Поиск

Шырав ĕçĕ:

пулса (тĕпĕ: пул) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Малтанах Ромашов именчӗ, килме килӗшнӗшӗн, ҫирӗп тӑрайманшӑн хӑйне хӑй кӳренчӗ, ӑна йӗрӗнӗҫлӗччӗ, тӑкӑсчӗ, кунашкал аван мар туйӑм вӑл ӳсӗрсем хушшине лекнӗ кашни урӑ ҫыннах пулса иртет.
Сначала Ромашов стеснялся, досадовал на самого себя за уступчивость и испытывал то нудное чувство брезгливости и неловкости, которое ощущает всякий свежий человек в обществе пьяных.

XVIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Юлашкинчен вӑл персе ячӗ, бюст ҫинче вара, сылтӑм питҫӑмартинче, чӑлӑш-чалӑшла пысӑк хура шӑтӑк пулса тӑчӗ.
Наконец он выстрелил, и на бюсте, на правой щеке, образовалась большая неправильная черная дыра.

Каҫ пулса ҫитейменччӗ-ха, анчах йывӑҫсен хушшипе шухӑшпа ҫӑмӑл мӗлкесем сӗмленкелесе ҫӳретчӗҫ ӗнтӗ.
Вечер еще не наступил, но между деревьями уже бродили легкие задумчивые тени.

Ҫак виле хыҫҫӑн та ҫаплах пулса иртрӗ.
Так случилось и после этого самоубийства.

Тепӗр кунне вӑл Шурочкӑран кӗске кӑна ҫиллес ҫыру илчӗ: «Кунашкал тума урӑх нихӑҫан та хӑю ан ҫитернӗ пулӑр, Ромеопа Джульетта тути-масиллӗ ачашлӑхсем кулӑшла, уйрӑммӑнах тата вӗсем ҫар пехотин полкӗнче пулса иртеҫҫӗ пулсассӑн».
На другой день он получил от Шурочки короткую сердитую записку: «Не смейте никогда больше этого делать. Нежности во вкусе Ромео и Джульетты смешны, особенно если они происходят в пехотном армейском полку».

XVII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Анчах вӑл ҫырма пуҫӑнатчӗ те, унӑн шупка, ача-пӑчаннн евӗр ӳркевлӗ, килпетсӗр, каппайчӑк е шаблонлӑ пулса тухатчӗ.
Но когда он принимался писать, выходило бледно, по-детски вяло, неуклюже, напыщенно или шаблонно.

Халӗ вара акӑ, чӑн пурнӑҫран айккинелле пӑрӑнса тӑнӑ пек пулса, ун ҫине ӑҫтан-тӑр, вӑрттӑн кӗтесрен, пӗр-пӗр ҫурӑкран пӑхнӑн, Ромашов майӗпен-майӗпенех пӗтӗм ҫар служби, унӑн мӗлке евӗр суя хастарлӑхӗпе пӗрле, этемлӗхӗн хаяр, тискер, мӑшкӑллӑ тӑрлавсӑрлӑхне пула пулса кайнине ӑнланма пуҫларӗ.
И вот теперь, отходя как будто в сторону от действительности, глядя на нее откуда-то, точно из потайного угла, из щелочки, Ромашов начинал понемногу понимать, что вся военная служба с ее призрачной доблестью создана жестоким, позорным всечеловеческим недоразумением.

Анчах вӑл штатски пулса тӑнӑ хыҫҫӑн хӑй мӗн тӑвассине ниепле те тавҫӑрса илеймест-ха.
Но он никак не мог себе представить, что он будет делать, ставши штатским.

Юлашки кунсенче вӑл ҫитӗнсе ҫитнӗ пек пулса кайрӗ, ҫулӗпе аслӑрах курӑнать, япаласем пирки тӗплӗн шухӑшлать, ҫакна вӑл тунсӑхлӑ та танлӑ лӑпкӑлӑхӗнченех асӑрхарӗ, ҫынсемпе пулӑмсене те халӗ ҫак виҫепех виҫрӗ.
Он точно созрел, сделался старше и серьезнее за последние дни и сам замечал это по тому грустному и ровному спокойствию, с которым он теперь относился к людям и явлениям.

Тӗнчере пулса иртекеннисенчен эпӗ нимӗскерне те ӑнланмастӑп.
Я ничего не понимаю из того, что делается на свете.

XVI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ҫеккунтлӑха офицера хӑрушӑ пулса кайрӗ.
На секунду офицеру сделалось страшно.

Лайӑхрах курасшӑн пулса, Ромашов пуҫне пӑртак ҫӗклерӗ.
Ромашов слегка приподнял голову, чтобы лучше видеть.

Ҫапла каларӗ вӑл, ҫав вӑхӑтрах ун чӗрин чи-чи вӑрттӑн кӗтесӗсенче — пытаркӑҫсенче — хӑйӗн чӑтӑмлӑ парӑнӑвӗ пурне те куракан туррӑн чӗрине пырса тивӗ тата кӑмӑлне ҫемҫетӗ тенӗн айӑпсӑр шухӑш чеен йӑшӑлтатрӗ, ун чухне вара сасартӑках кӗтрет пулса иртӗ, паянхи мӗнпур тертлӗхпе ырӑмарлӑхран ухмахла тӗлӗк пекки ҫех тӑрса юлӗ.
Так он говорил, и в то же время у него в самых тайниках души шевелилась лукаво-невинная мысль, что его терпеливая покорность растрогает и смягчит всевидящего бога, и тогда вдруг случится чудо, от которого все сегодняшнее — тягостное и неприятное — окажется лишь дурным сном.

Анчах ӑна хӑрушӑ пулса кайрӗ те, вӑл васкаса та хӗрӳллӗн пӑшӑлтатрӗ:
Но ему стало страшно, и он зашептал поспешно и горячо:

Тӗрӗс, Ромашова ҫутӑ ҫутман пӳлӗмре, чӳречесем умӗпелен, такам шуррӑн мӗлтлете-мӗлтлете иртнӗн те туйӑнчӗ, анчах ӑна темӗншӗн хӑрушӑ пулса кайрӗ, вӑл вара Назанские чӗнме хӑю ҫитереймерӗ.
Ромашову, правда, почудилось, что кто-то белый мелькал по неосвещенной комнате мимо окон, но ему стало почему-то страшно, и он не решился окликнуть Назанского.

Ҫӑтӑ, тӗттӗм-хӗрлӗ карӑсем хыҫӗнче, пысӑк, ӑшӑ пайӑрка пулса, лампа ҫутатать, «Чунӑмҫӑм, мана мӗнлерех кичем иккенне, эпӗ тарӑхса тертленнине, хӑвна мӗнле хытӑ юратнине нивушлӗ туймастӑн эсӗ!» — питне йӗнӗ чухнехи пеклӗн чалӑштаркаласа та ик аллине кӑкӑрӗ ҫумне хыттӑн хӗссе лартса, пӑшӑлтатрӗ Ромашов.
За темно-красными плотными занавесками большим теплым пятном просвечивал свет лампы, «Милая, неужели ты не чувствуешь, как мне грустно, как я страдаю, как я люблю тебя!» — прошептал Ромашов, делая плачущее лицо и крепко прижимая обе руки к груди.

Унтан мӗскер-тӗр шалт тӗлӗнтерсе пӑрахаканни пулса иртрӗ, Ромашова пач та ҫывӑрман, мӗн унта, ҫеккунтлӑха та пулин тӗлӗрмен, пурӗ хе пӗр самант хушши кӑна куҫне хупса ахаллӗн, ним шухӑшсӑррӑн выртнӑ пеклӗн туйӑнчӗ.
Потом случилось что-то странное, Ромашову показалось, что он вовсе не спал, даже не задремал ни на секунду, а просто в течение одного только момента лежал без мыслей, закрыв глаза.

— Унтан вара… анчах та эсир, тархасшӑн, ан ҫилленӗр… — кӑшт пӑлханнӑ, пӑтрашӑннӑ пеклӗн пулса, ҫемҫереххӗн пуҫларӗ Николаев.
— И потом… только вы, пожалуйста, не сердитесь… — заговорил Николаев смягченно, с оттенком замешательства.

Анчах сасартӑк хӑй паҫӑр кӑна-ха йӑрӑс пӳллӗ, илемлӗ подпоручик пирки, хӗрарӑмсен тӗлӗнӗвӗ-хӑпартланӑвӗ, хастар генерал куҫӗсенчи кӑмӑллӑх-киленӗҫ ҫинчен мӑнаҫланса ӗмӗтленнисем асне килчӗҫ те, ӑна ҫав тери намӑс пулса кайрӗ, вӑл вара самант хушшинчех пичӗпе кӑна мар, кӑкӑрӗпе те, ҫурӑмӗпе те хӑмач пекех хӗрелсе ларчӗ.
Но вдруг ему вспомнились его недавние горделивые мечты о стройном красавце подпоручике, о дамском восторге, об удовольствии в глазах боевого генерала, — и ему стало так стыдно, что он мгновенно покраснел не только лицом, но даже грудью и спиной.

XV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ромашовӑн янахӗ чӗтӗренсе кайрӗ, карланкӑра йӳҫӗ те тӑкӑскӑ пулса тӑчӗ.
У Ромашова затрясся подбородок, а в гортани стало горько и тесно.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика