Поиск

Шырав ĕçĕ:

Яков сăмах пирĕн базăра пур.

Яков (тĕпĕ: Яков) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ӑна револьверне тавӑрса панӑ чух Полина вӑл лайӑх пенипе пеменнине тӗрӗслесшӗн пулчӗ те Якова уҫӑ кӑмакана пеме ӳкӗтлерӗ; куна тума Яковӑн урайне ӳпне выртмалла пулчӗ, Полина та выртрӗ; Яков персе ячӗ, кӑмакаран вӗсем ҫине кӗл сирпӗнчӗ, Полина вара, ахлатса илсе, аяккалла йӑваланса кайрӗ, унтан, ывӑҫ тупанне ҫӗклесе, хуллен кӑна: — Кур! — терӗ.
Отдавая ему револьвер, она захотела проверить, хорошо ли он стреляет, и уговорила Якова выстрелить в открытую печку, для чего Якову пришлось лечь животом на пол; легла и она; Яков выстрелил, из печки на них сердито дунуло золой, а Полина, ахнув, откатилась в сторону, потом, подняв ладонь, тихо сказала: — Смотри!

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Луп Резников Яков Маякинпа пӗрле алла-аллӑн пынӑ, вӑл, Яков хӑлхи патнелле пӗшкӗнсе, темскер пӑшӑлтатнӑ, лешӗ ӑна хирӗҫ ҫӳхен кулкаланӑ.
Луп Резников шел под руку с Яковом Маякиным и, наклонясь к его уху, что-то нашептывал ему, а тот слушал и тонко улыбался.

XIII // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Иртнӗ каҫпа Яков ҫав Фесенкопа куҫа-куҫӑн курса иккӗшӗ ҫеҫ калаҫнӑ иккен те, лешӗ хӑй мӗншӗн ҫапла тӗлсӗр хӑтланнине нимӗн те путлӗн каласа парайман, Яков мана ҫавӑн ҫинчен каласа панӑччӗ ӗнтӗ.
Яков мне говорил, что вчера ночью он беседовал с Фесенко и тот толком не мог объяснить своих поступков.

Вуннӑмӗш сыпӑк // Яков Зверев. Первенцев, А.А. Чыса ҫамрӑкран упра: роман / вырӑсларан Я.Зверев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 482 с.

Яков ун ҫине нумайччен пӑхса тӑчӗ, эпӗ куратӑп акӑ, Яковӑн сӑмсипе ҫамки ҫине, алли ҫине сывлӑм пек вӗтӗ-вӗте тар тухнӑ.
Яков долго и внимательно смотрит на него, и я вижу, как на руках, на лбу и на носу Якова появляются росистые капельки пота.

— Сана манӑн пӗр хурлӑхлӑ япала ҫинчен пӗлтерес пулать: Мускавра ман пата леш аскӑн хӗр, Яков пурӑнни, пычӗ те, темле ҫынсем — хм, мӗнле ҫынсем пулччӗр ӗнтӗ халь? — Якова хӗнесе вагонран кӑларса ывӑтрӗҫ, терӗ…
— Должен сообщить тебе нечто печальное: в Москве ко мне явилась эта пошлая девица, с которой жил Яков, и сказала, что какие-то люди — гм, какие теперь люди? — избили его и выбросили из вагона…

Яков Артамонов ӑна парӑнчӗ, вара вӗсем ҫапла шут турӗҫ: Полина ыранах пуҫтарӑнма тытӑнать, унтан Воргорода каять те унта Якова кӗтсе илет.
Яков Артамонов уступил ей; решили, что она завтра же начнёт собираться, поедет в Воргород и там подождёт его.

Якова ку тӗлӗнтермен, вӑл ӗнтӗ нумайранпа ҫак хӗрлӗ-сарӑ Митя ытларах та ытларах йӗрӗнмелле ҫын пулса пынине курнӑ, анчах Яков ҫав хӗрлӗ-сарӑ ҫын шанчӑклӑ пулманнине пуринчен малтан хӑй асӑрханинчен тӗлӗнчӗ тата уншӑн кӑштах мӑнкӑмӑлланчӗ те.
Это не удивило Якова, он давно уже видел, что рыженький Митя становится всё более противным человеком, но Яков был удивлён и даже несколько гордился тем, что он первый подметил ненадёжность рыженького.

Рабочисене ку кӑмӑла кайнӑ, Яковшӑн вара фабрика ҫак хаваслӑ ҫынна Мирон ӗненнинчен ытларах ӗненни паллӑ пулчӗ, Яков тата Мирон Татьяна упӑшкипе час-часах хирӗҫнине курса тӑчӗ.
Рабочим это понравилось, а Якову стало ясно, что фабрика верит весёлому человеку больше, чем Мирону, и Яков видел, что Мирон всё чаще ссорится с Татьяниным мужем.

«Мӗн кирлӗ ӑна?» — шухӑшларӗ Яков, жандармӑн кӑвак тӗслӗ, хӗрлӗ юн тымарӗсем палӑрса тӑракан, сарлака сӑмсаллӑ лаптак пичӗ ҫине, йывӑр кичемлӗх тата эрех шӑрши ҫинҫе ҫип пек тӑсӑлса тухнӑн курӑнакан пӑтранчӑк куҫӗсем ҫине куҫхаршисем айӗн пӑхса ларса: — Эпӗ сирӗнпе официально мар, сире ырӑ сунакан тата сирӗн ӗҫри интерессем те ют мар, паллакан ҫын пек калаҫатӑп, — илтрӗ Яков хӑйӑлтатакан сасса.
«Что ему надо?» — соображал Яков, исподлобья рассматривая серое, в красных жилках, плоское лицо с широким носом, мутные глаза, из которых как будто капала тяжкая скука и текли остренькие струйки винного запаха: — Я говорю с вами не официально, а как знакомый, который желает вам добра и которому не чужды ваши деловые интересы, — слышал Яков сиповатый голос.

Яков иккӗленсе, унталла-кунталла пӑхса, тимлӗн итлесе, кӗсйинчи револьвере аллипе чӑмӑртаса пынӑ пулин те — Носков Якова пуринчен ытларах шӑп ҫак сехетсенче тытнӑ — вӑл ун ҫинчен те лӑпкӑраххӑн шухӑшласа пычӗ.
И даже о Носкове Якову Артамонову думалось спокойнее, хотя он, подозрительно оглядываясь, чутко прислушивался и сжимал в кармане ручку револьвера, — чаще всего Носков ловил Якова именно в эти часы.

Яков вӑл хӑйӗн арӑмӗпе юри кӑмӑллӑ, ачаш пулнине, уншӑн ятарласах, ҫынсене курӑнмалла тӑрӑшнине, ку пӗтӗмпех суя пулнине курнӑ; Якова ҫав суялӑха унӑн йӑмӑкӗ те пӗлсе тӑнӑ пек туйӑннӑ, вӑл салхуллӑн пурӑннӑ, питӗ сахал калаҫнӑ, питӗ час-час тарӑхнӑ тата политика ҫинчен хӑйӗн хаваслӑ упӑшкипе мар, пуринчен ытларах Миронпа калаҫнӑ.
Яков видел в его отношении к жене нечто фальшивое, слишком любезное, подчёркнутую заботливость; Якову казалось, что и сестра чувствует эту фальшь, она жила уныло, молчаливо, слишком легко раздражалась и гораздо чаще, оживлённее беседовала о политике с Мироном, чем с весёлым мужем своим.

Ку сӑмахсене пурне те Мирон итлекенсене тата хӑйне вӑл Государство думинче вырӑн йышӑнма тивӗҫлине ӗнентерме каланине Яков ӑнланнӑ, анчах ҫапах та пиччӗшӗн хаяр сӑмахӗсем Якова шиклентернӗ, вӑл хай ҫӗршер рабочисем хушшинче хӳтлӗхсӗр пулнине туйса тӑнине вӑйлатнӑ.
Яков понимал, что всё это говорится Мироном для того, чтоб убедить слушателей и себя в своём праве на место в Государственной думе, а всё-таки гневные речи брата оставляли у Якова осадок страха, усиливая сознание его личной беззащитности среди сотен рабочих.

Яков манах Ольгӑпа питӗ туслашса кайнине курчӗ, ӑна чӗмсӗр Вера Попова та хисепленӗ, Мирон та, — хӑй ашшӗ вилнӗ хыҫҫӑн тата ҫилленчӗкрех, хытӑрах чунлӑ пулса кайнӑ пулин те, фабрикӑра асли пек хушса ҫӳренӗ, Яков ҫине служащи ҫине кӑшкӑрнӑ пек кӑшкӑркаланӑ пулин те, — тетӗшӗ хӑй тӗнче тӑрӑх ҫӳренисем ҫинчен, ҫынсем ҫинчен каласа панисене итленӗ чух йӗрӗнсе питне-куҫне хуҫкаламан.
Яков видел, что монах очень подружился с Ольгой, его уважала бессловесная Вера Попова, и даже Мирон, слушая рассказы дяди о его странствованиях, о людях, не морщился, хотя после смерти отца Мирон стал ещё более заносчив, сух, распоряжался по фабрике, как старший, и покрикивал на Якова, точно на служащего.

