Поиск

Шырав ĕçĕ:

ҫеҫ сăмах пирĕн базăра пур.

ҫеҫ (тĕпĕ: ҫеҫ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Эпӗ сиртен пурӗ те темиҫе минут ҫеҫ ыйтрӑм, — питӗ тарӑн шухӑшлӑн каларӗ нумай вӗреннӗ арҫын, — ҫав темиҫе минут вара мана чӑнах та кирлӗ.
— Я требовал у вас только несколько минут, — глубокомысленно сказал просвещенный муж, — и несколько минут мне действительно необходимы.

XVII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Тravail сӑмах вырӑнне йышӑнас тесе ҫеҫ унта bon сӑмаха хӑварас пулсан, вывеска вара ҫакӑн пек пулнӑ пулӗччӗ: «А lа bonne Foi» — «Тӳрӗ шухӑш-кӑмӑллӑ магазин», тени ӗнтӗ, анчах французла foi — шанчӑк, тесе ҫырсан, отрицательнӑй характер тенденцийӗсене хирӗҫ пынӑ пек, унта консерватизм та палӑрса тӑрать-ха.
Если оставить слово bon, ограничив эту перемену только размером необходимости, относящейся собственно к слову travail, то новая вывеска была бы: «A la bonne foi» — собственно «добросовестный магазин», но во французской надписи будет даже оттенок консервативного смысла: foi — вера, как бы в противоположность тенденциям отрицательного характера.

— Халӗ эпӗ тавлашмастӑп ӗнтӗ, калатӑп ҫеҫ: эсир хушнӑ пек тӑвӑпӑр.
— Теперь я не спорю, я говорю: это будет сделано.

Хамӑн ҫак шухӑша ҫеҫ калас теттӗм, эсир вара эп каланӑ пек тӑвӑр.
Вот таково прямое изъявление воли, которая должна быть исполнена.

Вӗсенчен хӑш-пӗрисем — халӗ ӗнтӗ сахаллӑшӗ ҫеҫ пӗр-пӗринпе тавлашнӑ чухне, кирлӗ пулсан, тапӑнкалаҫҫӗ, вӑл та пулин тавлашнӑ чухне ҫеҫ.
Некоторые из них — и теперь уж очень немногие — нападают на него, когда ведут полемику против последователей какого-нибудь другого направления, смотря по надобности.

Ҫитменнине тата, эпӗ паҫӑр каланӑ сӑмахсем ҫав хыпарсем пирки ҫеҫ пулнӑ пулсан, эпӗ сирӗнпе паллашма сӑлтав та шыраман пулӑттӑм, мӗншӗн тесен ку вӑл ӗҫлӗ ҫын аппаланмалли япала мар.
И притом, если б слухи, о которых я говорю, относились к этому, мне не было бы причины искать вашего знакомства, потому что подобными вещами нет надобности заниматься людям серьезным.

— Ку вӑл пулма пултарать: пирӗн сӑмах вылятма юратаҫҫӗ; ман арӑмӑн магазинӗ лайӑх енпе палӑрса тӑрать, ҫакӑншӑн, тен, тарӑхакансем те пур пулӗ — ырӑ мар сӑмах ҫӳренине ҫакӑнпа ҫеҫ ӑнлантарса пама пулать.
— Это очень может быть: у нас любят сплетни; магазин моей жены имеет некоторый успех, может быть, есть в ком зависть к нему — вот вам и объяснение.

Шавлӑ залра вӗсенчен ҫурри ҫеҫ савӑнать, анчах ыттисем ӑҫта-ши тата?
Шумно веселится в громадном зале половина их, а где ж другая половина?

10 // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Пӗр ҫавӑн пек ҫынсем ҫеҫ кирлӗ пек савӑнма, киленӗвӗн пӗтӗм хаваслӑхне пӗлме пултараҫҫӗ!
Только такие люди могут вполне веселиться и знать весь восторг наслажденья!

