Поиск

Шырав ĕçĕ:

Пичӗ (тĕпĕ: пит) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Чпг-дг!.. — хӑраса кайса асӑрхаттарнӑ Маякин, унтан хӑвӑрттӑн, пичӗ ҫине савӑшлӑ кулӑ ӳкерсе, ҫаврӑнса пӑхнӑ.
— Чшш… — испуганно заметил Маякин и быстро оглянулся с любезной улыбкой на лице.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Пит-куҫӗ туртӑнса илнӗ, тутисем, пӗрӑнсе-сарӑлса, чӗтреме пуҫланӑ, пичӗ ҫинчи йӗрсем картланса кайнӑ, вӗсем тарӑх пӗчӗк куҫсенчен вӗтӗ куҫҫульсем шӑпӑртатнӑ.
Его лицо перекосилось, губы растянулись в большую гримасу и дрожали, морщины съежились, и по ним из маленьких глаз текли слезы, мелкие и частые.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Анчах унӑн ывӑлӗ йӗмен ӗнтӗ: ашшӗн тӑртанса кайнӑ ҫӗр сӑнлӑ пичӗ ӑна сехӗрлетсе янӑ, ҫак сехӗрлетӳ унӑн чунне, ҫылӑхлӑ ҫыншӑн йӗрекен чиркӗвӗн салхуллӑ музыкӗпе шӑварӑннӑскерне, кӑштах урӑлтарнӑ.
Но его сын уже не плакал: ужас возбудило в нем черное, вспухшее лицо отца, и этот ужас несколько отрезвил его душу, упоенную тоскливой музыкой плача церкви о грешном сыне ее.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ашшӗн пичӗ тӗксӗм те хусканусӑр пулнӑ, сарлакан уҫӑлса кайнӑ куҫӗсем нимӗн ҫинчен те пӗлтермен: ыратни те, хӑрани те, савӑнни те палӑрман вӗсенче…
Лицо отца было темное, неподвижное, и широко открытые глаза на нем не выражали ничего: ни боли, ни страха, ни радости…

III // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Темиҫе самант хушши Фома хускалайман та, чӗнеймен те, вӑл сехӗрленсе, тӗлӗнсе, ашшӗ ҫине пӑхса тӑнӑ, унтан, сасартӑк сиксе ӳксе, унӑн пуҫне ҫӗр ҫинчен ҫӗкленӗ, пичӗ ҫине тинкерсе пӑхма пуҫланӑ.
Несколько секунд Фома не двигался и молчал, со страхом и изумлением глядя на отца, но потом бросился к Игнату, приподнял его голову с земли и взглянул в лицо ему.

Ашшӗ ҫине лайӑхрах пӑхсан, Фома унӑн пичӗ тӗссӗрленсе, ӗшенсе кайнине курнӑ.
Всмотревшись в лицо отца, Фома увидал, что оно серо, устало.

Улпутӑн пичӗ вӗрсе хӑпартнӑ хӗрлӗ хӑмпӑ пек курӑннӑ; мӑйӑхӗ те, сухалӗ те пулман ун, вӑл пӗтӗмӗшпех арҫынла тумланнӑ хӗрарӑм пек пулнӑ…
Лицо у барина было, как пузырь, — красное, надутое; ни усов, ни бороды не было на нем, и весь этот человек был похож на переодетую женщину…

Пичӗ унӑн тӗксӗмленсе кайнӑ, вӑл кресло ҫинчен ҫӗкленсе, татӑклӑн: — Ҫук, эпӗ апла тума шухӑшламастӑп. Эп ӑна качча илес ҫук! — тесе ответленӗ.
Лицо его потемнело, он привстал с кресла, решительно сказав: — Нет, я не хочу! Я на ней не женюсь!

Унӑн ачалла кӗлетки, темӗнле тӗксӗм пусмапа чӗркеннӗскер, креслӑн йӑм хӗрлӗ пуставӗпе пӗрешкел курӑннӑ, ҫавӑнпа та ылтӑн кӑтра ҫӳҫӗсем тата шурӑ пичӗ тӗксӗм фон ҫинче йӑлтӑртатса тӑнӑнах туйӑннӑ.
Ее детская фигура, окутанная в какую-то темную ткань, почти сливалась с малиновой материей кресла, отчего волнистые золотые волосы и бледное лицо точно светились на темном фоне.

Фома, ашшӗн хулпуҫҫийӗ урлӑ пӑхса илнӗ те, малти кӗтесре кӑпӑшка сарӑ ҫӳҫлӗ пӗчӗк хӗрарӑм сӗтел ҫине тайӑнса ларнине курах кайнӑ: унӑн шурӑ сӑнлӑ пичӗ ҫинче тӗксӗм куҫӗсем, ҫӳхе куҫхаршисем, тӑртанса тӑракан хӗрлӗ тутисем уҫҫӑн уйрӑлса тӑнӑ.
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы.

Яков Тарасовича ку сӑмах пӗртте юраман, вӑл йӗкӗтӗн пичӗ ҫине йӗрӗнчӗклӗн пӑхса илнӗ те темӗнле йӑвашланнӑ сасӑпа: — Эсӗ калатӑн-и ҫакна? — тесе ыйтнӑ.
Якова Тарасовича повело всего, он с презрением посмотрел в лицо юноши и каким-то слабым голосом спросил его: — Это ты говоришь?

Фома, пичӗ ҫине сасартӑк хӗвел пырса ҫапӑннӑ пек, куҫне хупса илнӗ, унтан, пуҫне сулкаласа, пӗтӗм сасӑпа: — Тӗрӗс! Вот — тӗрӗс те-е! — тесе, хыттӑн каласа янӑ.
Фома закрыл глаза, точно ему в них луч солнца ударил, и, качая головой, громко сказал: — Верно! Вот — верно-о!

Унӑн кӑмӑрчаклӑрах пысӑк сӑмси тата путса кӗнӗ сарӑхнӑ пичӗ Фомана хӑйӗн хреснашшӗне аса илтернӗ.
Его хрящеватый большой нос и желтые, ввалившиеся щеки напоминали Фоме крестного.

Фоман шурӑхса кайнӑ пичӗ ҫине пӑч-пӑч хӗрлӗ персе тухнӑ, вӑл урисене улӑштарса илнӗ, чӗтревлӗн хутланса, аллисене пиншак кӗсйине чикнӗ, унтан тикӗс те ҫирӗп сасӑпа: — Эс! Капитан! Акӑ мӗн — пӗр сӑмах кӑна мана хирӗҫ калатӑн пулсан — халех ҫӑва патне! Вон! Ҫыран хӗррине! Эп лоцманпа та ҫитетӗп. Ӑнлантӑн-и? Сан мар мана командӑлама? Ну? — тесе хунӑ.
На бледном лице Фомы выступили красные пятна, он переступил с ноги на ногу, судорожным движением спрятал руки в карманы пиджака и ровным, твердым голосом сказал: — Ты! Капитан! Вот что — слово еще против меня скажешь — убирайся к чёрту! Вон! На берег! Я и с лоцманом дойду. Понял? Надо мной тебе не командовать! Ну?

Фома унӑн сывлӑшне хӑйӗн пичӗ ҫинчех туйса илнӗ, унтан, ун пекех шӑппӑн: — Ҫапла ҫав… — тенӗ вӑл.
Фома ощутил ее дыхание на щеке своей и так же тихо ответил: — Да-а…

Сасса хирӗҫ ун еннелле темиҫе пуҫ ҫӗкленнӗ, пӗр самантлӑха ун умӗнче темӗнле сӑн-питсем вӗлтлетсе кайнӑ, пӗри вӗсенчен хӗрарӑм пичӗ пулнӑ, вӑл Фомана хирӗҫ ачашшӑн, илӗртӳллӗн кулса пӑхнӑ.
Несколько голов поднялось к нему, мелькнули пред ним какие-то лица, и одно из них, — лицо женщины с черными глазами, — ласково и заманчиво улыбнулось ему.

Ҫакна илтсен, Ежовӑн сарӑхнӑ пичӗ тӗл-тӗл кӑвакарса кайнӑ, вӑл васкамасӑр кӑна: — Юрӗ, ҫапла пултӑр!.. Эпӗ ак сана каласа пыма пӑрахатӑп, — пулӑн вара вартаман каска! — тесе тавӑрнӑ.
От услышанного желтое лицо Ежова покрылось пятнами, и он медленно ответил: — Ладно, пускай! А вот я не буду подсказывать тебе — и станешь ты бревном!

— Ну, мӗнле, шкул кӑмӑла кайрӗ-и? — ыйтнӑ Игнат, ывӑлӗн ҫуталса кайнӑ хаваслӑ пичӗ ҫине савӑнӑҫлӑн пӑхса.
— Ну что, понравилось в училище? — спрашивал Игнат, с любовью глядя на румяное и оживленное лицо сына.

Ҫавӑн пекех, ачан выҫӑ сӑнлӑ шурӑхнӑ пичӗ те, унтан-кунтан тӑраткаланса тӑракан шакӑр шӑмӑллӑ пӗчӗк кӗлетки те чухӑнлӑх ҫинчен пӗлтернӗ.
У мальчика было бледное, голодное лиц, маленькая, угловатая и костлявая фигура, всё это говорило о бедности.

Смолин пичӗ — ҫаврашка та сартутлӑскер, ӳт ҫӑвӗпе тӑртанса тӑракан кӑвак куҫлӑскер, — Фома кӑмӑлне кайман.
Фоме не понравилось лицо Смолина — круглое, пёстрое от веснушек, с голубыми глазами, заплывшими жиром.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика