Поиск

Шырав ĕçĕ:

ӑшӗнче (тĕпĕ: ӑш) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Батманов хӑй ӑшӗнче вара иртнӗ кун тунӑ ӗҫсене тӗрӗслесе тухать.
Перед самим собой Батманов проверял правильность сделанного за минувший день.

Иккӗмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

«Сморчковпа Силина приказпа хӑйсене уйрӑммӑн палӑртас пулать. Вӗсем мӗнле маттур йӗкӗтсем пулнине пурте пӗлччӗр!» — шухӑшларӗ вӑл хӑйӗн ӑшӗнче.
«Ему и Силину надо посвятить отдельный приказ. Пусть все узнают, какие это парни!» — размышлял он про себя.

Пӗрремӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Анчах та вӑл кӳренмелли япаласене тӳссе ирттерме хӑнӑхнӑ, вӗсем уншӑн ытла пурте пӗтменнине туйнӑ, хӑп ӑшӗнче ҫӗннисем пулассине кӗтсе тӑнӑ.
Но он привык испытывать неприятности, предчувствовал, что не все они кончились для него, и смутно ждал новых.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Хӑйсем те сӑмахсем ӑшӗнче пӑтрашса кайнӑ.
И сами тоже в словах запутались.

Хӑш чухне вӑл кантура пырса унта нумайччен ларнӑ, вара, Якова кансӗрлесе, хӑйӗн пӗтӗм вӑйне фабрикӑна, ачасене пани, пӗтӗм пурнӑҫне фабрикӑн чул туртисене кӳлӗнсе, вӗҫӗмсӗр ӗҫсен сӗрӗмӗ ӑшӗнче, нимӗнле савӑнӑҫ та курмасӑр пурӑнса ирттерни пирки ӳпкелешнӗ.
Иногда он являлся в контору, долго сидел там и, мешая Якову, жаловался, что вот он отдал все свои силы фабрике, детям, всю жизнь прожил запряжённый в каменные оглобли дела, в дыму забот, не испытав никаких радостей.

— Эсир Носкова, сунарҫа, паллатӑр-и? — ыйтрӗ Яков хуллентереххӗн; офицерӑн хӗрлӗрех куҫхаршийӗсем ҫӳлелле хӑпарса кайрӗҫ, Китай ҫыннин пек уссийӗсем хускалса илчӗҫ; вӑл пӗр уссине тытрӗ, пӗлӗтелле пӑхса куҫӗсене хӗсрӗ; ҫаксене пула Яков хӑй ӑшӗнче: «Суять ӗнтӗ. Анчах — мӗнле суйӗ-ши?» тесе шухӑшларӗ.
— Вы знаете Носкова, охотника? — спросил Яков негромко; рыжеватые брови офицера удивлённо всползли кверху, его китайские усы пошевелились, он придержал один ус, сощурился, глядя в небо, всё это вызвало у Якова догадку: «Соврёт. Но — как?»

«Хӗрарӑм тӗлӗкӗсем», — шухӑшланӑ кӗҫӗн Артамонов, Алексей тетӗшӗн килӗнчи тавлашусемпе сӑмахсене итлесе; шухӑшланӑ та — хӑй ӑшӗнче кулнӑ.
«Бабьи сны», — думал Артамонов младший, слушая споры и речи в доме дяди Алексея, думал и внутренно усмехался.

Яков ҫакна ӗненнӗ: этем — кӑткӑс мар, ӑна пуринчен те ытла кӑмӑла каяканни — ҫав кӑткӑс мар пулни, вӑл хӑй те, этем, нимӗнле пӑлхануллӑ шухӑшсем шухӑшласа кӑлармасть, хӑй ӑшӗнче йӑтса ҫӳремест.
Яков был уверен, что человек — прост, что всего милее ему — простота и сам он, человек, никаких тревожных мыслей не выдумывает, не носит в себе.

Рабочисем ҫӗтӗк-ҫатӑк тумланса, пылчӑк ӑшӗнче пурӑнса, ӗҫкӗпе супса, питӗ лайӑх пир-авӑр тӗртеҫҫӗ; вӗсем те, пӗтӗмӗшпе илсен, темле уйрӑм, кашни мужикӑнах пулакан кӑткӑс мар, хуҫалӑхла чеелӗхсӗр, уҫҫӑнах палӑрса тӑракан ухмахлӑх ӑшне путнӑ.
Рабочие ткут великолепное полотно, одеваясь в лохмотья, живя в грязи, пьянствуя; они в массе околдованы тоже какой-то особенной глупостью, дерзко открытой, лишённой даже той простенькой, хозяйственной хитрости, которая есть у каждого мужика.

Ӗҫессе Артамонов нумай ӗҫнӗ, анчах ӳсӗрӗлме вӑраххӑн ӳсӗрӗлнӗ, вара пуҫран тухма пӗлмен, йӑлӑхтарса ҫитернӗ салху шухӑшсем ҫав тери час пӗтменшӗн, Таисьйӑн хаяр, тутлӑ эрехӗсем ӑшӗнче путманшӑн тарӑхнӑ.
Пил Артамонов много, но хмелел медленно, и его раздражало, что навязчивые, унылые думы так долго не тают, не тонут в крепких, вкусных водках Таисьи.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Хӑш чухне ҫав икӗ ҫын хушшинчи сассӑр тавлашу пӗрин ӑшӗнче уйрӑмах хӗрсе кайнӑ, вара кӳреннӗ ҫынни, ним хӗрхенӳсӗр пулса кайса, кӑшкӑрнӑ пекех каланӑ:
Иногда этот немой спор двух людей в одном разгорался особенно жарко, и обиженный человек, становясь беспощадным, почти кричал:

— Тен, ку япала ӑшӗнче шуйттан кӑшкӑрать, унта унӑн чунне пытарнӑ!
— Может, в этой штуке проклятый кричит, душа его спрятана!

Ашшӗ хӑйне хӑлхинчен турткаласа, ӑшӗнче кулкаласа шухӑшланӑ:
Отец дёргал себя за ухо, ухмылялся и думал:

Анчах пуҫӗ мухмӑрпа пӑтранса тӑнине тата лӗнчӗркесе ҫитнӗ кӗлетки ывӑннине туйнӑ вӑхӑтрах, шӑллӗне сӑнаса, вӑл хӑйӗн ӑшӗнче тепӗр кӑткӑс туйӑм ӳссе пынине сисрӗ: вӑл шӑллӗне пӗр вӑхӑтрах ӑмсанать те хисеплет те; унран вӑрттӑн тӑрӑхлани те, ӑна курайманни те пур.
Но сквозь туман в голове и усталость отравленного, измотанного тела, он, присматриваясь к брату, испытывал всё более сложное чувство, смесь зависти и уважения, скрытой насмешливости и вражды.

Ун ӑшӗнче шӑллӗне юратман тата ӑмсанакан туйӑм ҫуралчӗ.
У него возникало чувство неприязни и зависти к брату.

Вӑл унӑн киревсӗр ӗҫӗсене ҫав тери нумай каласа пачӗ, ҫавӑнпа та аслӑ Артамонов хӑй ӑшӗнче: «Суять. Улталать», — тесе шухӑшларӗ.
Он так долго перечислял проступки, что Артамонову старшему показалось: «Врёт. Пугает».

Артамонов лайӑх астӑвать: ҫав хӗрарӑм ун ӑшӗнче пӗр минутлӑх та унпа йӑпанас кӑмӑла хускатман, вӑл ӑна шиклентернӗ, унӑн кӑкрине хыттӑн хӗссе лартнӑ ҫеҫ; хӗрарӑмран темле асамӑҫла хӑрушлӑх тухса тӑнӑ.
Артамонов хорошо помнил, что она ни на минуту не возбудила в нём желания обладать ею, а только внушала страх, вызывала тяжкое стеснение в груди, от неё веяло колдовской жутью.

Ярмаркӑра пурӑнса ирттернӗ шавлӑ-тӑвӑллӑ кунсене аса илсе, Петр Артамонов пӗтӗм чунтан тӗлӗнчӗ, хӑраса ӳкнӗ пекех пулчӗ; аса килнӗ япаласене вӑл хӑй куҫӗпех курнине, ҫав кӗмсӗртетекен сасӑсемпе, музыка кӗрлевӗпе, юрӑсемпе, кӑшкӑрусемпе, ӳсӗр савӑнӑҫпа тата ӑсран тухса кайнӑ ҫынсем чуна аркатса ямалла кичеммӗн ӳленипе тулнӑ темӗн пысӑкӑш чул хуран ӑшӗнче хӑй те вӗренине ӗненес те килмерӗ.
Припоминая бурные дни жизни на ярмарке, Пётр Артамонов ощущал жуткое недоумение, почти страх; не верилось, что всё, что воскрешала память, он видел наяву и сам кипел в огромном, каменном котле, полном грохота, рёва музыки, песен, криков, пьяного восторга и сокрушающего душу тоскливого воя безумных людей.

Вӑл пиччӗшне пиллемерӗ, унӑн сылтӑм алли ряса ҫанни ӑшӗнче ҫыхланса ларчӗ, вара Петр вӑл аллине юри ҫыхлантарчӗ пуль, тесе шухӑшларӗ.
Он не благословил брата, правая рука его запуталась в рукаве рясы, и Пётр подумал, что запуталась она нарочно.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

— Ҫапла, — терӗ курпун; ҫак вӑхӑтра вӑл хӑй ӑшӗнче, ҫав хӑй ӳпкелешекен япаласемшӗн кӑмӑллӑ пулнӑ пек туйӑнчӗ.
— Да, — говорил горбун, и казалось, что втайне он доволен тем, на что жалуется.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика