Корпус чувашского языка

Хуласенчи тӗттӗм кӗтессем вӗсенчен лайӑхрах, унта пӗтӗмпех вараланчӑк пулин те, тӳрӗлӗх пур, хӑвна ху ирӗккӗн тытатӑн е тӑван ҫӗршывӑн хирӗсемпе ҫулӗсем тӑрӑх ҫӳре, ку питӗ интереслӗ, чуна уҫӑлтарса ярать, ҫапла ҫӳреме сана, чӑтӑмлӑ, лайӑх урусемсӗр пуҫне, ытла нимех те кирлӗ мар.

Всего лучше отправиться в трущобы городов, где хотя всё и грязно, но всё так просто и искренно, или идти гулять по полям и дорогам родины, что весьма любопытно, очень освежает и не требует никаких средств, кроме хороших, выносливых ног.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Тӗттӗм!..

Темь!..

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

— Пӗтрӗ!.. — терӗ Коновалов ним пулман чухнехи пек, анчах темле ытла йӑвашшӑн, чӳречерен чӗмсӗррӗн те ҫилленнӗ пек курӑнакан тӗттӗм каҫ шӑплӑхне тепӗр хут итлесе илнӗ хыҫҫӑн.

— Всё!.. — как-то особенно кротко и просто сказал Коновалов, прислушавшись еще раз к тишине темной ночи, безмолвно и строго смотревшей на него в окно.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Пирӗн умра тӗлӗнмелле хӑвӑрттӑн пулса иртнӗ ҫак ӗҫе курнипе чунӑмӑрсене тӑвӑр пулса ҫитрӗ, эпир Коноваловпа тӗттӗм урамалла пӑхатпӑр, татӑлса йӗрнине, ятлаҫнине, ҫухӑрнине, начальниксем кӑшкӑрнине, йывӑррӑн йынӑшнине илтнипе ниепле те тӑна кӗрсе ҫитейместпӗр.

Подавленные этой сценой, разыгравшейся поразительно быстро, мы с Коноваловым смотрели на улицу во тьму и не могли опомниться от плача, рева, ругательств, начальнических окриков, болезненных стонов.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Анчах кӗтмен ҫӗртен, пӗр каҫхине, эпир Коноваловпа кӑмакана ҫӑкӑр хывма тытӑннӑ вӑхӑтра, пекарня алӑкӗ уҫӑлчӗ те, тӗттӗм пӑлтӑртан шикленерех те ҫав хушӑрах иртӗнӳллӗн калаҫнӑ хӗрарӑм сасси илтӗнсе кайрӗ:

И вдруг, однажды вечером, когда мы с Коноваловым готовились сажать хлебы, дверь в пекарню отворилась, из темноты сырых сеней низкий женский голос, одновременно робкий и задорный, произнес:

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Ҫакӑн пек тавлашусем час-часах пулса иртетчӗҫ, кӑнтӑрла пуҫланатчӗҫ, те ҫурҫӗр тӗлнелле тин пӗтетчӗҫ, эпир Коноваловпа вара ҫав «кӗленче ҫынсем» патӗнчен тӗттӗм ҫӗрле, чӗркуҫҫи таран пылчӑк ашса таврӑнаттӑмӑр.

Весьма часто такие споры, начатые в полдень, кончались около полуночи, и мы с Коноваловым возвращались от «стеклянных людей» во тьме и по колено в грязи.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Тӗттӗм халӑх.

Народ темный.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Мужик — тӗттӗм ҫын, вӑл ним те пӗлмест, эпӗ ӑна усӑ тӑвас тетӗп, унӑн ман сӑмаха итлес пулать.

А мужик — простой человек, он ничего не понимает и должен меня слушать, потому — для его же пользы.

Унтер Пришибеев // Иван Юркин. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 81–88 стр.

Тивӗҫлӗ йӗркене пӗлекен никам та ҫук, пӗтӗм салара, калас пулать, пӗр эпӗ анчах, ваше высокороди, ялти тӗттӗм халӑха тыткалама пӗлетӗп, эпӗ, ваше выеокороди, пурне те ӑнланма пултаратӑп.

Никто порядков настоящих не знает, во всем селе только я один, можно сказать, ваше высокородие, знаю, как обходиться с людями простого звания, и, ваше высокородие, я могу всё понимать.

Унтер Пришибеев // Иван Юркин. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 81–88 стр.

Вӑрман та ҫынсен сассипе пӗрле ҫаплах кашланӑ та шавланӑ; ҫиҫӗм хыҫҫӑн ҫиҫӗм, тӗттӗм таврана татӑкӑн-татӑкӑн ҫуркаласа, ялтӑртатнӑ.

А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и молнии разрывали тьму в клочья.

III сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Сиввӗн ялтӑртатса илекен вут-ҫиҫӗмӗпе ҫуталнӑ йывӑҫсем тӗттӗм тыткӑнӗнчен таракан ҫынсене чӗрӗ чунсем пек курӑннӑ, вӗсен пӗр-пӗринпе ҫыхланса пӗтнӗ кукӑр-макӑр, тӑсланкӑ аллисем вӗсене тытса чарас пек туйӑннӑ.

И деревья, освещенные холодным огнем молний, казались живыми, простирающими вокруг людей, уходивших из плена тьмы, корявые, длинные руки, сплетая их в густую сеть, пытаясь остановить людей.

III сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Вӑрманта вара, тӗнче пуҫланнӑранпа пулнӑ мӗнпур каҫсем сасартӑк пӗр ҫӗре пухӑннӑ пек, ҫав тери тӗттӗм пулса ҫитнӗ.

И стало тогда в лесу так темно, точно в нем собрались сразу все ночи, сколько их было на свете с той поры, как он родился.

III сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Карчӑк, калаҫма чарӑнчӗ те, тӗттӗм пуснӑ ҫеҫенхир еннелле пӑхса илчӗ.

Старуха помолчала и посмотрела в степь, где все густела тьма.

III сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Ир те каҫ та яланах ҫав ҫынсем тавра ҫапла сӗм-тӗттӗм тӑнӑ, ҫав тӗттӗм ҫынсене, ҫеҫенхир ирӗклӗхне хӑнӑхнӑскерсене, пӗтӗмпех пусарса хурассӑн туйӑннӑ.

И всегда, днем и ночью, вокруг тех людей было кольцо крепкой тьмы, оно точно собиралось раздавить их, а они привыкли к степному простору.

III сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Карчӑк вӑйлӑ та илемлӗ ҫынсем пурнӑҫран ӑҫта кайса пӗтни ҫинчен шухӑшлама пуҫларӗ; шухӑшланӑҫем хирӗҫ сӑмах шыраса тупас пек, тӗттӗм ҫеҫенхир еннелле пӑха-пӑха илчӗ.

Старуха задумалась о том, куда девались из жизни сильные и красивые люди, и, думая, осматривала темную степь, как бы ища в ней ответа.

II сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Эпир тӗттӗм ҫынсем… мӗн пӗлетпӗр.

Мы люди темные… нешто мы понимаем?

Усал шухӑшлӑ ҫын // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 63–70 стр.

Самант хушшинчех вӗсем виҫӗ тӗттӗм кӗлетке тӑракан палуба ҫине хӑпарса кайрӗҫ, лешсем, сухаллӑскерсем, пӗр-пӗринпе селӗппӗн пӑшӑлтатса, тӗлӗнмелле чӗлхепе хавассӑн калаҫаҫҫӗ, борт урлӑ Челкаш кимми ҫине пӑхаҫҫӗ.

В минуту они были на палубе, где три темных бородатых фигуры, оживленно болтая друг с другом на странном сюсюкающем языке, смотрели за борт в лодку Челкаша.

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Кимӗ хӑйӗн айккисене икӗ енчен те ҫапӑнакан хумсем ҫийӗпе чӳхенсе ярӑнать, тӗттӗм тинӗс тӑрӑх аран шуса пырать, тинӗсӗ хытӑрах та хытӑрах вылянать.

Лодка колыхалась на волнах, шаловливо плескавшихся о ее борта, еле двигалась по темному морю, а оно играло все резвей и резвей.

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Тӗттӗм каҫ чӗрӗле пуҫланӑ пек туйӑнчӗ.

Тьма как бы стала живее.

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Гаврила хӑйне ҫак тӗттӗм шӑплӑхпа тата илемлӗхпе лапчӑнса ларнӑ пекех туйнӑ, ҫакна пула ун хӑвӑртрах хӑйӗн хуҫине курас килнӗ пек пулнӑ.

Гаврила чувствовал себя раздавленным этой мрачной тишиной и красотой и чувствовал, что он хочет видеть скорее хозяина.

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.