Поиск

Шырав ĕçĕ:

каятчӗ (тĕпĕ: кай) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Халӗ ӗнтӗ, Атӑл леш еннелле инҫетелле пӑхнӑ чух, унта пушӑ вырӑн ҫуккине пӗлсе тӑраттӑм, ӗлӗк Атӑл леш еннелле пӑхаттӑм та темле ӑраснах кичем пулса каятчӗ: хура саплӑксем пек курӑнакан вӗтлӗх ӑшӗнче ҫарансем лаптакӑн выртаҫҫӗ, ҫарансем пуҫӗнче шӑллӑ хура вӑрман стена, ҫарансем тӗлӗнче сивӗ те тӗксӗм кӑвак пӗлӗт.
Теперь, глядя в заволжские дали, я уже знал, что там нет пустоты, а прежде, бывало, смотришь за Волгу, становится как-то особенно скучно: плоско лежат луга, в тёмных заплатах кустарника, на конце лугов зубчатая чёрная стена леса, над лугами — мутная, холодная синева.

IX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Эпӗ тем пысӑкӑш томӑн страницисене уҫнӑ чухне хӑйӑвӑн хӗрлӗ пуҫӗ сӳнсе ларма хӑтланса мӑльт-мӑльт туса илетчӗ, хӑйӑвӗ кашни минутрах шӑршӑ кӗрекен, шӑраннӑ шӗвек ӑшнелле ана-ана каятчӗ, тӗтӗмӗ куҫа ҫиетчӗ, анчах эпӗ иллюстрацисене пит савӑнса пӑхнипе тата вӗсем ҫинчен ӑнлантарса ҫырнисене киленсе вуланипе ҫав кӑлтӑксем пурте таҫта кайса ҫухалатчӗҫ.
Когда я перевёртывал страницу огромного тома, красный язычок светильни трепетно колебался, грозя погаснуть, светильня ежеминутно тонула в растопленной пахучей жидкости, дым ел глаза, но все эти неудобства исчезали в наслаждении, с которым я рассматривал иллюстрации и читал объяснения к ним.

Ҫавӑ ӑна хӑрататчӗ, вӑл салхуланса каятчӗ.
Это его пугало, он хмурился.

Вӑл мана тӳсме ҫук ирсӗррӗн туйӑнатчӗ, ҫавна сиссе пулас, мана тӗрлӗ япаласемпе хӑратса, ӑраснах киленсе асаплантаратчӗ: эпӗ лавкана пырса кӗнӗ чух унӑн тӗрӗс пичӗ йӗлпӗрсе каятчӗ, вара вӑл кӑмӑллӑн ыйтатчӗ:
Был он нестерпимо противен мне и, видимо, чувствуя это, мучил меня разными угрозами, с наслаждением особенным: когда я входил в лавку, его пятнистое лицо расплывалось, и он спрашивал ласково:

Ирхине, ҫуртара пӗр вершукӗ ҫитмест пулсан, е эпӗ, хӑййине шыраса тупса, ӑна ҫуннӑ ҫурта чухлӗ хуҫса хумасан, кухняра шутсӑр ҫиленсе ҫуйхашасси пуҫланса каятчӗ, пӗрре вара Викторушка тарӑхса пулат ҫинчен каласа хучӗ:
Если утром в свече недоставало вершка или если я, найдя лучинку, не обламывал её на сгоревший кусок свечи, в кухне начинался яростный крик, и однажды Викторушка возмущённо провозгласил с полатей:

Анчах ҫав ман кӑмӑла каятчӗ…
Но это мне нравилось…

VIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Ӳслӗкне чарма хӑтланнипе унӑн кӑвак сӑн-питне юн килсе каятчӗ, вӑл питҫӑмартисене мӑкӑртса яратчӗ, куҫҫулӗ тухса каятчӗ, вӑл пукан ҫинчен сиккелесе ларса мана чышатчӗ.
От усилий сдержать кашель серое лицо его наливалось кровью, он надувал щёки, на глазах выступали слёзы, он ёрзал по стулу и толкал меня.

Эпӗ денщиксене ялсене ямашкӑн ҫырусем, савнисем патне ямашкӑн хутсем ҫырса параттӑм, ҫак мана кӑмӑла каятчӗ; анчах Сидоров валли ҫырусем ҫырасси ыттисене ҫырса панинчен лайӑхрах туйӑнатчӗ — вӑл кашни шӑматкунах Тулӑри йӑмӑкӗ патне ҫырусем яратчӗ.
Я писал денщикам письма в деревни, записки возлюбленным, мне это нравилось; но было приятнее, чем для других, писать письма для Сидорова, он аккуратно каждую субботу посылал письма сестре в Тулу.

Хӗлле пӑрлӑ ҫӑлкуҫ шывӗ ӑшӗнче кӗпесем чӳхесси вӑл — катӑркӑри ӗҫ пекехчӗ; хӗрарӑмсен пурин те аллисем ҫав тери шӑнса тирӗ те ҫурӑла-ҫурӑла каятчӗ.
Полоскать бельё зимою, в ледяной воде ручья — каторжное дело; у всех женщин руки до того мёрзли, что трескалась кожа.

Пӗрешкел ҫынсен тачӑ ушкӑнӗ пӗр пулса, урам тӑрӑх савӑнӑҫлӑн юхса пыратчӗ, ҫав вӑя пӑхсан, ӑна кӑмӑллас, ун ӑшне, юханшыва кӗнӗ пек, кӗрсе ларас вӑрмана кӗнӗ пек, кӗрсе каяс килсе каятчӗ.
Плотная масса одинаковых людей весело текла по улице единою силою, возбуждавшей чувство приязни к ней, желание погрузиться в неё, как в реку, войти, как в лес.

VII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Анчах мана кайӑк тытасси пит илӗртме пуҫланӑччӗ, вӑл мана кӑмӑша каятчӗ, мана никама та пӑхӑнмасӑр пурӑнма май парса вӑл кайӑксемсӗр пуҫне никама та чӑрмантармастчӗ.
Но я очень увлекся птицеловством, оно мне нравилось и, оставляя меня независимым, не причиняло неудобств никому, кроме птиц.

Эпӗ повӑр тӗрӗс каланине ӑнланаттӑм, анчах кӗнеки ҫапах та ман кӑмӑла каятчӗ; «Халлапа» татах тепӗр хут илсе, эпӗ ӑна иккӗмӗш хут вуласа тухрӑм та, тӗлӗнсе кайса вара кӗнеки чӑнахах та начаррине куртӑм.
Я понимал, что повар прав, но книжка всё-таки нравилась мне: купив ещё раз «Предание», я прочитал его вторично и с удивлением убедился, что книжка действительно плохая.

VI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хӑш пӗр чух скрипка ҫав тери вӑйлӑн янраса каятчӗ, пӗтӗм ҫурчӗ чӗтренӗ пек, чӳрече кантӑкӗсем те чӗтренӗ пек туйӑнатчӗ.
Иногда она пела с такой силой, что — казалось — весь дом дрожит и гудят стёкла в окне.

IV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Лӑпкӑ каҫсенче хула тӑрӑх, урамран урама утса, таҫти кӗтессене те ҫитсе ҫӳресси мана ытларах кӑмӑла каятчӗ.
Тихими ночами мне больше нравилось ходить по городу, из улицы в улицу, забираясь в самые глухие углы.

Чиркӳсене ҫӳресси ман кӑмӑла каятчӗ; ӑҫта та пулин ирӗклӗрех те тӗттӗмрех кӗтессе тӑрса, эпӗ инҫетрен иконостас ҫинелле пӑхма юрататтӑм — вӑл ҫурта ҫуттисемпе ирӗлсе, амвонти кӑвак чул урайнелле ҫӑра ылттӑн пек юхса аннӑн туйӑнать; иконсен тӗксӗм кӗлеткисем хуллен тапранкалаҫҫӗ; алтарь алӑкӗн ылттӑн шӑтӑклийӗ савӑнӑҫлӑн чӗтренет, ҫурта ҫуттисем кӑвакрах сывлӑша ылттӑн тӗслӗ пылхурчӗсем пек ҫакӑнса тӑраҫҫӗ, хӗрарӑмсемпе хӗрсен пуҫӗсем чечексем пек туйӑнаҫҫӗ.
Мне нравилось бывать в церквах; стоя где-нибудь в углу, где просторнее и темней, я любил смотреть издали на иконостас — он точно плавится в огнях свеч, стекая густозолотыми ручьями на серый каменный пол амвона; тихонько шевелятся тёмные фигуры икон; весело трепещет золотое кружево царских врат, огни свеч повисли в синеватом воздухе, точно золотые пчёлы, а головы женщин и девушек похожи на цветы.

Вӑл мана час-часах кӳрентеретчӗ, анчах ҫакӑн пек кунсем те пулкалатчӗҫ: унӑн ваткӑ пек кӳпшем пичӗ салхулланса каятчӗ, куҫӗсем куҫҫуль айнех путатчӗҫ, вӑл вара пит ӗненмелле калатчӗ:
Обижала она меня часто, но бывали дни, когда пухлое, ватное лицо её становилось грустным, глаза тонули в слезах и она очень убедительно говорила:

Кӑмака ҫине улӑхнӑ чух, мӑръе алӑкне хӗрес хурса, йӳшкӗсене тачӑ хупнӑ-ши тесе хыпашласа пӑхатчӗ; аллисем хӑрӑмлансассӑн, пит хаяррӑн ятлаҫатчӗ те, хӑйне куҫа курӑнман вӑй ҫапса хуҫнӑ пек, темле тӑруках ҫывӑрса каятчӗ.
Влезая на печь и перекрестив дверцу в трубе, она щупала, плотно ли лежат вьюшки; выпачкав руки сажей, отчаянно ругалась и как-то сразу засыпала, точно её пришибла невидимая сила.

Ҫыран хӗрринчен шыв хӗрнелле аннӑ пек, сыхланса карчӑк кӑмака ҫинчен анатчӗ те, ҫара урисемпе ҫатлаттарса, кӗтесселле утса каятчӗ; унта касса илнӗ пуҫ пек туйӑнса, мӑшкӑлтӑк шыв лахханӗ тӗлӗнче ҫӑварлӑ рукомойник ҫакӑнса тӑратчӗ, унтах шыв катки ларатчӗ.
Старуха слезала с печи осторожно, точно с берега реки в воду, и, шлёпая босыми ногами, шла в угол, где над лоханью для помоев висел ушастый рукомойник, напоминая отрубленную голову; там же стояла кадка с водой.

Унӑн мӑн сӑмсаллӑ ҫаврака пичӗ вӑл мекӗрленнипе мӑкӑрӑлса каятчӗ, кӑвак куҫӗсем, шикленнӗ пек мӑчлаттарса, тӗттӗмре улшӑнса кайнӑ япаласене асӑрхаса пӑхатчӗҫ.
Её круглое носатое лицо напряжённо надувалось, серые глаза, тревожно мигая, присматривались к вещам, изменённым сумраком.

Хӑш чух амӑшӗ парӑнса: — Ну, ҫывӑр, ҫывӑр, эппин… тӳрмен! — тесе кулкаласа кӑмака сакки ҫинчен анса каятчӗ.
Иногда она покорно слезала с приступка, усмехаясь: — Ну, спи, спи… грубиян!

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика