Поиск

Дрейяк

Дрейяк: эпӗ тек Парижра юлмастӑп, тесе пӗлтернӗ; ҫамрӑк ҫынсем тем пек тавлашсан та, ыйтсан та, вӑл, хӑйне княгиня панӑ правасемпе усӑ курса, хӑй шухӑшӗнчен пӑрӑнман, — ҫын ҫав тери хытӑ хӑрасан ҫеҫ ҫавӑн пек ҫирӗп тӑма пултарать; тек ним тума та май килмен ачасем киле таврӑннӑ.
Дрейяк объявил, что дольше в Париже не останется и, несмотря на все споры и просьбы, опираясь на полномочие княгини, отстоял свое мнение с тем мужеством, которое может дать один сильный страх; делать было нечего, дети воротились.

Михайль Степанович Бастилие илнине курма кайнӑ; Дрейяк ӑна каҫхине курманнипе, ӑна унта вӗлернӗ, тесе шутланӑ, кун ҫинчен княгиньӑна пӗлтермелли лайӑх мел тупнипе лӑпланма та пуҫланӑ, анчах ҫав вӑхӑтра Столыгин пырса кӗнӗ, хӑй вӑл Бастилие илни ҫинчен ҫӗнӗ хыпар пӗлтерсен, унӑн Версальри тусӗсем мӗнле тӗлӗнесси ҫинчен шухӑшласа, вилес пекех кулнӑ.
Михаил Степанович ходил смотреть взятие Бастилии; Дрейяк был уверен, не видя его вечером, что он убит, и уже начинал утешаться тем, что нашел славную турнюру, как известить об этом княгиню, когда явился Столыгин, помирая со смеху при мысли, как его версальские приятели обрадуются новости о взятии Бастилии.

«Турӑҫӑм, турӑҫӑм, хӗрхен эс пире, ҫырлахах», — пӑшӑлтатнӑ Дрейяк, туртӑм законне пӑхӑнмасӑр, Платон турра «аслӑ геометр» тени ҫинчен манса кайса.
«О боже мой, боже мой, пощади нас и помилуй», — бормотал Дрейяк, изменяя закону тяготения и забывая, что Платон бога называл «великим геометром».

Дрейяк чи ансат сӑлтавпа тӑкӑрлӑка пӑрӑнса юлнӑ, унтан, пӗтӗм халӑх виҫӗ хӗрарӑм-сутӑҫӑсем малалла тӗртсе пыракан аббат ҫинелле пӑхнӑ хушӑра, меллӗ самант тупса аяккалла тапса сикнӗ; киле вӑл вилнӗ ҫын пек пулса пырса кӗнӗ, унӑн куҫӗсем сӳнсе ларнӑ, сӑхманӗ ҫӗтӗк пулнӑ.
Дрейяку удалось завернуть под самым суетным предлогом в переулок, вылучив счастливую минуту, когда все внимание его соседей обратилось на аббата, которого толкали вперед три торговки; он дал оттуда стречка и пришел домой полумертвый, с потухшими глазами и с изорванным кафтаном.

Дрейяк, ҫав вӑхӑтпа усӑ курса, ҫапла калама ӗлкӗрнӗ: «Каҫарӑр тархасшӑн, мӗн эсир?
Дрейяк воспользовался этим временем, чтобы сказать: «Помилуйте, что вы?

Ответ парас вырӑнне, Дрейяк туйине ӳкернӗ; ҫав вӑхӑтрах пӗр кӑмӑллӑ хӗрарӑм, питех те тӗреклӗ кӗлеткеллӗ, чепчикӗ айӗнчен тухса кайнӑ шурӑ ҫӳҫлӗскер, унӑн туйине ҫӗртен илнӗ те, ӑна йышлансах пыракан халӑха кӑтартса ҫапла каланӑ:
Дрейяк, вместо ответа, уронил трость; учтивая дама, почтенного размера, с седыми космами, торчавшими из-под чепчика, подняла ее и, показывая более и более густевшей массе народа, заметила:

Кӑвакарса кайнӑ тата кӑштах чирлеме те ӗлкӗрнӗ Дрейяк ҫав ҫынна хирӗҫле каласан мӗн пуласса тавҫӑрса илме пултарайман, ҫавӑнпа та ответ пама тытӑнса тӑнӑ; анчах ҫак ҫӗнӗрен паллашнӑ ҫын тӳсӗмсӗр пулнӑ, вӑл пирӗн шевальене ӗнсинчен ярса тытнӑ та, унӑн кӗлеткине пит те кӑмӑла каймалла мар хутлатса илсе, тепӗр хут ыйтнӑ.
Дрейяк, бледный и уж несколько нездоровый, не мог сообразить, какое может иметь последствие отказ, и потому медлил с ответом; но новый знакомец был нетерпелив, он взял нашего шевалье за шиворот и, сообщив его телу движение, весьма неприятное, повторил вопрос.

Дрейяк мӗн те пулин ӑнланса иличчен малтан, сарлака хулпуҫҫиллӗ, ҫӳллӗ, сюртуксӑр ҫын, ҫаннисене тавӑрнӑ аллине йывӑр тимӗр лум тытнӑ, пуҫне хӗрлӗ тутӑр ҫыхнӑскер, унпа танлашнӑ та, аслати пек кӗрлекен сассипе унран: «Эсӗ пирӗнпе-и?» тесе ыйтнӑ.
Прежде нежели Дрейяк что-нибудь понял, высокий плечистый мужчина без сюртука, с засученными рукавами, с тяжелым железным ломом, повязанный красным платком, поровнявшись с ним, спросил его громовым голосом: «Ты с нами?»

Ҫанталӑк калама та ҫук лайӑх тӑнӑ та, ирхине Дрейяк уҫӑлса ҫӳреме кайнӑ.
Погода раз была чудесная, Дрейяк пошел гулять утром.

Де Дрейяк — трактирти прислуга мсье ле шевалье тесе чӗннӗскер — «Этемлӗх ӑнӑҫлӑ ӗҫсем туса пынӑшӑн тата ӑс-тӑн тӗшмӗшлӗхе ҫӗнтерсе пынӑшӑн» савӑнса, кӑштах чееленсе кулкаланӑ; ҫапах та вӑл, пур чипер ӑслӑ ҫынсем пекех, ӑнӑҫлӑхран ытларах хӑрушсӑрлӑха тата ӑс-тӑн ҫӗнтерсе пынинчен ытларах — лӑпкӑ пурнӑҫа юратнӑ.
Де Дрейяк, которого прислуга в трактире звала «Мсье ле шевалье», одобрительно и не без задних мыслей улыбался «успехам человечества и торжеству разума над предрассудками»; но он, как все благоразумные люди, больше успеха любил безопасность и больше торжества ума и разума — покой.

Княҫпа Столыгин ҫулҫӳревӗ хӑйсем шутланинчен малтарахран вӗҫленнӗ, уншӑн Дрейяк айӑплӑ пулнӑ.
Путешествие князя и Столыгина окончилось прежде, нежели они предполагали, виною этого был Дрейяк.

Кӗҫех, Миша «Кандид», «Дева Орлеанская», «Жак-фаталист» сыпӑкӗсене ним пӑхмасӑр ҫав тери ӑста калама пултарнине кура, Дрейяк савӑннипе макӑрас патнех ҫитнӗ…
Дрейяк чуть не плакал, видя, как ловко Миша цитирует места из «Кандида», из «Девы Орлеанской», из «Жака Фаталиста»…

Княгиня хӑй те тӗлӗнмеллипех тӗлӗннӗ, пӗртте ухмах ача мар иккен вӑл, тенӗ, «эсӗ ӑна ҫав тери урӑхлатса хутӑн, чунӑм Дрейяк, вӑл пачах та тискер кайӑк пек ачаччӗ вӗт-ха, халӗ те нӗрсӗр те ҫапах та питӗ кӑмӑла каймалла ача», тенӗ.
Сама княгиня не могла надивиться, какой он не глупый мальчик, «точно можно сказать c'est un miracle се qu'en a fait мой Дрейяк, он совсем sauvage был, ну и теперь эдакой дурнушка, а, право, премилой мальчик».

Темиҫе уйӑхран ӑна Дрейяк та ҫав тери юратма пуҫланӑ.
Через несколько месяцев он был любимец Дрейяка.

Дрейяк шучӗпе, ҫакӑ вӑл ача тискерлӗхӗнчен килнӗ, ыттисем вара ӑна асӑрхаман та.
Дрейяк это относил к дикости, другие вовсе не замечали.

Паллах ӗнтӗ, пирӗн гувернер Вовенаргпа Гельвеци умӗнче пуҫ тайнӑ, Жан-Жака каҫса кайсах вуланӑ, ҫӗр ҫинче пӗртанлӑхпа тӑванлӑх пуласси ҫинчен ӗмӗтленнӗ, анчах та ку ӑна хӑйӗн Дрейяк текен янӑравлӑ хушамачӗ умӗн ҫемҫетекен сыпӑк — «де» лартма (ҫакна тума унӑн тивӗҫ ҫук пулин те) кансӗрлемен.
Само собою разумеется, что наш гувернер был поклонник Вовенарга и Гельвеция, упивался Жан-Жаком, мечтал о совершенном равенстве и полном братстве, что не мешало ему ставить перед своей звучной фамильей Дрейяк смягчающее «де», на которое он не имел права.