Поиск

Оленин

Оленин кулса ячӗ.
Оленин засмеялся.

— Санӑн хӑш хапхаран? — ыйтрӗ Оленин.
— Тебе в какие ворота? — спросил Оленин.

«Вӑл Марьянкӑна юратать, — хӑй тӗллӗн шутларӗ Оленин, — эпӗ те ӑна савма пултарнӑ пулӑттӑм».
«Он любит Марьяну, — думал себе Оленин, — а я бы мог любить ее».

Оленин пуҫӗнче, хӑй асӑрхаман ҫӗртенех, Лукашкӑпа Марьянка сӑнӗсем иккӗшӗ пӗрлешсе тӑчӗҫ, ӑна вӗсем ҫинчен шухӑшлама питӗ те кӑмӑллӑ пулчӗ.
Лукашка и Марьянка невольно соединялись в воображении Оленина, и он находил удовольствие думать о них.

Лукашкӑн Марьянӑна курасси килет пуль, тесе шутларӗ Оленин, тата вӑл ҫавнашкал пӑхма кӑмӑллӑ та калаҫма юратакан казака хӑйпе юлташа илме те хавас-мӗн.
Оленин думал, что Лукашке хочется видеть Марьянку, и вообще был рад товариществу такого приятного на вид и разговорчивого казака.

Сотникпе станичнӑй кайрӗҫ; Оленин вара, Лукашкӑна лайӑх тӑвас тесе тата тӗттӗм вӑрманпа пӗччен каясшӑн мар пулса, хӑйпе пӗрле Лукашкӑна яма ыйтрӗ те урядник ячӗ.
Сотник с станичным уехали; а Оленин, для того чтобы сделать удовольствие Лукашке и чтобы не идти одному по темному лесу, попросил отпустить Лукашку, и урядник отпустил его.

Казакӑн куҫӗсем Оленин ҫине пӑхса кулчӗҫ.
Глаза казака смеялись, глядя на Оленина.

— Мӗн пирки савӑнатӑн вара эсӗ? — ыйтрӗ Лукашкӑран Оленин.
— Чему ж ты радуешься? — сказал Оленин Лукашке.

«Епле маттур вӑл» — шухӑшларӗ Оленин, казакӑн хаваслӑ пит-куҫӗ ҫине пӑхса.
«Какой молодец», — подумал Оленин, глядя на веселое лицо казака.

— Ахалех, хӑнӑхнӑран, — тавӑрчӗ Оленин.
— Так, привык, — отвечал Оленин.

Кӑна вӑл Оленин хӑйне ҫӑмӑл мар туйнине тата вӑл казаксем хушшинче пӗччен пулнине асӑрханӑ пирки анчах каларӗ пулас.
Он, видимо, сказал это только потому, что замечал, что Оленину неловко и что он одинок среди казаков.

— Мӗн терӗ вӑл? — ыйтрӗ Оленин йӑпӑрти тӑлмачӑран.
— Что он сказал? — спросил Оленин у вертлявого переводчика.

Оленин ҫакна асӑрхарӗ: ҫакӑнта пӗрремӗш хут вӑл пур казаксене те хӑвӑрттӑн куҫ хывса илчӗ те каллех юлташӗнчен кӗскен тем ыйтрӗ.
Тут он в первый раз, как Оленин заметил, быстрым взглядом окинул всех казаков и опять что-то отрывисто спросил у товарища.

Урядник патӗнчен пӑрӑнса ҫӗлӗкне тӑхӑннӑ хыҫҫӑн, вӑл каллех Оленин патне пырса ларчӗ.
Отойдя от урядника и накрывшись, он снова подсел к Оленину.

Оленин унӑн юлташӗ енне ҫаврӑнчӗ.
Оленин обратился к его товарищу.

Ту ҫынни хӑйпе интересленменнинчен Оленин ҫав тери тӗлӗнчӗ, вӑл вара ҫавнашкал сивӗ пулни ун айванлӑхӗнчен е чӗлхене пӗлменнинчен кӑна килет пуль тесе шутларӗ.
Оленин так удивился тому, что горец не интересовался им, что равнодушие его объяснил себе только глупостью или непониманием языка.

Оленин вилӗ патне пырса ун ҫине пӑхма тӑнӑччӗ, анчах та вилнин тӑванӗ Оленин ҫине куҫхаршинчен ҫӳлерех лӑпкӑн та йӗрӗнчӗклӗн пӑхса илчӗ те ҫиленсе хӑвӑрт тем каларӗ.
Оленин подошел было к убитому и стал смотреть на него, но брат, спокойно-презрительно взглянув выше бровей на Оленина, отрывисто и сердито сказал что-то.

Казаксем, пӗрремӗшӗнчен, вӑл пирус туртнипе, тепӗр енчен, вӗсен ку каҫра урӑх йӑпану пулнӑ пирки, Оленин ҫине питех ҫаврӑнса пӑхмарӗҫ.
Казаки мало обратили внимания на Оленина, во-первых, за то, что он курил папироску, во-вторых, оттого, что у них было другое развлечение в этот вечер.