Поиск

Стронский

— Революциллӗ кӗрешӳ стратегийӗпе вӑрҫӑ стратегийӗ пӗр тӑван, — терӗ Стронский ҫурма сасӑпа паҫӑр хӑй мӗнле ларнӑ ҫаплах ларса, — тата ку вӑрҫӑ пирӗн хальхи вӑхӑтра революцие сыхлассишӗнех пырать, класлӑ вӑрҫӑ.
— Стратегия революционной борьбы, — сказал Стронский вполголоса, не изменив позы, — сродни стратегии военной, тем более, что и война-то сейчас ведется тоже фактически за сохранение революции, война-то классовая ведется.

— Ҫапла, эсир каланисем тӗрӗс, — Стронский ывӑҫ тупанӗсене хире-хирӗҫ тытнӑ аллисене шӑмӑллӑ, типшӗм чӗркуҫҫи хушшине хӗстерсе хӑйӗн умне пӑхать, ҫавна пула вӑл граждански ҫын евӗрлӗ, ҫав вӑхӑтрах тата ӑшӑ кӑмӑллӑ та ҫемьеллӗ ҫын пек туйӑнса кайрӗ.
— Да, вы правы, — Стронский глядел перед собой, сложив руки ладонь к ладони и зажав их между коленями, это как-то сразу делало его очень гражданским человеком и одновременно милым, семейным.

— Ҫапла, — терӗ Стронский пуҫне пӗшкӗртсе, унӑн куҫӗсем вӑрӑм куҫхаршисен мӗлки айне пулчӗҫ.
— Да, — сказал Стронский, наклонив голову, и его глаза попали в тень от крутых надбровниц.

— Ку ыйту паллӑ ӗнтӗ, — терӗ Стронский.
— Это вопрос не спорный, — сказал Стронский, — не в этом дело…

— Урӑхла каласан, Стронский, эсӗ мана ӗнтӗ ӑнланса тӑвассине хирӗҫ тесе шухӑшлатӑн-и?
— То-есть ты думаешь, Стронский, что я против сознательности?

Стронский пӗчӗк тутӑрпа шӑлӑнса илчӗ, генерал ҫине хӑяккӑн пӑхрӗ те ҫемҫен хушса хучӗ:
Стронский вытерся платочком, скосил глаза на генерала и мягко возразил:

Генералпа Стронский, ахӑртнех, тин кӑна кӑмӑлӗсем тӑраниччен калаҫнӑ курӑнать, сарӑ диван ҫинче юнашар лараҫҫӗ.
Генерал и Стронский сидели на кожаном диване и, видимо, только что закончили оживленный разговор, доставивший им взаимное удовольствие.

— Ан тив халлӗхе приемнӑйра лартӑр-ха, — терӗ Шувалов, — Стронский…
— Пусть посидит пока в приемной, — сказал Шувалов, — распорядись, Стронский…

Стронский те ҫаврӑнчӗ.
Стронский также повернулся к окну.

— Чӑн-чӑн ӗҫпе кӑтартса вӗрентмелли меслет? — куҫне хӗсерех ыйтрӗ Стронский.
— Практическое обучение наглядным способом? — прищурившись, спросил Стронский.

Стронский, ӗҫ тӑвассинчен ытларах юри аппаланса пӑхма пулас, аллисемпе шкапа аялтан тытрӗ те пӑрахрӗ, авӑннӑ пилӗкне тӳрлетсе, эрешмен карти ҫыпӑҫнӑ аллисене пӑхса илчӗ.
Стронский не понимал еще, что затеял генерал, поддел шкаф снизу своими руками, разогнулся, оглядел ладони с приставшей к ним паутиной.

— Стронский, мӗн савӑнса пӑхса тӑратӑн?
— Стронский, чего любуешься?

— Эсӗ, Стронский, мана вӑрҫӑра та ҫавӑн пек пысӑк хӑвӑртлӑх илесшӗн тесе шутлатӑн.
— Ты думаешь, Стронский, что я предполагаю и в войне брать такой разгон?

Стронский хӑйӗн татуировкӑллӑ аллине шанчӑксӑрла лаш сулчӗ те, урисене пӗр-пӗрин ҫине хурса, чӳрече патнерех таянчӗ.
Стронский безнадежно махнул своей татуированной рукой и, отойдя к окну, сел на подоконник, заложив ногу за ногу.

Стронский ман пата пычӗ те, хӑйӗн сассине ҫемҫетерех кӑларма тӑрӑшса, ҫапла ыйтрӗ:
Стронский подошел ко мне и спросил, стараясь смягчить суровый смысл слов добрыми интонациями голоса:

— Стронский сӗтел патне пычӗ.
— Стронский подошел к столу.

— Ҫавӑнпа Лагунов ӗҫӗ ҫинчен эпӗ сирӗнпе хӑвӑрпа калаҫас терӗм те, — терӗ Стронский, унтан хӑйӗн татуировкӑллӑ типшӗм аллине тути патнерех ҫӗклерӗ те ӳсӗрсе илчӗ.
— Поэтому я и решил лично обратить ваше внимание на дело Лагунова, — сказал Стронский, поднес худую татуированную руку ко рту, кашлянул.

— Аш туракан ҫӗре… — тепӗр хут каларӗ Стронский.
— Правильно, — подтвердил Стронский.

Стронский ӗшенчӗклӗн йӑл кулкаларӗ, килӗшнине те, килӗшменнине те пӗлтернӗ пек хулпуҫҫине турткалантарса илчӗ те лӑпкӑн каларӗ:
Стронский устало улыбнулся, передернул плечами, что могло означать и возражение и согласие.