Поиск

Марина

Марина

— Марина, тӑна кӗрсем!
— Марина, опамятуйся!

— Ҫук, ҫук! — чалӑш куҫӗсене хаяррӑн хӗстерсе кӑшкӑрса пӑрахрӗ Марина.
— Нет и нет! — гневно сузив косо поставленные глаза, кричала Марина.

Марина на этот раз смолчала.

Чӑнах та ахальтен пулман иккен: 26-мӗш числара Марина колхозран тухма заявлени пырса пачӗ, хӑй ӗҫне «колхозра тӑни — турра хирӗҫ пыни пулать», тесе сӑлтавларӗ.
Оказалось, что на самом деле неспроста: Марина 26-го подала заявление о выходе из колхоза, ссылаясь на то, что быть в колхозе — «идти против бога».

Марина турӑ патнелле туртӑнчӗ, турра хытӑ кӗлтума тытӑнчӗ, аслӑ типӗре хӗрӗх кунӗпех типӗ тытса пурӑнчӗ, виҫҫӗмӗш эрнинче кунсеренех Тубянски чиркӗвне кӗлтума ҫӳрерӗ, ҫылӑх каҫарттарса, турӑ юнӗ сыпрӗ.
Марина потянулась к богу, стала богомольной, говела весь Великий пост, на третьей неделе ходила каждодневно молиться в тубянскую церковь, исповедалась и причастилась.

Чи юлашкинчен Гремячий Лог хуторӗнче Андрей Разметновӑн чун савнийӗ — Марина Пояркова колхозран тухрӗ.
Последней в Гремячем Логу вышла из колхоза милушка Андрея Размётнова — Марина Пояркова.

Пурпӗрех кӗместӗп! — Марина кровать тӗлӗнчен Андрей ҫинелле тарпа вӗри ӳт шӑршине варкӑштарса утса иртрӗ.
Все одно не пойду! — Марина прошла мимо кровати, опахнув Андрея запахом пота и разгоряченного тела.

— Чим-ха, Марина, ун ҫинчен тавлашар мар.
— Давай, Марина, об этом не спорить.

Марина хӗп-хӗрлӗ хӗрелсе кайрӗ, кӗнчелине шӑлт-шалт кӑна кӑмака хыҫнелле тӗртсе лартрӗ.
Марина вспыхнула, с силой сунула к печи прялку.

— Мӗнле заявлени? — тӗлӗнчӗ Марина.
— Какое заявление? — изумилась Марина.

Марина шӗвӗр сӑмсаллӑ пушмак тӑхӑннӑ урине кӗнчеле пускӑчи ҫинчен илчӗ те, лаша купарчи пек сарлака ҫурӑмне каялла авӑнтарса, тутлӑн карӑнса илчӗ.
Марина сняла с подлапника прялки обутую в остроносый чирик ногу, сладко потянулась, выгибая широкую, как конский круп, спину.

Марина, ӑна кӗтсе, ҫӑм арласа ларать.
Марина пряла шерсть, дожидаясь его.

Разметнов час-часах Марина шупка-хӗрлӗ йытпырши аврипе ҫыхланса пӗтнӗ тулӑ улӑмне сенӗкпе виҫшер пӑтӑн тире-тире илсе йӑтнисене, лобогрейка ҫинче ларса пынӑ чухне вӑл машинӑн шатӑртатакан ҫунаттисем айӗнчен ҫулса пӑрахнӑ тулли пӗрчӗллӗ урпа валемӗсене ыткӑнтара-ыткӑнтара хӑварнине вӑрттӑн савӑнса пӑхса тӑрать.
Не раз Разметнов со скрытым удовольствием наблюдал, как Марина подымает на вилах трехпудовый ворох пшеницы, опутанной розовой повителью, или, сидя на лобогрейке, мечет из-под стрекочущих крыльев валы скошенного полнозерного ячменя.

Анчах Марина хӑй влаҫӗпе тивӗҫсӗр усӑ курмасть, Андрей амӑшне ӑшра кураймасӑр пурӑнать пулин те, ӑна мӗн пама тивӗҫлине памасӑр хӑвармасть.
Но Марина никогда не злоупотребляла своей властью и не обделяла матери Андрея, хотя и относилась к ней с чувством скрытой враждебности.

Марина, ырӑ пулма тӑрӑшса, упӑшкин кӗпи-тумтирне пӗтӗмпех Андрее пачӗ.
Марина, выдабриваясь, отдала ему всю мужнину одежду.

Марина ҫирӗм ҫулне хулпуҫҫийӗсем ҫинчен илсе пӑрахнӑ ҫын пекех ҫӳрет.
Марина — будто двадцать лет с плеч скинула.

Марина выртрӗ; хӑвӑрт-хӑвӑрт сывласа, вӑл Андрей ҫумнерех лӑпчӑнчӗ.
Марина легла; часто дыша, придвинулась к Андрею.