Поиск

Феня

— Эп пултараймастӑп, Афанасий Львович, — тенӗ пӑшӑлтатса Феня.
— Я не могу, Афанасий Львович, — прошептала Феня.

— Ак мӗскер, Феня, — тенӗ Афанасий Львович, — Макҫӑма кала-ха: шампански патӑр…
— Вот что, Феня, — сказал Афанасий Львович: — вели Максиму подать шампанское… все давай!.

Феня, хӑнасем кулса шӳтленине пӑхмасӑр, шӑппӑн Курганов мӗн хушасса кӗтсе тӑнӑ.
Феня не обратила внимания на улыбки и шутки гостей и молча дожидалась приказаний Курганова.

— Мӗн хушатӑр, Афанасий Львович? — тенӗ Феня тепӗр хут, хӑй аялалла пӑхнӑ та вырӑнӗнчен те хускалман.
— Что прикажете, Афанасий Львович? — снова повторила Феня, опуская глаза и не двигаясь с места.

Феня алӑк хыҫне пытаннӑ та Афанасий Львович ҫинчен куҫне те илмен.
Феня, притаившись за дверью, не спускала глаз с Афанасия Львовича.

Хапхине ялан питӗрсе тытнӑ; карташне кӗрес тесен — темӗнччен шӑнкӑртаттармалла пулнӑ; шӑнкӑрав сассине илтсен вара, васкамасӑр сулкаланарах утса, Макҫӑм тухнӑ; хӑш чухне Феня та чупса уҫма ӗлкӗрнӗ.
Ворота всегда были заперты, и, чтобы проникнуть во двор, нужно было долго звонить; на звонок обыкновенно выходил Максимка, развалистой, неторопливой походкой, а иногда выбегала Феня.

Ҫавӑнпа, Феня ана мӗншӗн те пулин сивлесе «Турӑран хӑра, Макҫӑм!» тесен леш ним хуйхӑсӑр тавӑрнӑ:
Поэтому, когда Феня упрекала его в чем-нибудь и говорила: «Побойся ты бога, Максим!» — тот возражал беспечно:

— Мӗнле вӑл — «мӗн тӑвӑпӑр»? — тесе тӗлӗннӗ Феня.
— Как — что делать? — удивлялась Феня.

Ҫавнашкал ӗмӗтсемпе шухӑша кайса, вӗсем иккӗш те ассӑн сывла-сывла илнӗ; унтан Феня каланӑ:
От таких предположений оба они задумчиво вздыхали; потом Феня добавляла:

— Пурӑнӑҫ пулать-и ку ман? — тесе хурланӑ Феня; хӑй, аллисене чӗркуҫҫи ҫине хурса, шухӑшлӑн аяккалла пӑхнӑ.
— А то какая моя жизнь? — пригорюнивалась Феня, складывая на коленях руки и глядя задумчиво вдаль.

Ун умӗнче Феня тарасси ҫинчен калаҫнине, мӗнле те пулин инҫетри мӑнастире кайса кӗрсе виличченех ӗҫлесе пурӑнасчӗ, тенине Макҫӑм нихӑҫан та лӑпкӑн итлеме пултарайман.
Он никогда не мог равнодушно слышать, если Феня начинала при нем мечтать о побеге, о том, как она уйдет куда-нибудь в монастырь и будет там работать до самой смерти.

— Мӗн тӑвас-ши манӑн, Макҫӑм? — тенӗ хӑш чух Феня.
— Что мне делать, Максим? — жаловалась иногда Феня.

Ун чух Феня вуниккелле ҫитнӗ ача ҫеҫ пулнӑ.
Когда Феня была еще подростком.

Кӑҫал виҫҫӗмӗш ярминккене ирттернӗ ӗнтӗ Феня кунта, анчах ҫӗнӗ пурӑнӑҫпа килӗшме пултарайман вӑл; пурте ӑна кунта юттӑн, тӑшманӑн туйӑннӑ, куккӑшӗ вилес умӗн каласа хӑварнӑ сӑмахпа кунта нимӗн те килӗшмен мӗн.
Уже третью ярмарку проводит здесь Феня, но примириться с новою жизнью она не могла; здесь все для нее было чуждо и враждебно, все не согласовалось с последним заветом дяди.

«Арҫури» тени, никамах та мар, Макҫӑм йӗкӗт пулнӑ, Феня ӑна яланах йӑпатнӑ, хӑйне хӑрушӑ самант килсен — ялан унпа пӗрле хуйхӑрнӑ.
«Лешим» был не кто иной, как Максимка, которого Феня всегда утешала, а когда самой приходилось жутко, горевала с ним вместе.