Поиск

Воропаев

Воропаев кровачӗ патне Цимбал пырса тӑчӗ.
К кровати Воропаева подошел Цимбал.

— Ӗненетӗп, — терӗ Воропаев.
— Верю, — сказал Воропаев.

Унтан Воропаев патнех пӗшкӗнчӗ те, килхушшине хӑнӑхнӑ пилеш кайӑкӗ вӗсен калаҫӑвне итлесрен хӑранӑ пек, вӑл хӑй курса ирттернисенчен чи хаклине каласа пачӗ.
И, наклонившись к самому лицу Воропаева, таинственным шепотом, точно их мог подслушать дрозд, прижившийся во дворе, поведал самое святое из всех переживаний:

Воропаев ӑна тытса чарчӗ.
Воропаев удержал его.

Воропаев чавси ҫине ҫӗкленчӗ.
Воропаев приподнялся на локте.

— Кӑмӑл тӑвӑр, полковник юлташ, — йышӑнӑр… — ҫимеллисене Воропаев умне хучӗ те, тутлӑн чӑмласа, малалла каласа кӑтартма тытӑнчӗ.
— Будьте такой любезный, товарищ полковник, не откажите… — и, разложив угощение перед Воропаевым, продолжал рассказывать, аппетитно жуя.

Уксахлакаласа, Воропаев кровачӗ патне пычӗ те, нимӗн ҫинчен те ыйтса тӑмасӑрах, хӑйне унпа ҫар ҫыннилле паллаштарчӗ.
Прихрамывая, подошел к кровати Воропаева и, ни о чем не спрашивая, представился по-военному.

Городцов килхушшине кӗрсе хӑвӑрт та тӗплӗн йӗри-тавралла пӑхса ҫаврӑнсанах, Воропаев хӑйӗн вӑрҫӑра аталаннӑ уйрӑм сисӗмӗпе тӳрех ку ҫын ҫирӗп, ӑслӑ салтак тата, вӑйлӑ хуҫа пулнине тавҫӑрса илчӗ.
Как только Городцов вошел во двор и по-солдатски быстро и точно огляделся, Воропаев особым чутьем, воспитанным на войне, сразу определил, что это крепкий, умный солдат и, наверное, твердый хозяин.

Воропаев Ступина хӑйӗн хӗр-тантӑшне пулӑшма чупнине тавҫӑрса илчӗ.
Они позволили Воропаеву догадаться, что Ступина мчалась на помощь подруге.

Воропаев ӑна типшӗм шӗвӗр хулпуҫҫинчен тытрӗ.
Воропаев взял ее за худые, острые плечи.

Воропаев кровать ҫинче ҫӗкленчӗ.
Воропаев приподнялся на кровати.

— Хӑвӑра хӑвӑр ҫавӑн пек калаҫнисемпе мар, урӑххипе питлес пулать, — терӗ Воропаев, сӑмахне малалла тӑсасшӑн пулса, анчах Ступина ӑна тӗлӗнмелле ҫемҫен те ачашшӑн пӳлсе хучӗ:
— Бичевать себя надо не рассказами, — хотел продолжать Воропаев, но Ступина с удивительной мягкостью и нежной настойчивостью перебила его:

Светлана хурлӑхлӑн кулнӑ вӑхӑтра Воропаев уҫӑмсӑррӑн чухласа илчӗ.
Воропаев только еще карабкался по лестнице смутных догадок, когда Светлана горько усмехнулась.

Воропаев ӑна аллисенчен тытрӗ те ҫупӑрласа илчӗ, ҫав вӑхӑтра вӑл питӗ ҫывӑхран унӑн куҫӗсенчен пӑхрӗ, — Ступина, хӑраса ӳкнӗ пек, пуҫне каялла ячӗ.
И, взяв ее руки в свои и похлопывая ими, Воропаев так близко заглянул ей в глаза, что она откинула назад голову в мимолетном испуге.

Воропаев вӗсенчен хӑйсемпе мӗн пулса иртни ҫинчен каласа пама ыйтрӗ:
Воропаев попросил рассказать, что с ними произошло.

Тепӗр кунне Воропаев кровачӗ патне пӗр уйӑх каялла нимӗҫ чуралӑхӗнчен таврӑннӑ Светлана Чириковӑпа Аня Ступина пырса ларчӗҫ.
На следующий день у кровати Воропаева сидели две девушки — Светлана Чирикова и Аня Ступина, всего месяц как вернувшиеся из немецкой неволи.

Часах вӑрҫӑ пӗтӗ те тӗлӗнмелле лайӑх пурнӑҫ пуҫланӗ, вӑл, Воропаев, ҫав пурнӑҫа тен кӗтсе илӗ, анчах ун чух ҫурма чӗрӗ ҫын кӑна пулӗ; вӑрҫӑчченхи пурнӑҫа вӑл, ыттисемпе пӗрле, хӑй тунӑччӗ, анчах вӑрҫӑ хыҫҫӑнхи пурнӑҫа тунӑ ҫӗре вӑл ҫавӑн пек хутшӑнаймӗ, — ҫакӑн пек шухӑш ӑна хӑратать, салхуллатать.
И страшно, грустно делалось от сознания, что именно сейчас, когда вот-вот закончится война и начнется изумительная жизнь, он, Воропаев, если дождется тех дней, то разве полуживым и уж ни при каких условиях не сумеет строить эту послевоенную жизнь в первой шеренге, как строил ту, довоенную.