Поиск

Шырав ĕçĕ:

айӗнче (тĕпĕ: ай) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Строительство начальникӗ пӑр айӗнче мар, пӑр ҫинче чухне аван!..
— Начальник стройки хорош, когда он не подо льдом, а на его поверхности!..

Пӗрремӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Рогов пысӑк лупас айӗнче Таня Васильченкӑпа хирӗҫкелесе ларать.
Рогов препирался с Таней Васильченко, сидя под большим навесом,

Вӑл беседкӑн чӳречесӗр стени ҫумӗнче, улмуҫҫи айӗнче выртнӑ, улмуҫҫи ҫинче пилеш пек хӗрлӗ панулми шереписем ҫакӑнса тӑнӑ; выртма хытӑ пулнӑ; ӑна хӑйӗн тилӗ тирӗсенчен ҫӗленӗ кивӗ кӗрӗкӗпе витнӗ тата ун ҫийӗн хӗллехи хулӑн пиншак пӑрахса янӑ.
Он лежал у глухой незастеклённой стены беседки, под яблоней, на которой красные яблоки висели гроздьями, как рябина; лежать было жёстко; он покрыт своей изношенной лисьей шубой, и на нём толстый зимний пиджак.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Вӑрҫӑран Морозовсенчен пӗри, Захар, хӗрлӗ кӗсен-ҫӑпанлӑ, ҫунса кайнӑ, кукша пуҫлӑскер, георгиевски хӗрес ҫакса таврӑнчӗ; унӑн пӗр хӑлхи татӑлнӑ, сылтӑм куҫхарши вырӑнӗнче — хӗрлӗ ҫӗвек пулнӑ, унӑн айӗнче темле лӑпчӑнса ларнӑ вилӗ куҫ пытанса тӑнӑ, тепӗр куҫӗ вара хыттӑн та тимлӗн пӑхнӑ.
Пришёл с войны один из Морозовых, Захар, с георгиевским крестом на груди, с лысой, в красных язвах, обгоревшей головою; ухо у него было оторвано, на месте правой брови — красный рубец, под ним прятался какой-то раздавленный, мёртвый глаз, а другой глаз смотрел строго и внимательно.

Яков хӑйӗн ҫемҫешке урисем ҫине тӑчӗ, вӗсем авӑнса илчӗҫ, унӑн пӗтӗм кӗлетки шӑнса кайнӑ пек чӗтрерӗ; пӳлӗм варринче, лампа айӗнче, Полина тӑнӑ, унӑн ҫӑварӗ уҫӑ пулнӑ, вӑл хӑйӗн аллинчи лапӑрчӑк хут ҫине пӑхса хӑрӑлтатнӑ.
Яков встал на мягкие ноги, они сгибались, всё тело его дрожало, как озябшее; среди комнаты под лампой стояла Полина, рот у неё был открыт, она хрипела, глядя на грязненькую бумажку в руке своей.

Якова ҫаксем пурте аван мар пек, кӑштах кулӑшларах та пек туйӑнчӗ, анчах Полина пурӑнакан тӑкӑрлӑкалла пӑрӑнса кӗрсен, вӑл Полина пытарма каякансене хирӗҫ хӑвӑрт утса килнине курчӗ; вӑл шурӑ платьепе, ҫутӑ-кӗрен зонтик айӗнче пырса, хӑйӗн мӑкӑрӑлчӑк, хыттӑн карӑнтарса лартнӑ кӑкӑрӗ ҫине васкавлӑн хӗрес хыврӗ.
Всё это показалось Якову неприличным, даже несколько смешным, но когда свернули в переулок, где жила Полина, он увидал её быстро шагающей встречу похоронам, она шла в белом платье, под розовым зонтиком, и торопливо крестила выпуклую, туго обтянутую грудь.

Сунарҫӑ яланах пӗр тӗлте, пӗр вырӑнта, икӗ чалӑш йӑмра айӗнче ӳссе ларнӑ ҫумкурӑксем, вӗлтренпе пиҫен ӑшӗнчен тухса тӑнинче темле тӗлӗнмелле, аван мар япала пулнӑ.
Было что-то странное, нехорошее в том, что охотник появлялся всегда на одном и том же месте, выходя из крапивы и репейника, из густой заросли сорных трав под двумя кривыми вётлами.

Крыльца ҫине шӑппӑн ӑста Артамонов тухса тӑчӗ — ҫаруран, каҫхи кӗпе-йӗмпе; вӑл шуранка пӗлӗт ҫине пӑхса илчӗ те чӳрече айӗнче ларакан ҫынсене: — Ҫывӑраймастӑп, йытӑ кансӗрлет. Тата эсир те мӑкӑртататӑр кунта… — терӗ.
На крыльцо бесшумно вышел Артамонов старший, босиком, в ночном белье, посмотрел в бледное небо и сказал людям под окном: — Не спится. Собака мешает. И вы урчите тут…

Тенкел ҫинче, кухня чӳречи айӗнче, Мирон пӗшкӗнсе ларнӑ; унӑн пӗр аллинче пирус йӑсӑрланнӑ, тепӗр аллипе вӑл куҫлӑхне вылятнӑ, ҫавна пула унӑн кантӑкӗсем ҫутӑлса тӑнӑ.
На скамье, под окном кухни, сидел согнувшись Мирон; в одной его руке дымилась папироса, другою он раскачивал очки свои, блестели стёкла.

Фабрика пушанса, пӗр чунсӑр тӑрса юлчӗ, урнӑ пек ӳлесе, шӑхӑрса, пӑрлӑ ҫумӑра сирпӗтсе труба ҫумне юр ҫыпӑҫтарса вӗрекен, унтан ӑна каллех шӑлса антаракан ҫил айӗнче лапчӑнса ларнӑ пек курӑнчӗ.
Фабрика опустела, обездушела и точно сморщилась под ветром, который тоже бунтовал, выл и свистел, брызгая ледяным дождём, лепил на трубу липкий снег; потом сдувал его, смывал.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Артамонов, юханшыв леш енче сулхӑнрах пуласса шанса, ҫавӑнта кайрӗ; унта хыр айӗнче, хӑй Ильяпа хирӗҫнӗ ҫӗрте, Серафим ӑна шурӑ хурӑн турачӗсенчен темле трон пек вырӑн туса паначчӗ.
Артамонов пошёл за реку, надеясь, что там прохладнее; там, под сосною, где он поссорился с Ильёй, Серафим построил ему из белых сучьев берёзы нечто вроде трона.

Ӑна унӑн хурчканни пек куҫӗсем, ялан сиккелекен ҫӳлти тути айӗнче йӑлтӑртатакан ылтӑн шӑлӗ, ҫӳлелле пӗтӗрсе лартнӑ кӑвакрах мӑйӑхӗсем, ҫӑмӑл сухалӗ, ҫатӑрах тытса лартма пултаракан кайӑкла пӳрнисем тарӑхтарчӗҫ, пуринчен ытла яланах сывлӑшра мӗн те пулин кукӑрткаласа ӳкерсе кӑтартакан сылтӑм аллин шӗвӗр пӳрни кӑмӑла каймарӗ.
Раздражали ястребиные глаза, золотой зуб, блестевший за верхней, судорожной губою, седенькие усы, воинственно закрученные, весёлая бородка и цепкие, птичьи пальцы рук, особенно неприятен был указательный палец правой руки, всегда рисовавший в воздухе что-то затейливое.

Артамонов пурте кулса ярасса кӗтрӗ, — ун пек пулсан, ку япала ӑнланмалларах пулнӑ пулӗччӗ, анчах сӗтел хушшинчисем пурте ура ҫине тӑчӗҫ те, хӗрарӑм рояль хуппи ҫумӗнчен кахаллӑн уйрӑлса ҫӗкленни ҫине ним чӗнмесӗр пӑхрӗҫ; хӗрарӑм халь кӑна ыйхӑран вӑраннӑ пек, ун айӗнче — чул пек хытнӑ каҫӑн пӗр татӑкӗ пулнӑ пек туйӑннӑ; ҫакӑ темӗнле юмаха аса илтернӗ.
Артамонов ждал, что все засмеются, — тогда стало бы понятнее, но все за столом поднялись на ноги и молча смотрели, как лениво женщина отклеивалась, отрывалась от крышки рояля; казалось, что она только что пробудилась от сна, а под нею — кусок ночи, сгущённый до плотности камня; это напомнило какую-то сказку.

Пичӗ те унӑн шӑмӑ кӑна, ӑвӑс тӗслӗ; пит шӑммисем ҫинче пур ҫӗрте те аш ҫителӗксӗр пулнӑ; сӑнсӑрланнӑ куҫӗсем сӑн-питне ҫутатайман, вӗсем тӑтӑшах пысӑк, анчах та ҫемҫешке сӑмсин вӗҫӗ ҫине пӑхнӑн туйӑннӑ, сӑмси айӗнче типсе кайнӑ тутисен хура йӗрӗсем пӗр сассӑр хускалса тӑнӑ, ҫӑварӗ, тата та ытларах пысӑкланса, питне тарӑн йӗрпе икӗ пая уйӑрнӑ, пуринчен ытла ҫӳлти тути ҫинчи кӑвакарса пӑнтӑхнӑ мӑйӑхӗ питӗ хӑрушӑ, килӗшӳсӗр пулнӑ.
Лицо у него было тоже костяное, цвета воска; всюду на костях лица не хватало мяса; выцветшие глаза не освещали его, взгляд их, казалось, был сосредоточен на кончике крупного, но дряблого носа, под носом беззвучно шевелились тёмные полоски иссохших губ, рот стал ещё больше, разделял лицо глубокой впадиной, и особенно жутко неприятна была серая плесень волос на верхней губе.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Монастырь, ҫӳллех мар сӑрт ҫинче, бронза тӗслӗ хырсем хушшинче, вӗсен ҫӑра турачӗсем айӗнче пытаннӑскер, Артамонова ҫинҫе саслӑн янӑракан чансен сассипе кӗтсе илчӗ, — чансем каҫхи кӗле чӗнеҫҫӗ.
Монастырь, спрятанный на невысоком пригорке, среди частокола бронзовых сосен, под густыми кронами их, встретил Артамонова будничным звоном жиденьких колоколов, они звали к вечерней службе.

Ашшӗн ури айӗнче хӑйӑр кӑчӑртатса илчӗ.
Песок захрустел под ногами отца.

Вӑл хулпуҫҫи ҫине чӗрӗ пиртен ҫӗленӗ пальто уртса ячӗ, аллине Алексей панӑ парнене — чӑмӑр пуҫлӑ туяна (туйи вӗҫӗнче кӗмӗлтен тунӑ кайӑк лаппи малахитран тунӑ ҫаврашка тытса тӑрать) илчӗ те, хапха хыҫне тухса, ывӑҫ тупанӗ айӗн юханшыв еннелле, сӑрт ҫине пӑхрӗ, — унта, йывӑҫ айӗнче, шурӑ кӗпе тӑхӑннӑ Илья выртнӑ.
Накинул на плечи парусиновое пальто, взял подарок Алексея, палку с набалдашником — серебряная птичья лапа держит малахитовый шар — и, выйдя за ворота, посмотрел из-под ладони к реке на холм, — там под деревом лежал Илья в белой рубахе.

— Пӗлместӗп; ҫавӑнта, сӑрт ҫинче, хыр айӗнче ларатчӗ.
— Не знаю; сидел там на холме, под сосной.

Вӑрманти ансӑр ҫул тӑрӑх тӗттӗмре куҫа курӑнмасӑр шыв шавласа юхма тытӑнчӗ, лашасен ури айӗнче ҫӗр исленсе, урапа кустӑрмисене тӗнӗл таран путарса, юхма тапратрӗ.
По узкой, лесной дороге неразличимо во тьме хлынул поток воды, земля под ногами лошадей растаяла и потекла, заливая колёса шарабана до осей.

Акӑ халӗ те вӑл, ҫара чавсисене вылятса, тӗкӗр умӗнче питне мазь сӗрсе ларать; кӗпи айӗнче кӑкӑр чӑмӑрккисем йывӑррӑн хускалкалаҫҫӗ.
Этим делом она и занималась, сидя перед зеркалом, двигая голыми локтями; под рубахой тяжело колыхались шары её грудей.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика