Поиск

Шырав ĕçĕ:

чиксе (тĕпĕ: чик) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Яков Артамонов васкамасӑр, аллисене кӗсйисене чиксе, хулхушшине йывӑр туя хӗстерсе утнӑ май, ҫынсем ӑнланмалла мар, тӗлӗнмелле ухмах пулни ҫинчен шухӑшланӑ.
Яков Артамонов шёл не торопясь, сунув руки в карманы, держа под мышкой тяжёлую палку, и думал о том, как необъяснимо, странно глупы люди.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Хута сюртук кӗсйине чиксе, пур тӳмисене те тӳмелесен, Воропонов Алексей, Мирон тухтӑр тата еврейсем хӗтӗртнипе пӗрисем — ним ӑнланмасӑр, теприсем — ятарласа, хӑйсем усӑ курасшӑн патшана хирӗҫ пыракан ҫынсем ҫине ӳпкелешме тытӑнчӗ; аслӑ Артамонов унӑн ӳпкелешӗвӗсене кӑмӑлласах итлерӗ, ун майлӑ пулса калаҫкаларӗ, тутисем кӑвакарса кайнӑ Воропонов Вера Попова ҫинчен хаяррӑн калаҫма тытӑнсан тин вӑл ҫирӗппӗн: — Вера Николаевна ку ӗҫе нихӑш енчен те хутшӑнман, — тесе хучӗ.
Положив бумагу в карман сюртука, застегнувшись на все пуговицы, Воропонов начал жаловаться на Алексея, Мирона, доктора, на всех людей, которые, подзуживаемы евреями, одни — слепо, другие — своекорыстно, идут против царя; Артамонов старший слушал его жалобы почти с удовольствием, поддакивал, и только когда синие губы Воропонова начали злобно говорить о Вере Поповой, он строго сказал: — Вера Николаевна тут ни при чём.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Ылтӑн шӑллӑ тухтӑр, аллисене кӗсйисене чиксе, ӑшӑ кӑмака ҫумне тайӑнса тӑрса, мӑкӑртатнӑ:
Златозубый доктор, сунув руки в карманы, стоял, прислонясь к тёплым изразцам печи, и бормотал:

— Ну, тӑванӑм, ку хилософи, — вӗрентмелле калаҫнӑ вӑл, чавсисене ик еннелле сарса, аллисене куртка кӗсйисене чиксе.
— Ну, брат, это хилософия, — поучительно говорил он, держа руки фертом, сунув их в карманы курточки.

Вӗсем «Самокатра», ухмаха ернӗ пек трактирта пулнӑ, — унта урай пур сӗтелсемпе, ҫынсемпе, лакейсемпе пӗрле вӑраххӑн ҫаврӑнса тӑнӑ; тӗк чиксе тултарнӑ минтер пек, хӑнасемпе лӑк тулса ларнӑ шавлӑ залӑн кӗтессисем ҫеҫ хускалмасӑр тӑнӑ.
Были на «Самокате», в сумасшедшем трактире, где пол со всеми столиками, людьми, лакеями медленно вертелся; оставались неподвижными только углы зала, туго, как подушка пером, набитого гостями, налитого шумом.

Манах сӑмах тӗртнине ӑнланмарӗ; вӑл, черккене ҫӑварӗ патне илсе пырса, чӗлхине эрех ҫине чиксе кӑларчӗ те, тутисене ҫулласа илсе, йывӑҫ пек хытӑ сӑмахсемпе малалла каларӗ:
Монах не понял намёка; он поднёс рюмку ко рту, окунул язык в вино и, облизав губы, продолжал жестяными словами:

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Вӑл Илья хӗрелсе кайнине, унӑн аллисем чӗтренине курчӗ, ывӑлӗ вӗсене брюки кӗсйине чиксе пытарасшӑн пулчӗ, анчах аллисем кӗсйисене тупаймарӗҫ.
Он видел, что Илья покраснел и у него дрожат руки, сын хочет спрятать их в карманы брюк, а руки не находят карманов.

— Ҫук, вӗренме чаратӑп! — кӑшкӑрчӗ ашшӗ, туйине хӑйӑр ӑшне чиксе лартса.
— Не разрешаю учиться! — вскрикнул отец, воткнув палку в песок.

Тихон ун хыҫӗнче, пуҫне чиксе, хуҫа аттисем ҫине пӑхса тӑчӗ.
За ним стоял Тихон, наклонив голову, глядя на сапоги хозяина.

Укҫине илсен, вӑл ӑна тӑла ашне чиксе хурать те, кӗслине каласа, хавассӑн юрлать:
Получив деньги, он совал их за онучу и разудало пел, подыгрывая на гуслях:

Ывӑлӗ ӑна темле уйрӑмах пысӑк шанчӑк панӑ; Илья аллисене кӗсйине чиксе, хуллен шӑхӑркаласа, чӳрече витӗр картишне, рабочисем ҫине пӑхса тӑнине курсан, е фабрикӑра васкамасӑр утса ҫӳренине е поселока ҫӑмӑллӑн утса кайнине курсан, ашшӗ тулли кӑмӑлпа шухӑшланӑ:
Сын возбуждал в нём какие-то особенные надежды; когда он видел, как Илья, сунув руки в карманы, посвистывая тихонько, смотрит из окна во двор на рабочих, или не торопясь идёт по ткацкой, или, лёгким шагом, в посёлок, отец удовлетворённо думал:

Пилӗк ҫул хушшинче тӑватӑ хутчен ҫын вӗлерни пулнӑ, иккӗшӗ тӳпелешсе вилнӗ, пӗрне тавӑрас майпа вӗлернӗ, тепӗрне — пӗр хӗр — шпульницӑна, чылай ватӑ тӗртевҫӗ кӗвӗҫнӗ пирки чиксе пӑрахнӑ.
За пять лет было четыре убийства, два — в драке, одно из мести, а один пожилой ткач зарезал девку-шпульницу из ревности.

Артамонов картузне пустав сӑхман кӗсйине чиксе хучӗ, мӗскӗннӗн пӗкӗрӗлсе выртакан пӗчӗк кӗлетке ҫине нимӗн ӑнланмасӑр пӑхса сӑхсӑхса илчӗ; хӑраса ӳкнипе, унӑн пуҫӗнче чее мар шухӑш ҫаврӑнма пуҫларӗ.
Артамонов сунул картуз в карман поддёвки, перекрестился, тупо глядя на маленькое жалобно скорченное тело; испуганно билась нехитрая мысль:

Артамонов мунча ҫенӗхне асӑрхануллӑн пуҫне чиксе пӑхрӗ те кӗтесре, тӗттӗмрех ҫӗрте, хӑйӗн тӑшманӗн пӗчӗк кӗлетки сак ҫинче выртнине курчӗ.
Осторожно заглянув в предбанник, Артамонов увидал в углу его, в тени, на лавке распластанную фигурку своего врага.

Илья хӑй те ытлашши ҫепӗҫленсе кайнӑ, ашшӗпе амӑшне «эсир» тет, аллисене кӗсйине чиксе ҫӳрет, килте хӑйне хӑй хӑна пек тыткалать, шӑллӗне антӑхса кайсах макӑрмалла йӗкӗлтет, аппӑшне те пӗрмаях темпе ҫав тери тарӑхтарать, лешӗ, нимӗн тума аптраса ҫитсе, ӑна кӗнекесемпе перет, пӗр сӑмахпа каласан, хӑйне питӗ йӗркесӗр тыткалать.
Сам Илья тоже стал нехорошо вежлив, говорил отцу и матери «вы», ходил, сунув руки в карманы, держался в доме гостем, дразнил брата, доводя его до припадков слезливого отчаяния, раздражал чем-то сестру так, что она швыряла в него книгами, и вообще вёл себя сорванцом.

Пуҫне чиксе, курпунне тата та ҫӳлерех ҫӗклесе, вӑл лӑпкӑрах сасӑпа вулама пуҫларӗ, вара тӑххӑрмӗш кафизма сӑмахӗсемпе пӗрле икӗ сасӑ ӗсӗклесе калаҫни илтӗнсе кайрӗ.
Нагнув голову, приподняв горб, он понизил сорвавшийся голос, и тогда, рядом со словами девятой кафизмы, потекли всхлипывающие слова двух голосов.

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

— Ан калаҫ эсӗ, — вӑрӑммӑн та хурлӑхлӑн йынӑшать Баймакова, ун ҫӑварне пӑр катӑкӗсем чиксе.
— Молчи ты, — протяжно и жалобно стонет Баймакова, всовывая в рот ему кусочки льда.

Ҫынсем, ҫилленсе кайса, йывӑр тимӗр тушка тавра пухӑнса тӑчӗҫ, ун айне каток чиксе хума пикенчӗҫ, анчах та вӗсем ывӑнса ҫитнӗ ӗнтӗ.
Люди сердито облепили тяжёлую тушу, пытаясь подсунуть под неё каток, но они уже выдохлись.

— Тарас пулать, — шухӑшларӗ Никита, инҫетелле, ҫулӑм ҫурса пӑрахнӑ тӗттӗмелле пӑхса; унта, хӗрлӗрех сывлӑшра, тимӗртен тунӑ пек курӑнакан йывӑҫсем лараҫҫӗ, хӗрлӗ тӗс ҫапнӑ ҫӗр тӑрӑх, вылямалли теттесем пек, пӗчӗк ҫынсем чупкалаҫҫӗ, вӗсем вут ӑшне ҫинҫе те вӑрӑм пакурсем чиксе яни те курӑнать.
«Бежать надо», — думал Никита, глядя вдаль, во тьму, разорванную огнём; там, в красноватом воздухе, стояли деревья, выкованные из железа, по красноватой земле суетливо бегали игрушечно маленькие люди, было даже видно, как они суют в огонь тонкие, длинные багры.

Курпун, аллинчи кӗреҫине хӑйӑр ӑшне чиксе лартса, унтан: — Эпи-карчӑк мӗн калать? — тесе ыйтрӗ.
Горбун, всадив лопату в песок, спросил: — Что повитуха говорит?

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика