Корпус чувашского языка

Ҫакна вӑл урса кайнӑ пек кӑшкӑрнӑран, изолятора юлнисем хӑйсен тӗксӗм шухӑшӗсене хӑварса, ун ҫинелле ҫаврӑнса пӑхнӑ.

Он выкрикнул это с таким бешенством, что все, кто оставался в изоляторе, оглянулись, отрываясь от своих мрачных дум.

Салтак вилтӑпри // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 198–210 с.

Ҫакӑ тӗксӗм те курпунтарах каччӑ шуҫӑмӑн малтанхи шевли кӗтесри кантӑк решетки витӗр кӗнӗренпех чул стенана ҫине тӑрсах пӑтапа чакаланӑ.

Этот мрачный сутулый парень сидел в углу, и с самого рассвета, как только первые лучи просунулись сквозь решётки квадратных окон, он с упорством маниака скрёб гвоздём жёсткую извёстку стены.

Салтак вилтӑпри // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 198–210 с.

— Эпир ҫапӑҫӑва вӗҫлерӗмӗр, Берлина пирӗнсӗрех илӗҫ ӗнтӗ, — янӑратнӑ тӗксӗм те ҫара уралӑ пехотинец, вара шӑлӗсене шӑтӑртаттарса, хӑрӑлтатса сывласа: — Мӗн тӑвать ҫӗлен-фашист! Ҫакӑн ҫинчен хамӑр полкри ачасен пӗлесчӗ!.. — тесе хушса хунӑ вӑл.

— Да, отвоевались, без нас Берлин брать придётся, — прогудел хмурый босой пехотинец и, яростно скрипнув зубами, точно выдохнул с хрипом: — Что гад-фашист делает! Узнать об этом ребятам в нашем полку!..

Салтак вилтӑпри // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 198–210 с.

Вӑл ватӑ салтак, пур ҫӗрте те хӑйне килти пекех тытма хӑнӑхса ҫитнӗскер, хӑйӗн тӗксӗм сӑнне кура мар, ҫынсемпе тӗлӗнмелле хӑвӑрт паллашса каять.

Старый воин, привыкший на любом посте чувствовать себя дома и, несмотря на свою грубоватую и хмурую внешность, удивительно быстро умевший сходиться с людьми.

Клава анне // Михаил Рубцов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 188–197 с.

Вӑл аялти кӗпипе гимнастеркине хывса илчӗ те ӑна хӑйӗн тусне, тӗксӗм сӑнлӑ салтака, Артюхина ывӑтса пачӗ.

Он стягивает вместе с бельем гимнастерку, бросает ее своему приятелю, сумрачному солдату Артюхину.

Улттӑмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Пӗтӗмпех аса килет: «Медуза» баркас путни те, манӑн аслӑ пиччем вӑхӑтсӑр путса вилнӗ хыҫҫӑн шалтӑрах ватӑлса кайнӑ аннен куҫҫулӗ те, Хура скаласем патӗнчи йӑмӑх хӗрлӗ хӗвеланӑҫӗ те, скала айӗнчи пещерӑсене хумсем пырса ҫапнӑ тӗксӗм шавсемпе кирка сассисем те…

Припоминается все: и гибель баркаса «Медузы» и рыдания матери, постаревшей после безвременной смерти старшего сына, представляется червонный закат у Черной скалы, глухие удары волн о скалы и такие же глухие удары кирки.

Улттӑмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Куҫа уҫсах пынипе умра тӗксӗм сенкер шыв тата ҫыхланса ҫӳлелле хӑпаракан ҫырма курӑкне — ӳлеки тӗмисене куратӑп.

Я двигался с открытыми глазами и видел темнозеленую воду, речную траву — чмару, причудливыми кустами поднимавшуюся кверху.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Тӗксӗм туратсемпе вӗсенчен ӳкекен чӗмсӗр сулхӑнсем Кима пытарса тӑраҫҫӗ.

Эти темные ветви и падающие от них глухие тени скрывали Кима.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Алӑк ҫурри уҫӑлчӗ те эпӗ ҫӑра та шурӑ ҫивӗтӗсене хулпуҫҫийӗ ҫине усса антарнӑ хӗрачана куртӑм, тӗксӗм ӳтлӗ аллисене ҫӳллӗ кӑкӑрӗсем ҫине хӗреслетсе хунӑ, хӑлхи вӗҫӗсенче йӳнӗ йышши хӑлха алкисем курӑнса тӑраҫҫӗ.

Двери полураскрылись, и на пороге появилась девушка с нерасплетенной косой, лежавшей по обнаженному белому плечу, со скрещенными на груди смуглыми руками, на безымянном пальце правой руки светлело наивное серебряное колечко, в мочках ушей виднелись дешевые сережки.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Уйӑхсӑр тӗксӗм каҫ эпир ҫеҫенхирти станцисенчен пӗринче поезд ҫинчен антӑмӑр.

Безлунной, глухой ночью мы высадились на одной из степных станций.

Пӗрремӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Ҫапӑҫу мӗн вӗҫне тухичченех унӑн тӗп паттӑрӗсем: пӗркеленчӗк те тӗксӗм, ӑслӑ сӑн-питлӗ ватӑ колхозница Ульяна Михайловна Белогрудпа унӑн хӗрӗ, вунҫичӗ ҫулхи украинка, хӑйӗн сӑн-пичӗпе Тарас Шевченко ҫамрӑк чухне ҫырнӑ илемлӗ портречӗсене аса илтерекен Марийка пулнӑ.

Но основными героями этой борьбы так до конца и остались пожилая колхозница с усталым, изборождённым скорбными морщинками, суровым и умным лицом — Ульяна Михайловна Белогруд и её дочь Марийка, семнадцатилетняя украинская красавица, всем своим обликом напоминающая тонкие, обаятельные портреты кисти юного Тараса Шевченко.

145 полк ялавӗ // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 145–155 с.

Ҫурма тӗксӗм палаткӑра кӑвак тӗтӗм сийлӗн-сийлӗн сарӑлать.

Сизый дым пластами стелется в медовой полутьме палатки.

Пӗр тӑван Волковсем // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 116–126 с.

Тулашӗнчен пӑхсан вӑл ӗлӗкхи пекех авалхи слон шӑмминчен якатса тунӑ евӗр хитре те тӗксӗм питлӗ, интеллигент евӗр ҫинҫе те вӑрӑм алӑллӑ, хытанка хула каччи пекех пулнӑ.

И хотя внешне он оставался прежним худощавым городским юношей с красивым смугловатым и тонким, точно выточенным из старой слоновой кости, лицом, с узкими и длинными руками интеллигента,

Эпос хывӑнни // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 75–96 с.

Кайран, вӗсен ҫывӑхӗнче ҫак самантра пулнисем, легендарлӑ генералӑн тӗксӗм, кӑмӑлсӑр пичӗ ҫинче чӑн-чӑн аттенни евӗр хаваслӑх палӑрнине курни ҫинчен каласа панӑ.

Те, кто в эту минуту был подле них, рассказывали потом, что углядели они выражение настоящей отеческой радости на суровом, неприветливом лице легендарного теперь генерала.

Эпос хывӑнни // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 75–96 с.

Тӗксӗм генерал ҫиленчӗклӗ куҫхарши айӗн, ҫар тумӗ халь те лайӑххӑн вырнаҫса ларман Маликӑн ҫинҫе пӗвӗ ҫине нумайччен пӑхса тӑнӑ.

Хмурый генерал долго смотрел из-под сердитых бровей на тонкую фигуру Малика, на котором ещё не улеглась как следует военная форма.

Эпос хывӑнни // Георгий Ефимов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 75–96 с.

Председатель хӑйне ларма сӗннӗ хыҫҫӑн вӑл ҫак пӳртри пӗчӗк те тӗксӗм пӳлӗме темле майпа килсе лекнӗ ҫемҫе пукан ҫине ларчӗ те, хӑйӗн ҫулланнӑ хутпа чӗркенӗ евӗр ҫуталса тӑракан имшер пӳрнисемпе хура тутӑрӗн ҫӳҫисене турткаланӑ май, сӑмахне малалла тӑсрӗ.

Она села бочком на краешек предложенного ей роскошного кресла, неведомо как попавшего в эту неуютную каморку с тёмными бревенчатыми стенами, и, теребя сухими, точно обтянутыми пергаментом, пальцами бахрому чёрной шали, продолжала:

Унӑн ҫемйи // Михаил Рубцов. Полевой Б.Н. Эпир — совет ҫыннисем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1951. — 338 с. — 55–65 с.

Тӗтӗм те, акацисем те ҫырма патӗнчи юлашки кукӑр хыҫӗнче курӑнми пулса ӗмӗр пӑшӑрханмасӑр сӗнксе ларакан тӗксӗм тусем анчах тӑрса юлсан, чӗрем тата ытларах ыратса кайрӗ.

Еще сильней заныло сердце, когда за последним поворотом у реки скрылись и дымок и акации, и только попрежнему, в вечной невозмутимости, стояли темные горы.

Вуниккӗмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Тинкерсе пӑхӑр-ха ҫав тӗлӗнмелле, лӗпӗш ҫуначӗ пек вӗлтӗркке ҫеҫке ҫине — тӗксӗм курӑк ӑшӗнчен сирӗн ҫине тӑп-тӑрӑ та хуйхӑ-суйха пӗлмен хӗрачан чарса пӑрахнӑ куҫӗсем пӑхнӑ пек туйӑнса каять.

Присмотритесь к этому удивительному, легкому, как полет бабочки, цветку, и покажется вам, что из темной травы глядят на вас широко раскрытые, чистые и не знающие еще горя глаза девушки.

Вуниккӗмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Иртен-ҫӳренсӗр тӗксӗм урамра кукӑр-макӑр ватӑ груша йывӑҫҫи халӗ те ӗлӗкхи пекех ларать.

Старая, искривленная груша попрежнему стояла на глухой, непроезжей улице, желтенькие плоды усыпали землю.

Вуниккӗмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Аллӑ ҫулта та эсир ҫакӑн пек шутласа тӑман ӗҫсем тума пултармалла пултӑр, ку сӑмаха эпӗ чи ырӑ шухӑшпа калатӑп, — вӑл хайӗн тӗксӗм тутисене ҫырткаласа илчӗ.

Чтобы и в пятьдесят лет вы смогли делать так называемые необдуманные поступки, в самом хорошем смысле этого слова, — он покусал свои темные губы.

Саккӑрмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.