мар тӑватӑ платьине тата аялти кӗписенчен кивӗреххисене темиҫе кӗпе пама шутларӗ: нимӗн те памасассӑн — юрамасть, ырӑ кӑмӑллӑ та ҫепӗҫ пулмалли йӗрке ун пек тума хушмасть, Марья Алексевна вара ырӑ кӑмӑллӑ та ҫепӗҫ пулмалли йӗркерен нихҫан та тухман.
По этому вопросу реального направления Марья Алексевна ждала, что Верочка даст Лопухову список своих вещей, чтобы требовать их, и твердо решилась из золотых и других таких вещей не давать ничего, из платьев дать четыре, которые попроще, и дать несколько белья, которое побольше изношено: ничего не дать нельзя, благородное приличие не дозволяет, а Марья Алексевна всегда строго соблюдала благородное приличие.

Чӑнах та, пӗр мӑшӑр чаплах мар ылтӑн алкасӑр, кивӗ кисейнӑй платьесӗр тата Верочка килтен тӑхӑнса тухнӑ кивӗ пальтосӑр пуҫне ыттисем пурте пур иккен.
Оказалось, что, действительно, все вещи и платья остались у нее, кроме пары простеньких золотых серег, да старого кисейного платья, да старого пальто, в которых Верочка пошла из дому.

Ҫавӑнпа та Федьӑпа Матренӑна хӑйӗн хуйхине пӗлтерме темиҫе минутлӑха чарӑнса тӑчӗ, — туйӑмӗсене пӗлтернӗ чухне кашни ҫынах, хавхаланса кайса, пурнӑҫри самантлӑх интересӗсене манса каять, — Марья Алексевна Верочка пӳлӗмне чупса кӗчӗ, туалет ещӗкӗсене уҫа-уҫа пӑхма пуҫларӗ, гардероба уҫрӗ, — пур япалана та хӑвӑрт пӑхса ҫаврӑнчӗ, — ҫук, нимӗн те тӗкӗнмен пулас! — вара, хӑвӑрт пӑхса тухса лӑпланнӑскер, тепӗр хут тӗплӗн тӗрӗслеме пуҫларӗ.
Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене по человеческой слабости, — всякий человек увлекается выражением чувств до того, что забывает в порыве души житейские интересы минуты, — Марья Алексевна пробежала в комнату Верочки, бросилась в ящики туалета, в гардероб, окинула все торопливым взглядом — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика