Поиск

Москаленко

Ҫук пирӗн хушӑмӑрта Иван Гаврилович Шустовпа Пантелей Москаленко.
Нет меж нас Ивана Гавриловича Шустова и Пантелея Москаленко.

Ҫӗр айӗнчи партизансенчен хӑранине, хӑйсен ҫиллине ватӑ Москаленко ҫинче палӑртнӑ.
Всю свою злобу, весь свой подленький страх перед подземными партизанами выместили гестаповцы на старом Москаленко.

Гестаповецсем ватӑ партизана вилес пек хӗненӗ, анчах Москаленко ним те каламан, никам ҫинчен те пӗлтермен.
Гестаповцы зверски избивали старого партизана, но Москаленко ничего им не сказал, никого не выдал.

Москаленко та ҫук ӗнтӗ, Ланкин та ҫук.
Нет больше Москаленко, нет Ланкина.

Юлашки эрнесенче каменоломньӑра — штабра та, столовкӑра та, рак хуран чулӗнчен чутласа тунӑ ансӑр нарсем ҫийче ыйха кайнӑ чух та ҫынсем Иван Гаврилович Шустова аса илсе хурланнӑ, Пантелей Москаленко пирки пит пӑшӑрханнӑ.
И все эти недели в каменоломнях — и в штабе, и в столовке, и засыпая на узких, вырезанных из камня-ракушечника топчанах-лежанках — люди оплакивали Ивана Гавриловича Шустова, тихо поминали Пантелея Москаленко и томились горькой тревогой за него.

— Шустов Иван Гаврилович нумай пурӑнма хушса хӑварчӗ, Москаленко вӗсен аллине лекрӗ, Ваня Сергеев пит начар, теҫҫӗ.
— Шустов Иван Гаврилович приказал, старина, долго жить, Москаленко захватили, Ваня Сергеев совсем плох, говорят.

— Москаленко чӑнах та вӗсен аллине лекрӗ-и?
— Неужели Москаленко взяли?

Комиссар ку секторта пулса-иртни ҫинчен каланине итлесен Шустов, Москаленко, Сергеев пирки хурланса кайрӗ, унтан кӑшт чӗнмесӗр тӑчӗ те, пӗтӗмлетӳ турӗ:
Комиссар выслушал краткий перечень всего, что произошло на этом секторе, погоревал о Шустове, Москаленко и Сергееве, помолчал минуту, а потом подвел итоги:

Суранӗнчен юн юхнине туймасӑр, тусанланнӑ Москаленко куҫне шӑлса илет те хӑй умӗнче тӑракан ҫӳллӗ фашиста кинжалпа чикет.
Осыпанный белой пылью, не замечая крови, которая текла из раны, Москаленко протер засыпанные глаза, увидел на мгновение перед собой рослого гитлеровца, с размаху всадил в него кинжал,

Москаленко стена патне чакнӑ та, револьверне кӑларса, прожектор ҫутинчи гитлеровецсене пеме пуҫланӑ.
Москаленко, отпрянул к стене, опустился на колено и, выхватив револьвер, стал посылать пулю за нулей в ярко освещенных прожектором гитлеровцев.

«Эх, тепӗр граната пулсанччӗ!..» тенӗ те Москаленко, прожектор хыҫӗнче пыракан гитлеровецсене курсах, тепӗр еннелле ыткӑннӑ.
«Эх, гранату бы мне сейчас еще одну!» — пробормотал Москаленко и рванулся наперерез гитлеровцам, шедшим за прожектором.

Штрека кӗнӗ виҫӗ нимӗҫ салтакӗ йӑванса кайнине, вӗсене тусан хупланине Москаленко лайӑх курнӑ, прожектор ҫутинче известь хӑйӑрӗ мӑкӑрланнине те курнӑ, анчах граната осколокӗ хӑйне суранланине туйман; вӑл прожектор ҫутатнӑ галерея урлӑ ҫӗр айӗнчи тепӗр коридора чупса кайма шутласа тӑнӑ.
Москаленко видел, как подкосило и заволокло густой пылью стоявших в проходе троих гитлеровцев, видел, как поднялся мутный столб известковых песчинок, мелко поблескивавших в луче прожектора; он не заметил, что осколок гранаты ранил его же самого, и хотел проскочить через освещенную галерею в противоположный подземный коридор.

Анчах Москаленко шутланӑ пек пулман.
Но все вышло не так, как наметил Москаленко.

«Пӗтес пулсан музыкӑпа пӗтес, ан тив, гитлеровецсен хӑлхисенче янӑратӑр» — тенӗ те Москаленко ӑшӗнче, прорыв тума шут тытнӑ.
И тогда Москаленко решил пойти на прорыв, и уж если погибать, то с такой музыкой, которая долго будет стоять в ушах гитлеровцев…

Хӑй хыҫӗнче тепӗр прожектор ҫути аяккинчи штрек тӑрӑх шунине курсан, Москаленко, вунтӑххӑрмӗш ҫулта граждан вӑрҫинче ҫак каменоломньӑра ҫапӑҫса курнӑскер, фашистсен аллине лекнине ӑнланса илнӗ.
Увидев позади себя отсветы второго прожектора, ползущие по большой галерее, Москаленко, уже сражавшийся в этих каменоломнях в девятнадцатом году, понял, в какую беду он попал.

Ун вырӑнне аяккинчи штрека ватӑ партизан Пантелей Москаленко пытанса тӑнӑ.
Сменивший его старый, опытный партизан Пантелей Москаленко притаился в боковом проходе.