Поиск

Шырав ĕçĕ:

ҫавӑн (тĕпĕ: ҫав) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Эпӗ ҫавӑн пек тӑватӑп та! — терӗ Игнат, турпаспа хӑйне уринчен ҫапкаласа тӑрса.
— Я так и сделаю! — заметил Игнат, постукивая себе щепой по ноге.

V // Леонид Агаков. Горький, Максим. Амӑшӗ: [Роман] / М. Горький. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1968. — 362 с.

— Кун-ҫулӗ ҫавӑн пек сирӗн, ҫав шӑпапа ҫуралнӑ!
— Такая судьба, с тем родились!

Сасартӑк Яков йывӑҫ ҫумӗнчен уйрӑлса аяккалла ярса пусрӗ, унтан чарӑнса пуҫӗпе сулса илчӗ те кичеммӗн те хыттӑн: — Пире, Ефимпа иксӗмӗре, ҫавӑн пек ҫынсене хирӗҫ тӑратаҫҫӗ-и ӗнтӗ? — тесе ыйтрӗ.
Вдруг Яков отшатнулся от дерева, шагнул в сторону, остановился и, взмахнув головой, спросил сухо и громко: — Это против таких нас с Ефимом поставят?

— Епле чӗнес килет, ҫавӑн пек!
— Как хочется, так и зовите.

IV // Леонид Агаков. Горький, Максим. Амӑшӗ: [Роман] / М. Горький. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1968. — 362 с.

— Мӗнле чӗнес тетӗр, ҫавӑн пек чӗнӗр! — терӗ амӑшӗ шухӑшлӑн.
— Зовите, как хочется! — задумчиво сказала мать.

Ӑҫтан вӑй илсе тӑраҫҫӗ-ши ҫынсем ҫавӑн чухлӗ асап тӳсме?
Где люди черпают силу страдать?

III // Леонид Агаков. Горький, Максим. Амӑшӗ: [Роман] / М. Горький. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1968. — 362 с.

Ҫавӑн чухне вара мана чи телейсӗр ҫын — эпӗ пулнӑ пек туйӑнчӗ.
И мне тогда казалось, что самый несчастный человек — это я.

Ҫавӑн хыҫҫӑнах ҫамрӑк сасӑсем тӑпӑлтатма тытӑнса васкавлӑн, ним тума аптранӑ пек таҫталла ыткӑнчӗҫ: унтан каллех хытӑ, хаяр сасӑ кӑшкӑрса ярса вӗсене пурне те путарса лартрӗ.
Испуганно затрепетали молодые голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова закричал громкий, гневный голос, все заглушая.

— Ҫавӑн пек тарнӑ вуншар ҫын пекех пурӑнӗ…
— Будет жить, как живут десятки бежавших…

II // Леонид Агаков. Горький, Максим. Амӑшӗ: [Роман] / М. Горький. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1968. — 362 с.

Ҫавӑн хыҫҫӑнах хуллен ыйтрӗ:
Тихонько спросила:

Амӑшӗ кун пек историсене нумай илтнӗ, анчах нихҫан та ӑнланайман: мӗншӗн-ха ун пек пулнисем ҫинчен ҫавӑн пек лӑпкӑн, пурпӗр пулмалли ӗҫ ҫинчен сӑмах пынӑ пек каласа параҫҫӗ?
Мать уже много слышала таких историй и никогда не понимала — почему их рассказывают так спокойно, относясь к ним, как к чему-то неизбежному?

Вӑл ҫавӑн пек пулнине курса, амӑшӗ тӳрех хӑй ҫак пӳлӗмсенче кирлӗ вырӑнта иккенне туйса илчӗ.
Видя его таким, мать сразу почувствовала себя на месте в этих комнатах.

Хӑш чухне япалана алла тытса пичӗ патне илсе пырать те ӑна куҫӗпе хыпашланӑ пек тӗплӗн пӑхать, ҫавӑн пирки вӑл ҫак пӳлӗме амӑшӗпе пӗрле ҫеҫ пырса кӗчӗ пек, вӑл кунти пур япаласене те пӗлмен, хӑнӑхман пек туйӑнчӗ.
Иногда брал вещь в руки, подносил к лицу и тщательно ощупывал глазами, — казалось, он вошел в комнату вместе с матерью и, как ей, ему все здесь было незнакомо, непривычно.

— Павел ҫавӑн пек тутарасшӑн пулнӑ пулсан, — терӗ вӑл, — тата эпӗ сире кансӗрлемесен…
— Если Паша этого хотел, — сказала она, — и не стесню я вас…

I // Леонид Агаков. Горький, Максим. Амӑшӗ: [Роман] / М. Горький. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1968. — 362 с.

— Ҫавӑн пек пурнӑҫ!
— Такая жизнь!

— Те мана ахаль ҫавӑн пек туйӑнать, те чӑнах тупӑсенчен пеме пӑрахрӗҫ.
— Кажется мне или в самом деле из пушек стрелять перестали?