Поиск

Бестия

Хастарлӑ фракиеца пурте ырлама пуҫларӗҫ, пурте, пуринчен малтан, Луций Бестия, пулӑшупа туслӑх сӗнчӗ.
Это вылилось в общих похвалах, открыто рассыпаемых мужественному фракийцу, которому все, и первый Луций Бестия, предложили покровительство и дружбу.

— Шӑплан та ҫывӑр, ылханлӑскер! — кӑшкӑрса пӑрахрӗ Бестия; ҫав хушӑрах Куриона ҫав тери хытӑ тӗксе ячӗ, вара лешӗ ложе ҫине тӑсӑлсах ӳкрӗ.
— Молчи и спи, проклятый! — закричал Бестия и толкнул Куриона так, что тот растянулся во всю длину на ложе.

— Май килсенех пирӗн ҫартан тухса тарма кансӗрлемерӗ вӑл ӑна, — пӳлчӗ Луций Бестия.
— Что не помешало ему дезертировать из нашего войска при первом же удобном для него случае, — прервал Луций Бестия.

— Ҫапла ӗнтӗ, — сасартӑк йӗкӗлтенӗ сасӑпа ыйтрӗ Луций Бестия, — ҫапла ӗнтӗ, эпир, гладиаторсем, хамӑр ирӗке тухасси ҫинчен шухӑшлатпӑр, хамӑрӑн тивлетӗмӗр ҫинчен калаҫатпӑр, ҫав тивлетсене сыхласшӑн алла хӗҫ-пӑшал тытӑпӑр-и-ха?
— Итак, — спросил вдруг несколько насмешливым тоном Луций Бестия, — итак, мы гладиаторы, думаем о своем освобождении, толкуем о своих правах и готовимся поддерживать эти права с мечом в руках?

— Хӗрхенме пӗлмен аттесен хыткукарлӑхне пула тата законсем ҫирӗппине пула эпир хамӑрӑн чи лайӑх ҫамрӑклӑха чухӑнлӑхра ирттеретпӗр, пушӑ ӗмӗтсемпе асапланатпӑр! — хушрӗ Луций Бестия, тин ҫеҫ пушатнӑ эрех куркине чӑмӑртаса.
— Кто беднее нас, осужденных скупостью бесчеловечных отцов и силою всемогущих законов проводить лучшие годы нашей юности в бедности, томясь неосуществимыми желаниями? — добавил Луций Бестия, оскалив зубы и судорожно сжимая чашу, только что им опорожненную.

Апатланмалли ложӑсем ҫинче Катилина, Курий, Луций Бестия таянса выртаҫҫӗ.
Лениво развалившись на обеденных ложах, возлежали Катилина, Курий, Луций Бестия.

— Плутон ячӗпе тупа тӑватӑп, эсӗ мана хӑвӑн чуну патне илсе пыракан ҫиппе йӑлтах тӑлларӑн, — терӗ Бестия, — Катилина гладиаторпа юлташла калаҫнинчен тӗлӗнсе.
— Клянусь Плутоном, я совершенно упустил ту нить, которая до сих пор вела меня в запутанный лабиринт твоей души, — сказал Бестия, смотревший с изумлением на Катилину, фамильярно беседовавшего с гладиатором.

Шарламасӑр кӗт, Бестия: хамӑра пусмӑрлакан ҫӗрӗшнӗ йӗркене пӗрре хӑрушшӑн та татӑклӑн ҫапса аркатмалли кун, тен, инҫех те мар пулӗ.
Молчи и жди, Бестия: быть может, недалек тот день, когда мы сможем одним страшным и решительным ударом сокрушить этот гнилой строй, под гнетом которого мы стонем.

— Тӗрӗс ӗҫ-и вара ҫакӑ? — хаярланса ыйтрӗ Бестия, — ҫав тӳрӗ ӗҫ пулать-и вара?
— А разве все это справедливо? — спросил с пылом Бестия, — разве это честно?

— Паллах, — килӗшрӗ ҫамрӑк Бестия, — мӗнле майпа пухнӑ-ха вӑл ӑна?
— Конечно, — подхватил юный Бестия, — ведь как он их добился!

— Вӑл тӗрӗс калать, — терӗ Луций Бестия.
— Он прав, — сказал Луций Бестия.

— Тата ӑна Марк Красс Эвтибидӑна икҫӗр пин сестреций пани ҫинчен пӗлтер ӗнтӗ, — тет Луций Бестия.
— Да, да, — сказал Луций Бестия, — и передай ей, что Марк Красс подарил Эвтибиде двести тысяч сестерций.