Поиск

Воропаев

Вӑл нимӗн те татса каламарӗ, анчах Воропаев туйса илчӗ: ку сӑмах ӑна тивет ӗнтӗ.
Она ничего не сказала определенно, но Воропаев ощутил: речь могла итти о нем самом.

«Ну, мӗн тӑвас-ха, мӗн тӑвас?» — ыйтнӑ яланах хӑй ӑшӗнче Воропаев, асӗнче Сережкӑн Мускаври пурнӑҫне аса илсе тата ӑна, ҫав пурнӑҫа, хӑйӗн тинӗс хӗрринче пулас пурнӑҫӗпе танлаштарса.
«Но что же делать, что делать?» — повторял Воропаев про себя, перебирая в памяти картины Сережкиной жизни в Москве и сравнивая ее с той, которая смутно намечалась у него самого на берегу моря.

Ун чух Воропаев ача патне пырса, унпа калаҫса пӑхасшӑнччӗ, анчах хӑйӗн ачалӑхне тата пысӑккисем ачасен вӑййине пӑсма ҫеҫ пултарасса аса илни ӑна тытса чарчӗ.
Воропаев хотел было тогда подойти и расспросить мальчика, но воспоминание о собственном детстве, когда взрослые только портили игры, удержало его.

Вӑл ҫакна аса илчӗ — ку ӗҫ первомаецсем патӗнче «наступлени» чи хӗрсе ҫитнӗ вӑхӑтра пулчӗ, — вӑл пӗррехинче вӑрманпа пынӑ чух инҫетренех асӑрхарӗ: пӗр вунӑ ҫулалла ҫитнӗ ача хӑмасенчен трубина пекки тунӑ та ун ҫине шыв стаканӗ вырӑнне чӳлмек катӑкӗ лартнӑ, ҫав катӑкран шыв «ӗҫе-ӗҫе» тата, Воропаев пекех, чышкипе сулласа, темӗнле сӑмах калать.
Тут вспомнилось ему, — это было в самый разгар его «наступления» у первомайцев, — он шел однажды лесом и вдруг издали приметил: мальчик лет десяти, соорудив из досочек игрушечную трибуну и поставив на нее черепушку вместо стакана с водой, увлеченно произносил какую-то речь, изредка «прихлебывая» из черепка и потрясая кулаком, как это делал и сам Воропаев.

Воропаев пӗр тӗллевсӗр малалла пӑхса пырать, унӑн ним ҫинчен те шухӑшлас килмест.
А Воропаев лежал, бесцельно глядя перед собою и стараясь ни о чем не думать.

Огарнова мӗнпур лайӑх ҫынсем кӗске ӗмӗрлӗ те телейсӗр пулни ҫинчен тата ҫителӗклӗ таран пӑхайманнипе Воропаев часах вилсе кайма пултарасси ҫинчен шухӑшласа пырать, мӗншӗн тесен, унӑн упӑшки Виктор каланӑ тӑрӑх, «ҫак ӗҫе пула, полковник часах вырӑн ҫине выртма пултарать».
Огарнова ехала, думая о том, что все хорошие люди недолговечны и несчастны, что, наверно, Воропаев скоро помрет от недосмотру, потому что, как говорит ее Виктор, «полковник с этой работой не устоит на ногах».

Огарновӑна вӑл пит харсӑр герой тата телейсӗр этем пек туйӑнать, тата вӑл ҫав паллӑ каҫран пуҫласа унтан хӑракалать те; ҫав каҫ Воропаев вӗсен мӗнпур канӑҫсӑр та лайӑх мар пурнӑҫне тепӗр майлӑ ҫавӑрса ячӗ.
Он рисовался воображению Огарновой отчаянным героем в человеком несчастным, да она к тому же еще и побаивалась его с той знаменательной ночи, когда Воропаев перевернул всю их муторную жизнь.

Ҫӗклесе тӑратсан, унӑн ҫӑварӗнчен юн тапса тухрӗ, вара ӑна Варвара Огарнова ҫавӑнтах леш Воропаев хӑй колхоз пухӑвӗнче ятласа тӑкнӑ Комков врач патне «Калинин» колхоза леҫсе хӑварчӗ.
Кровь хлынула из горла, когда его подняли, и Варвара Огарнова немедленно повезла его в колхоз «Калинин» к тому самому врачу Комкову, которого Воропаев обругал на колхозном собрании.

Анчах иккӗмӗш эрне вӗҫнелле чӑнкӑ сӑрт ҫинчен аннӑ чух такӑнчӗ те Воропаев аманнӑ урине тата кӑкӑрне хытах ыраттарчӗ.
Но на исходе второй недели, споткнувшись на крутом спуске с холма, Воропаев серьезно ушиб раненую ногу и грудь.

Ҫынсене ӗҫе ҫӗклеме май килнӗ ҫав асран кайми каҫран пуҫласа, Воропаев фронтран таврӑннӑ хыҫҫӑн пирвайхи хут хӑйӗн кӑмӑлӗ ҫапла ҫӗкленсе кайнипе тума тытӑннӑ ӗҫ ӑнасса шаннине туйса илчӗ; ҫавсем ҫынна телейлӗ тӑваҫҫӗ, пур ӗҫе те ӑнӑҫлӑ туса пыма пулӑшаҫҫӗ.
С той памятной ночи, когда Воропаеву удалось поднять людей, он впервые после приезда с фронта вдруг ощутил в себе то возбуждение, довольство и уверенность, которые делают человека счастливым, преуспевающим.

Чӑнах та, унӑн телеграммине илнӗ пулсан, Воропаев тавҫӑрса илнех пулӗччӗ, вӑл кӑна та мар — Софья Ивановнӑна савӑнтарма мӗн те пулин тунах пулӗччӗ.
И Воропаев действительно догадался бы и даже, наверное, что-нибудь предпринял, к удовольствию Софьи Ивановны, — если бы получил ее телеграмму.

Халӗ ӗнтӗ, мӗн те пулсан сиксе тухсанах, тӳрех: «Ку, тӑванӑм, Воропаев хапхи пекех!» теҫҫӗ.
Теперь, как у них что случится, так сейчас: «Это, брат, вроде как воропаевские ворота!»

— Унта Воропаев пирки те калаҫу пулчӗ…
— Там и о Воропаеве разговор был…

— Воропаев сире чӑн доверенноҫах панӑ пулсан, эсир банка кайса килӗр, — терӗ вӑл ӑна пӗррехинче, хӑйӗн шурхайнӑ та ӑслӑ тутисемпе ҫӑмӑллӑн кулса.
— Если у вас от Воропаева форменная доверенность, так вы в банк сходите, — как-то сказала она, легонько улыбаясь бледными и умными своими губами.

Колхозран пӗр банка шурӑ сӑр ыйтса илчӗ те, опытлӑ маляр пекех, хапхан симӗс сӑрпа сӑрланӑ аялти тимӗрлӗ пайӗ ҫине «Воропаев хапхи», тесе сулмаклӑн ҫырса хучӗ.
Выпросив в колхозе баночку белой краски, она с искусством опытного маляра размашисто отчеркнула по зеленому железному низу ворот — «Ворота Воропаева».

Вара вӑл, ӑна кам та пулин урӑххи турттарса каясран пӑшӑрханса, ун ҫумне пралукпа икӗ йывӑҫ бирка ҫыхса хучӗ, биркисем ҫине химически кӑранташпа: «Воропаев полковникӑн хапхи», тесе тирпейлӗн ҫырса хучӗ.
Тогда, беспокоясь, чтобы их не увез кто другой, она привязала к ним проволокой две деревянные бирки, на коих химическим карандашом аккуратно вывела: «Ворота полковника Воропаева».

Ҫавӑнпа та вӑл Воропаев хӑйӗнпе тунӑ договора пӑсасран хӑрать — вӑл, унӑн доверенноҫӗ тӑрӑх, ҫурта Воропаев ҫумне вунӑ ҫуллӑха ҫирӗплетнӗ-ҫке-ха.
И она боялась, что Воропаев откажется от договора с нею, в то время как дом она уже закрепила за ним, по доверенности, на десять лет.

Ҫитменнине тата, вӑл хӑйӗн теветкелӗпе, анчах Воропаев шутӗнчен, ӗҫсем те тукаларӗ.
Тем более что она кое-что предприняла на свой риск, но на воропаевский счет.