Поиск

Шырав ĕçĕ:

пӑхнӑ (тĕпĕ: пӑх) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ӑна ӗненнӗ, хакланӑ, ун ҫине фронтри ҫемьен пӗр тан членӗ ҫине пӑхнӑ пек пӑхнӑ.
Ему доверяли, его ценили, смотрели на него, как на равноправного члена фронтовой семьи.

XXV // Геннадий Пласкин. Чжоу Ли-бо. Ҫил-тӑвӑл: роман; Г. Пласкин куҫарнӑ; В. Рудманӑн умсӑмахӗ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1958. — 429 с. — 13–429 с.

Кӗркунне мӗн пӑхнӑ эсӗ?
Чего же вы смотрели, когда складывали?

Унпа канашласа пӑхнӑ хыҫҫӑн, вӑл хаваслӑ сӑнпа каялла таврӑнчӗ.
Посоветовавшись с ней, он, сияющий, вернулся к группе активистов.

XXIV // Геннадий Пласкин. Чжоу Ли-бо. Ҫил-тӑвӑл: роман; Г. Пласкин куҫарнӑ; В. Рудманӑн умсӑмахӗ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1958. — 429 с. — 13–429 с.

Го Цюань-хай лашине пӑхнӑ карчӑк пуҫне сулларӗ:
Старуха Ван, осмотрев лошадь Го Цюань-хая, сокрушенно покачала головой:

Хресченсен союзӗнче шутласа пӑхнӑ тӑрӑх, халӗ кашни лашасӑр ҫемьенех пӗр лаша тивмелле.
Крестьянский союз подсчитал, что теперь каждой безлошадной семье достанется по одной лошади.

Хӑйне виҫӗ ҫул хушшинче ӗҫре кӑтартсан, ун ҫине текех помещик ҫемйинчен тухнӑ хӗрарӑм ҫине пӑхнӑ пек пӑхмаҫҫӗ.
Если она честно проработает три года, к ней не будут больше относиться, как к женщине из помещичьей семьи.

XIX // Геннадий Пласкин. Чжоу Ли-бо. Ҫил-тӑвӑл: роман; Г. Пласкин куҫарнӑ; В. Рудманӑн умсӑмахӗ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1958. — 429 с. — 13–429 с.

Хоу Ли Лань-инӑн кивӗ халачӗпе унӑн айӑплӑ пичӗ ҫине пӑхнӑ, ваттисен сӑмахне аса илнӗ:
Хоу взглянул на поношенный халат Ли Лань-ин, виноватую улыбку, проглядывающую сквозь слезы, вспомнил старую пословицу:

Ли Лань-ин ун ҫине тилмӗрекен, пулӑшу ыйтакан шывланнӑ куҫӗсемпе пӑхнӑ, тем тума та килӗшекен сӑнпа каялла тухса кайнӑ.
Ли Лань-ин подняла на него полные слез глаза, в которых светилась мольба, и покорно вышла.

Вӗсем лӑпкӑ, ҫирӗп, ун ҫине тӑрлавсӑр ашкӑнчӑк ҫине пӑхнӑ пек пӑхаҫҫӗ, ӑна хирӗҫ темскер каварлашаҫҫӗ…
Они спокойны, тверды, относятся к нему как к буяну и что-то замышляют против него.

XIII // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Малтан вӑл Фома ҫине тинкере-тинкере пӑхнӑ, унтан тин, васкамасӑр-тумасӑр, пӗр черкке ҫуттине тултарса, ун тутисем патне чӗмсӗррӗн илсе пынӑ.
Сначала он пристально осмотрел его, потом, не торопясь, налил рюмку и наконец молча поднес ее к губам Фомы.

Анчах вӑл ҫав ҫынсен пичӗсене тӗтре витӗр пӑхнӑ пек кӑна курнӑ, вӗсен сӑмахӗсем ун чӗрине тивеймен.
Но лица этих людей он видел, как сквозь туман, и слова их не задевали его сердца.

Паҫӑр, сӑмах пуриншӗн те пӗр пулнӑ чухне, вӗсем ун патӗнчен пӑрӑна-пӑрӑна, кутӑн ҫаврӑнса тӑнӑ, пӗр ҫӗрелле пухӑнса, хӑйсене питлекен ҫын ҫине аякран йӗрӗнӳллӗн, усаллӑн пӑхнӑ.
Прежде, когда он держал речь ко всем им, они отвертывались от него, отходили в сторону, собирались в группы и издали смотрели на своего обличителя презрительными и злыми глазами.

Темиҫе ҫын, хӑйсене чӗннӗ пекех, Фома еннелле ҫаврӑнса пӑхнӑ.
Несколько человек обернулось к Фоме, точно он их позвал.

Вӑл, чӗвен тӑрса, мӑйне тӑсса, таҫта — сӗтел вӗҫнелле пӑхнӑ, пӗчӗк куҫӗсем унӑн тӗлӗнтермӗшлӗн йӑлтӑртатнӑ, — калӑн, вӑл унта темскер кӑмӑла килекен япала асӑрханӑ, тейӗн.
Поднявшись на носки, он смотрел, вытянув шею, куда-то на конец стола, и глазки его странно блестели, точно там он видел что-то приятное для себя.

Купецсем хӑйсен ораторне ункӑ пек таччӑн сырӑнса илнӗ, ун ҫине ҫуланнӑ куҫсемпе пӑхнӑ, вӗсем ӗнтӗ, ытлашши хавхаланса кайнипе, унӑн сӑмахӗсене лӑпкӑн итлеме те пултарайман.
Купцы окружили своего оратора тесным кольцом, маслеными глазами смотрели на него и уже не могли от возбуждения спокойно слушать его речи.

Иона, пӗчӗкскер, чӑмӑрскер, ҫӗнӗ вӑлчапа ларакан кӗмӗл чӗрес патне аллисене асӑрхавлӑн тӑснӑ, тутисене непсӗррӗн чӑплаттарнӑ, хӑй умӗнчи бутылкӑсем ҫине кармашнӑ май тӳнтерсе ярасран хӑраса, хӑяккӑн пӑхнӑ.
Маленький и кругленький Иона осторожно протягивал коротенькую руку к серебряному ушату со свежей икрой, жадно чмокал губами и косил глазами на бутылки пред собой, боясь опрокинуть их.

Ӗнтӗ вӗсем апат-ҫимӗҫ лартса тултарнӑ сӗтелсем хушшине вырнаҫнӑ, симӗс курӑкпа тата шултра раксемпе илемлетнӗ тем пысӑкӑш осётр ҫине куҫӗсене ҫулантарса, юратуллӑн пӑхнӑ.
Они уже уселись за столы, уставленные закусками, и плотоядно любовались огромным осетром, красиво осыпанным зеленью и крупными раками.

Фома вӗсем ҫине пӗрин хыҫҫӑн теприне тишкерсе пӑхнӑ, вӗсем ҫинчен хӑй мӗн пӗлнине аса илнӗ.
А Фома смотрел то на одного, то на другого и вспоминал то, что ему было известно о них.

Ежов урайнелле пӑхнӑ, тутисем ун шӑппӑн йӑшӑлтатнӑ…
Ежов смотрел в пол, и губы его тихо шевелились…

XII // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл Ежова хулпуҫҫинчен ярса тытнӑ, ун ҫинелле пӗшкӗнсе, ялтӑракан куҫӗсемпе ӑна куҫран пӑхнӑ, унтан пӑшӑрханупа, йӳҫӗхӳпе, йынӑшса янӑ пекех: Э-эх!
Сверкающими глазами он заглядывал в лицо Ежова, наклонясь к нему, и с тоской, с горестью почти застонал: — Э-эх!

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика