Поиск

Санин

— Мӗн каларӗ вӑл, эсремет? — тесе ыйтрӗ Санин Клюбер хыҫҫӑн кайма хатӗрленсе, анчах ӑна Джемма тытса чарчӗ те, унӑн хулӗнчен тытнӑ аллине вӗҫертмесӗр малалла утрӗ.
— Что он сказал, негодяй? — спросил Санин и хотел было броситься вслед за Клюбером; но, Джемма его удержала и пошла с ним дальше, уже не принимая руки, продетой в его руку.

Вӑл ун тутисене ҫунтарнӑ; анчах Санин ӑна ҫӑмӑлах каласа хучӗ.
Оно жгло ей губы; но тем охотнее произнес его Санин.

Ырӑ кӑмӑллӑ та ҫулӑмлӑ туйӑмсем килсе тулнипе Санин кӑкӑрӗ ҫӑмӑллӑн ҫӗкленет.
Грудь Санина так и вздымалась от прилива великодушных и пламенных чувств!

Санин тӗлӗнсе кайрӗ.
Санин всплеснул руками.

— Анчах, Джемма, — терӗ Санин, — эсӗ каламарӑн-и вара ӑна…
— Но, Джемма, — воскликнул Санин, — разве ты ей не сказала…

Санин вара, ӗнер Джеммӑн ҫырӑвӗпе киленнӗ пек, ун сассипе киленсе, хаваслӑн итлесе пычӗ.
А Санин слушал восторженно, наслаждаясь самым звуков ее голоса, как накануне он любовался ее почерком.

— Эпӗ сана юратнине-и? — терӗ Санин.
— Что я тебя люблю, — подхватил Санин.

Джемма вара ҫавӑнтах васкаса, пӑтраштарса, йӑл кулса, кӗскен ассӑн сывла-сывла тата Санин ҫине ҫутӑ куҫӗсемпе хӑвӑрт пӑха-пӑха илсе, (Санин та ун ҫине ҫаплах пӑхрӗ), каласа кӑтартма пуҫларӗ.
И она немедленно начала рассказывать, спеша, путаясь, улыбаясь, вздыхая короткими вздохами и меняясь с Саниным короткими светлыми взглядами.

— Тавҫӑрать вӑл! — савӑнса каларӗ Санин ун хыҫҫӑн.
— Он догадывается! — с восхищением повторил Санин.

— Мӗн? пирӗн старик мар-и ҫак? — терӗ Санин, ан асӑрхаччӑр тесе айккинчен хӑвӑрт йӑпшӑнса пыракан, пӗркеннӗ кӗлетке ҫине пӳрнепе кӑтартса.
— Что? это никак наш старик? — промолвил Санин, указывая пальцем на закутанную фигуру, которая поспешно пробиралась сторонкой, как бы стараясь остаться незамеченной.

Санин утнӑ май Джемма ҫине хӑй урӑхла пӑхнине туйса илчӗ: сасартӑк вӑл унӑн утти, унӑн хусканӑвӗсем урӑхларах пулнине асӑрхарӗ, — тур ҫырлахах! епле ҫав тери хаклӑ та кӑмӑллӑ пулнӑ вӗсем уншӑн!
Санин шел и чувствовал, что он даже иначе глядит на Джемму: он мгновенно заметил несколько особенностей в ее походке, в ее движениях, — и, боже мой! как они были ему бесконечно дороги и милы!

Санин пӗрре Джеммӑпа юнашар, тепре унтан кӑшт каярах юлса ун ҫинчен куҫне илмесӗр йӑл кулса пычӗ.
Санин шел то рядом с Джеммой, то несколько позади ее, не спускал с нее глаз и не переставал улыбаться.

— Пӗтӗм пурнӑҫ телейне, яланлӑхах тата ӗмӗрлӗхех! — кӑшкӑрса ячӗ Санин ҫӗнӗрен капланса ҫитнӗ туйӑмӗсен вӑйӗпе.
— Всей жизни, навек и навсегда! — воскликнул Санин с новым порывом .

— Шухӑшлама пултарнӑ-и-ха эпӗ, — терӗ Санин малалла: — шухӑшлама пултарнӑ-и-ха эпӗ хам темиҫе сехетлӗхе ҫеҫ юлма шутланӑ Франкфурт патнелле ҫитсе пынӑ чух, эпӗ кунта хамӑн пӗтӗм пурнӑҫ телейне тупатӑп тесе?
— Мог ли я думать, — продолжал Санин, — мог ли я думать, подъезжая к Франкфурту, где я полагал остаться всего несколько часов, что я здесь найду счастье всей моей жизни!

— О Джемма! — кӑшкӑрса ячӗ Санин: — шутлама пултарнӑ-и-ха эпӗ эсӗ мана юратса пӑрахасса!
— О Джемма! — воскликнул Санин, — мог ли я думать, что ты — что ты меня полюбишь!