Поиск

Тельмарш

— Ӑҫта каятӑр эсир? — ыйтрӗ Тельмарш.
— Куда вы? — спросил Тельмарш.

Пӗррехинче ирхине Тельмарш вӑл ҫула тухма хатӗрленнине туйса илчӗ; хӗрарӑм чылай вӑхӑт сӗм вӑрман ҫине куҫ сиктермесӗр пӑхса тӑчӗ.
Однажды утром Тельмарш увидел, что она тронулась в путь, глядя неподвижным взором в лесную чащу.

Унтан каллех темӗн мӑкӑртатма тытӑнать: тен, вӑл ачисене ятпа чӗнет, анчах унӑн сасси ытла та хуллен тухнипе Тельмарш вӑл мӗн каланине уйӑрса илеймест пулӗ.
Бормотала какие-то имена, должно быть имена своих детей, но Тельмарш ничего не мог разобрать.

Тельмарш ним чӗнмесӗр ӑна сӑнаса тӑчӗ.
А Тельмарш наблюдал за ней.

Тельмарш ҫав телейсӗр хӗрарӑма калаҫтарасшӑн та пулчӗ, анчах нимӗн те тухмарӗ.
Теперь уже сам Тельмарш старался вызвать бедняжку на разговор; но все его попытки были тщетны.

Тельмарш с волнением следил за ней.

Тельмарш уже не рад был, что велел ей молчать.

— Акӑ эсир каллех чирлесе ӳкрӗр, — терӗ Тельмарш.
— Ну вот, опять лихорадка началась, — сказал Тельмарш.

— Пулман, — терӗ Тельмарш.
— Не было, — ответил Тельмарш.

Тельмарш унӑн аллине тытса юн тымарӗ мӗнле тапнине итлерӗ.
Тельмарш взял ее за руку и пощупал пульс.

Акӑ хӗрарӑмӑн салхуллӑ куҫӗсем каллех Тельмарш ҫине пӑхма пуҫларӗҫ.
Но вот она снова подняла на Тельмарша темный, как ночь, взгляд.

Тельмарш ҫакна лайӑх ӑнланать.
Тельмарш понимал это.

Тельмарш, айӑплӑ ҫын пек, пуҫне чикрӗ.
Тельмарш опустил голову, точно виноватый.

Анчах хӗрарӑм сасартӑк Тельмарш ҫине пӑхрӗ те ҫилленсе: — Манӑн ачасем! — тесе кӑшкӑрса ячӗ.
Вдруг она подняла на Тельмарша взор и снова воскликнула — на этот раз почти гневно: — Мои дети!

Тӑлӑха юлнӑ ача амӑшӗнчен «манӑн ачасем» тенӗ сӑмахсене илтсен, Тельмарш кулма пӑрахрӗ, ача амӑшӗ каллех шухӑша кайрӗ.
Услышав слова «мои дети», Тельмарш перестал улыбаться, а мать углубилась в свои думы.

Тельмарш вара пӗччен тӑрса юлнӑ: унран пурте ютшӑнаҫҫӗ.
Тельмарш жил на положении человека не только одинокого среди людей, но избегаемого людьми.

Ҫапкаланчӑк Тельмарш канӑҫсӑр этем вӗт.
Тельмарш-Нищеброд внушал им какую-то тревогу.

Анчах Тельмарш ӑна мӗн каламаллине чӑнах та пӗлмен.
Но Тельмарш и в самом деле не мог ничего ей сказать.