Яков халь Нестеренко чееленнине, темскер пӑтраштарнине, вӑл ҫеҫ те мар — хӑратма пӑхса ӑна е хӑйне ҫак историрен пӑрса яма пикеннине туйса тӑчӗ; офицер: ҫынна хӑранипе те пеме пулать тесен вара, Яков ӑна шанманни ҫирӗпленсех ҫитрӗ:
Яков чувствовал, что Нестеренко хитрит, путает что-то, даже как бы хочет запугать и отодвинуть его или себя в сторону от этой истории; а когда офицер сказал о возможности выстрела с испуга, подозрение Якова упрочилось:

Унтан каллех хӗснӗ куҫӗсемпе Якова питрен тӳррӗн пӑхса, ӗнентерӳллӗ сасӑпа темле ӑнланмаллах мар япаласем ҫинчен калама тытӑнчӗ; унӑн сӑмахӗсем тӑрӑх ҫапла пулса тухнӑ: хӑйне ҫаратма тӑни ҫинчен полицие пӗлтерменнипе Яков саккунсӑр ӗҫ тунӑ, анчах халӗ ун ҫинчен пӗлтерме вӑхӑт иртнӗ ӗнтӗ.
И, снова глядя прищуренными глазами прямо в лицо Якова, внушительно начал говорить что-то не совсем понятное; выходило, что Яков поступил незаконно, скрыв от полиции попытку грабежа, но что теперь уж заявлять об этом поздно.

Халӗ офицер Яков ҫине хӑйӗн кӑвак, ҫутӑлса тӑракан куҫӗсемпе тинкерсе, ыйтуллӑн пӑхрӗ; Яков ӑна Носков ҫинчен хӑвӑрт кӑна каласа пачӗ.
Теперь офицер смотрел в лицо Якова пристальным, спрашивающим взглядом серых глаз с какой-то светленькой искрой в центре зрачка; Яков быстро рассказал ему о Носкове.

— Эсир Носкова, сунарҫа, паллатӑр-и? — ыйтрӗ Яков хуллентереххӗн; офицерӑн хӗрлӗрех куҫхаршийӗсем ҫӳлелле хӑпарса кайрӗҫ, Китай ҫыннин пек уссийӗсем хускалса илчӗҫ; вӑл пӗр уссине тытрӗ, пӗлӗтелле пӑхса куҫӗсене хӗсрӗ; ҫаксене пула Яков хӑй ӑшӗнче: «Суять ӗнтӗ. Анчах — мӗнле суйӗ-ши?» тесе шухӑшларӗ.
— Вы знаете Носкова, охотника? — спросил Яков негромко; рыжеватые брови офицера удивлённо всползли кверху, его китайские усы пошевелились, он придержал один ус, сощурился, глядя в небо, всё это вызвало у Якова догадку: «Соврёт. Но — как?»

Хӑрани вырӑнне Яков хӑвӑртах савӑннӑ пек пулса пычӗ; ку вӑл хӑйне тапӑннине лайӑх сирсе янине ӑнланнипе кӑна мар, тапӑнаканни — Яков хӑй шутланӑ пек — фабрикӑри рабочи мар, ют ҫын пулнӑ пирки те пулчӗ.
Страх Якова быстро уступал чувству, близкому радости, это чувство было вызвано не только сознанием, что он счастливо отразил нападение, но и тем, что нападавший оказался не рабочим с фабрики, как думал Яков, а чужим человеком.

Пӑлхавлӑ ик-виҫӗ ҫул хушшинче Яков фабрикӑра питех хӑрушшине нимӗн те асӑрхаман, анчах Мирон сӑмахӗсем, Алексей тетӗш пӑлхануллӑн хашлатса сывласа илнисем, кӗҫӗн Артамонов хӑй вулама юратман, анчах пӗрмай, ятарласа, хаяррӑн савӑнса, хӑратса рабочисен движенийӗ ҫинчен ҫыракан, рабочисен Думӑри представителӗсен сӑмахӗсене пичетлесе пыракан хаҫатсем Якова фабрикӑри ҫынсем ҫине тӑшманла пӑхтарнӑ, хӑйӗн пӗтӗм пурнӑҫӗ вӗсенчен килнине систерекен кӳренмелле туйӑма ҫуратнӑ.
За два, три мятежных года Яков не заметил ничего особенно опасного на фабрике, но речи Мирона, тревожные вздохи дяди Алексея, газеты, которые Артамонов младший не любил читать, но которые с навязчивой услужливостью и нескрываемой, злорадной угрозой рассказывали о рабочем движении, печатали речи представителей рабочих в Думе, — всё это внушало Якову чувство вражды к людям фабрики, обидное чувство зависимости от них.

Ҫирӗм ултӑ ҫула ҫитиччен Яков Артамонов лайӑх, лӑпкӑ пурӑннӑ, унӑн нимӗнле ытлашши кӳренмелли япаласем те пулман, анчах кайран вӑхӑт — лӑпка пурнӑҫа юратакан ҫынсен тӑшманӗ — Яковпа пӑтравлӑ, чыссӑр вӑйӑ выляма тытӑннӑ.
До двадцати шести лет Яков Артамонов жил хорошо, спокойно, не испытывая никаких особенных неприятностей, но затем время, враг людей, которые любят спокойную жизнь, начало играть с Яковом запутанную, бесчестную игру.

Страницы:

Корпус чувашского языка

Поиск

Шырав ĕçĕ:

Сайт:

Статистика