Кунта вара нервсем, пирӗн ӗҫлӗ ҫынсенни пек, ҫирӗп те, пирӗнни пек, аталаннӑ та — питӗ час туйса илеҫҫӗ; савӑнӑҫа кӗтсе илме сывлӑх тӗлӗшӗнчен маттур, вӑйпа ӗҫлекен ҫынсем ҫеҫ хатӗрленсе ҫитнӗ, уншӑн пӗтӗм чун-чӗререн ҫунса тӑма хатӗрленсе ҫитнӗ; пирӗн, интеллигентсен, ҫак япала ҫук вӑл, ҫав савӑнӑҫа кӗтсе илме хатӗрри ҫак ҫынсенче, интеллигентсенче, мӗнпур ҫепӗҫ сисӗм-туйӑмсемпе пӗтӗҫсе тӑрать; вӗсем нравственность тӗлӗшпе те пирӗн пекех аталанса ҫитнӗ, вӑй тӗлӗшӗнчен те вӗсем ҫирӗп ӗҫлекен ҫынсем пекех вӑйлӑ, паллах ӗнтӗ пирӗн вӗсен савӑнӑҫӗ, киленӗвӗ, вӗсен чун-чӗринчи хӗрӳлӗхӗ пирӗннинчен чӗрӗрех те, вӑйлӑрах та, анлӑрах та, ырӑрах та.
А здесь: нервы и крепки, как у наших рабочих людей, и развиты, впечатлительны, как у нас; приготовленность к веселью, здоровая, сильная жажда его, какой нет у нас, какая дается только могучим здоровьем и физическим трудом, в этих людях соединяется со всею тонкостью ощущений, какая есть в нас; они имеют все наше нравственное развитие вместе с физическим развитием крепких наших рабочих людей: понятно, что их веселье, что их наслаждение, их страсть — все живее и сильнее, шире и сладостнее, чем у нас.

Унтан вара тата акӑ мӗн: пирӗн ҫынсем хӑйсен нервсем ҫирӗппипе ҫеҫ нумай савӑнӑҫа тӳсме пултараҫҫӗ, анчах вӗсен нервсем мӑка, ытлашши сисме-туйма пултараймаҫҫӗ.
И опять: у наших рабочих людей нервы только крепки, потому способны выдерживать много веселья, но они у них грубы, не восприимчивы.

Анчах кунта асаилӳсем те, инкек-синкекпе хуйхӑран хӑраса пурӑнасси те ҫук, кунта ирӗклӗ ӗҫе ҫеҫ, ҫителӗклӗ, тулӑх пурнӑҫпа ырлӑха ҫеҫ, киленӗве ҫеҫ аса илеҫҫӗ, кунта малашне те ҫавсем кӑна пуласса кӗтеҫҫӗ.
А здесь нет ни воспоминаний, ни опасений нужды или горя; здесь только воспоминания вольного труда в охоту, довольства, добра и наслаждения, здесь и ожидания только все того же впереди.

Халӗ вара ҫак ахаль ҫынсен савӑнӑҫӗ, савӑнма май килнӗ чухне, пирӗн савӑнӑҫран чылай пысӑкрах, чӗрӗрех, ҫӗнӗрех; анчах пирӗн, ахаль ҫынсен, савӑнӑҫ валли укҫа-тенкӗсем кӑртрах, кунта вара ку тӗлӗшпе пуянрах, пирӗнни пек мар; ҫитменнине тата пирӗн ахаль ҫынсен савӑнӑҫӗ канӑҫсӑрлӑхпа ҫитменлӗхе, инкек-синкекпе тӗрлӗрен хӗн-асапа аса илнипе тата вӗсем малашне те пулсах пырассине пӗлсе тӑнипе тӗксӗмленет, — вӑл инкек-синкеке, хуйха-суйха самантлӑха манса кайнӑ вӑхӑт ҫеҫ, — нушапа хуйха пачах манса кайма май пур-и ара?
И теперь веселье простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием того же впереди, — это мимолетный час забытья нужды и горя, — а разве нужда и горе могут быть забыты вполне?

— «Халӗ пулсан, кана придворнӑй бал теме пулатчӗ, хӗрарӑмсем вара ытла та чаплӑ тумланнӑ, ҫапла, вӑхӑчӗ урӑх ҫав, платьесене урӑхла ҫӗленинченех паллӑ. Пирӗнни пек платьесем тӑхӑннӑ хӗрарӑмсем те курӑнкалаҫҫӗ, анчах вӗсем ҫапла ахаль ҫеҫ, шӳтшӗн кӑна тумланнӑ; ҫапла, вӗсем ахаль ҫеҫ иртӗхеҫҫӗ, хӑйсен тумӗсенчен шӳтлесе кулаҫҫӗ; ыттисем ҫинче урӑхла костюмсем, темли те пур: хӗвелтухӑҫ енче тӑхӑнаканни те, кӑнтӑр енче тӑхӑнаканни те, анчах пурте вӗсем пирӗннинчен чипертерех, ҫыпӑҫуллӑрах; анчах чи паллӑ вӑхӑтри Афинӑра пурӑннӑ гречанкӑсем тӑхӑнса ҫӳренӗ тум евӗрлӗ питӗ ҫӑмӑл та ирӗк костюмсем ытларах; арҫынсем те пилӗк тӗлӗнче тытса тӑман, манти е иманти евӗрлӗ шалпар кӗпесем тӑхӑннӑ; ҫакӑ вӗсен ахаль чухне, килте тӑхӑнса ҫӳремелли тумӗ иккенӗ пӑхсах курӑнать, анчах мӗнле кӑмӑллӑ та илемлӗ вӑл тум!
— «А по-нынешнему, это был бы придворный бал, так роскошна одежда женщин; да, другие времена, это видно и по покрою платьев. Есть несколько дам и в нашем платье, но видно, что они оделись так для разнообразия, для шутки; да, они дурачатся, шутят над своим костюмом; на других другие, самые разнообразные костюмы, разных восточных и южных покроев, все они грациознее нашего; но преобладает костюм, похожий на тот, какой носили гречанки в изящнейшее время Афин, — очень легкий и свободный, и на мужчинах тоже широкое, длинное платье без талии, что-то вроде мантий и матиев, видно, что это обыкновенный домашний костюм их, как это платье скромно и прекрасно!

Ҫынсене мӗн усӑллипе мӗн сиенлине ӑнланса илме ҫеҫ йывӑр пулнӑ, сан вӑхӑтунта вӗсем тискер кайӑксем пек пурӑннӑ, хӗрхенӳсӗр, тӳрккес ӑс-тӑнлӑ пулнӑ, анчах эпӗ ҫаплах вӗрентрӗм те вӗрентрӗм вӗсене; ӑнланма пуҫласан вара, хушнине тума вӗсемшӗн ҫӑмалланчӗ курӑнать.
Трудно было людям только понять, что полезно, они были в твое время еще такими дикарями, такими грубыми, жестокими, безрассудными, но я учила, и учила их; а когда они стали понимать, исполнять было уже нетрудно.

9 // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Халӗ вӗсем ӑслӑланнӑ ҫеҫ, ӗлӗк пур усӑсӑрах хӑйсене сиен кӳрсе пурӑннӑ нумай-нумай вӑйсемпе средствӑсене хӑйсемшӗн усӑллӑ ӗҫе кӳлчӗҫ.
Они только стали умны, стали обращать на пользу себе громадное количество сил и средств, которые прежде тратили без пользы или и прямо во вред себе.

— «Ун пек ҫынсем ытла нумаях мар; хуласем ӗлӗкхинчен сахалрах халӗ, — вӗсене пӗр-пӗринпе хутшӑнма тата таварсем кӳрсе тӑма уйрӑм центрсем пулччӑр тесе ҫеҫ хӑварнӑ, чи лайӑх гаваньсем патӗнче те ытти тӗрлӗ сообщени центрӗсенче ҫеҫ халӗ хуласем, анчах халӗ вӗсем пысӑкрах та, чаплӑрах та; ҫынсем унта пурте пӗр вырӑнта пурӑнса йӑлӑхнӑ пек пулнӑран ҫеҫ темиҫе кунлӑха пыра-пыра каяҫҫӗ; унра пурӑнакансем улшӑнсах тӑраҫҫӗ, унта ӗҫлеме ҫеҫ, кӗске вӑхӑтлӑха ҫеҫ пыраҫҫӗ.
— «Не очень много таких людей; городов осталось меньше прежнего, — почти только для того, чтобы быть центрами сношений и перевозки товаров, у лучших гаваней, в других центрах сообщений, но эти города больше и великолепнее прежних; все туда ездят на несколько дней для разнообразия; большая часть их жителей беспрестанно сменяется, бывает там для труда, на недолгое время».

Кашниех хӑйне кирлӗ пек пурӑнма пултарать; ҫав ӗҫе тӑватӑп та ӗнтӗ эпӗ, эпӗ пӗр ҫавӑншӑн ҫеҫ ӗҫлетӗп те», — «Эппин, хулана кӑмӑллакансем валли хуласем те юлнӑ аяла?»
Каждый может жить, как ему угодно; я к тому веду, я все для этого только и работаю», — «Значит, остались и города для тех, кому нравится в городах?»

Ку та ҫавӑн пекех хрустальрен тунӑ ҫурт, унӑн колоннисем ҫеҫ шурӑ.
Такой же хрустальный громадный дом, но колонны его белые.

Икӗ пин ҫынран пурӗ те вунӑ е ҫирӗм ҫын ҫеҫ тӑрса юлнӑ, вӗсем оригиналсем, ҫак шӑплӑха, никам ҫук ҫӗре юлса ҫурҫӗр енчи кӗр кунӗсене курас текенсем вӗсем.
Здесь из двух тысяч человек осталось теперь десять — двадцать человек оригиналов, которым на этот раз показалось приятным разнообразием остаться здесь, в глуши, в уединении, посмотреть на северную осень.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика