Текст: XII
Раздел: Ҫӗр ҫинчи ҫутӑсем –> Иккӗмӗш пай
Автор: Александр Яндаш
Источник: Бабаевский, Семен Петрович. Ҫӗр ҫинчи ҫутӑсем: роман; вырӑсларан Исаак Никифоров куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1952. — 7–514 с.
Добавлен: 2020.01.13 18:45
Предложений: 156; Слово: 1905
Тип текста: Проза
По-русскиПо-чувашски
Тема: Не указано
Сергей Мускава тухса кайиччен Кондратьевӑн плана халех кабинетра мар, калас пулать, вырӑна тухса никама шанмасӑр, хӑйӗн пӑхса тӗрӗслес килчӗ.Кондратьеву хотелось теперь же, никому не доверяя, еще раз самому посмотреть и уточнить план не в кабинете, а, так сказать, на местности. Ӑна йывӑҫсем лартма районта мӗн чухлӗ тӗп пурри ҫинчен тӗрӗс цифра кирлӗ пулнӑ, ҫав сӑлтавпа Кондратьев Чурсун утравӗнче пулма шутларӗ, унта вӑл пӗр хут та пулса курман. Ему нужны были более точные данные о наличии в районе лесопосадочного материала, и по этой причине он решил побывать на Чурсунском острове, куда он еще ни разу не заглядывал. Строительствӑра кирлӗ чула ӑҫта тата мӗнле кӑлармаллине тӗплӗн пӗлмелле, ҫавӑнпа Кондратьев Очкурка тӑвӗ патне кайма палӑртрӗ: унта ҫутӑ-сӑрӑрах тӗслӗ вут чулӗ нумай. Требовались полные данные о том, где и как будет добываться строительный камень, и Кондратьев наметил себе выезд к горе Очкурке — к месту, очень богатому светло-серым, с искрой, известняком. Ҫав чула мӗнле кӑлармаллине тата чул плитасене хӑш ҫулпа илсе тухмаллине вырӑна кайса пӑхас пулать. Необходимо было на месте просмотреть, как лучше устроить разработку и какой дорогой удобнее всего вывозить каменные плиты. Кунсӑр пуҫне, ӑна, хӑй каланӑ тӑрӑх, пӗр колхоза «илсе сӑнас» шухӑш пырса кӗнӗ: унӑн укҫа-тенкӗ мӗн чухлӗ пуррине, ӗҫ вӑйӗ мӗн чухлине — йывӑҫсем лартма, пӗвесемпе кӳлӗсем тума миҫе ҫын яма май пуррине тӗплӗн сӑнаса пӗлмелле. Кроме того, ему пришла мысль взять, как он говорил, «на выдержку» один колхоз и повнимательнее изучить и его финансовые возможности, и его рабочую силу: сколько человек можно послать на посадку леса и на строительство водоемов. Вӑл темшӗн инҫетри хуторти «Дружба земледельца» колхоза суйласа илчӗ. Выбор его почему-то пал на отдаленный хуторской колхоз «Дружба земледельца». Кондратьева тата тусем ҫинчен юхса анакан пӗчӗк юханшывсем интереслентернӗ, вӗсен шывне ҫӗнӗрен тунӑ пӗвесене яма палӑртнӑ. Еще интересовали Кондратьева малые горные реки, воду которых предполагалось направить во вновь сооруженные проточные водоемы.
Ҫак тӗллевпе район тӑрӑх кайма палӑртнӑ та ӗнтӗ Кондратьев, вӑл Сергей Мускава илсе каякан план проектне мӗнле те пулин тӳрлетӳсем кӗртмелле пуласса шаннӑ…С этой целью Кондратьев и предпринял поездку по району, он ожидал, что сможет помочь внести хоть какие-то коррективы в план проекта, который Сергей повезет в Москву… Малтан вӑл, Очкурка тӑвӗ патӗнче пулса, чул кӑларма лайӑх вырӑн пуррине палӑртнӑ, анчах Очкурка патне пыма ҫул япӑх: тасатмалла, темиҫе ҫӗрте чул сармалла. Вначале он побывал возле горы Очкурки и установил, что место для каменоломни есть очень хорошее, но что к самой Очкурке неудобный подъезд: необходимо расчистить и в нескольких местах расширить дорогу. Унтан, Невинка ҫыранӗпе кайса, шыв кӳленчӗкӗсене, ҫырма-ҫатрасене, пӗчӗк вӑрмансемпе катасене, хӑмӑшлӑхсемпе айлӑмсене пӑхса тухрӗ, вара, «Дружба земледельца» патнелле кайнӑ май, Уст-Невински уйӗсене пычӗ. Затем проехал берегом Невинки, осмотрел заводи, овраги, лески и кустарники, камыши и низины и, направляясь в «Дружбу земледельца», спустился на поля Усть-Невинской. Кунта, сӑртсем айӗнче, вӑл ӑнсӑртран ултӑ мӑшӑр вӑкӑртан кая мар кӳлнӗ лава тӗл пулчӗ. Тут, под горой, совсем случайно встретилась ему вереница быков — пар шесть, не меньше! Вӗҫе-вӗҫӗн кӳлнӗскерсем, вӗсем йывӑр та меллӗ мар тиев, — сарлака кустӑрмаллӑ локомобиле туртса пыраҫҫӗ; унӑн малалла тайӑлса тӑракан труби инҫетрен тупӑ кӗпҫи пекех курӑнать. Запряженные цугом, они тянули грузный и неуклюжий, на широченных колесах локомобиль со склоненной трубой, издали похожей на дуло орудия. Сывлӑшра пушӑсем шартлатаҫҫӗ, лавӑҫсем, йӗп-йӗпе тарланӑ тата хытӑ ывӑннӑ вӑкӑрсене хӑвала-хӑвала, тем тӗрлӗ сасӑпа ҫуйхашса шавлаҫҫӗ: В воздухе взлетали кнуты, а погонычи, подымая шум и гам, изо всех сил погоняя уже мокрых и сильно приморившихся быков, выкрикивали на разных тонах: «Чей-чей! «Гей-гей! Цоб-цобе! Цоб-цобе! Цоб! Цоб! Гей-гей!» Гей-гей!» Сӑрт варрине ҫитсен, лавҫӑсем тата хытӑрах шавлама пуҫларӗҫ, вӑкӑрсем, ытла йывӑррипе йывӑҫ сӳсменсем ҫине выртса, чӗркуҫленсе лараҫҫӗ, хура трубаллӑ тимӗр сӑрт вырӑнтан та тапранмасть. На средине подъема крик погонычей стал сильнее, и быки, ложась на ярмо, от чрезмерной тяжести становились на колени, а железная гора с черной трубой не двигалась с места.
— Кустӑрмисем айне савӑл хурӑр, савӑл!— Клинья! клинья кладите под колеса! Кондратьев хӑйӗн шоферне чарӑнма хушсан, тимӗрпе тытса ҫавӑрнӑ йывӑҫ савӑлсене кайри урапасем айне хунӑччӗ ӗнтӗ, ҫавӑнпа туртӑннӑ сӑнчӑр пушанчӗ, вара йӗп-йӗпе вӑкӑрсем, йывӑррӑн та хӑвӑрттӑн сывласа чарӑнчӗҫ те пуҫӗсене усрӗҫ.И когда Кондратьев велел своему шоферу остановиться, деревянные, с железной оковкой клинья уже были положены под задние колеса, от чего натянутая струной цепь ослабла и мокрые быки, тяжело и порывисто дыша, остановились, понуря головы.
Локомобиль ытла та кивелнӗскер, хӑйӗн нумай ҫулсем хушшинчи пурнӑҫӗнче вӑл ватӑлма тата халран кайма ӗлкӗрнӗ пек туйӑнать: унӑн пӗтӗм ӳт-пӳне шыҫӑсем, кӑвакарнӑ паллӑсем хупласа илнӗ; пур ҫӗрте те кивӗ саплӑксем, шӑтӑк-путӑксем, тутӑхнӑ вырӑнсем, пӗр пӑхӑр шӑхличне кӑна ҫав тери якатса тасатнӑ та, вӑл хӗвел ҫинче чӗлхем пек ялкӑшать.Локомобиль был очень стар, и казалось, что за свою долгую жизнь он износился и измучился: все его тело покрылось синяками и подтеками; всюду лежали застаревшие латки, рубцы и шрамы, конопатые следы от ржавчины, и только один медный свисток был так начищен, что пламенем горел на солнце.
Виҫӗ арҫын — кустӑрмасем айне савӑл хунисем — ӳсӗре ӳсӗре тата темшӗн айӑплӑн кулкаласа, Кондратьев патне пычӗҫ.Трое мужчин — те, что подкладывали под колеса клинья, — покашливая, подошли к Кондратьеву. Иккӗшне Кондратьев палламасть, виҫҫӗмӗшӗ Стефан Петрович Рагулин — хальчченхи пекех чӗрӗ те васкаварлӑ старик; вӑл ҫаннисене тавӑрнӑ, картузӗ ӗнси ҫинех анса ларнӑ. Двое из них оказались Кондратьеву незнакомыми, а третий был Стефан Петрович Рагулин — старик все такой же живой и проворный, с засученными рукавами и со сбитой на затылок кепкой.
— Лайӑх паровик лекрӗ пире, — терӗ вӑл, Кондратьева сывлӑх сунса, — анчах кӑштах йывӑртарах…— Хороший нам достался паровичок, — сказал он, здороваясь с Кондратьевым, — только малость тяжеловатый…
— Ӑҫта турттарса каятӑр эсир ӑна?— Куда вы его буксируете?
— Хамӑр пата илсе каятпӑр… — — Везем к себе… — Рагулин пуҫне пӗшкӗртрӗ те, калаҫнӑ чухне темшӗн секретарӗн куҫӗсенчен пӑхмарӗ.Рагулин наклонил голову и, разговаривая, не смотрел в глаза секретарю. — Молотилкӑпа юнашар лартатӑп… сых ятне. — Поставлю рядом с молотилкой… пусть стоит… на всякий случай.
— Мӗне кирлӗ вӑл? — На что это? Стефан Петрович, эсир электричествӑна шанмастӑр-им? Стефан Петрович, или вы не верите в электричество?
— Шанасса шанатпӑр эпир, — Рагулин ӗнсине хыҫса илчӗ, — анчах паровик те ҫӑкӑр ыйтмасть, пулӑшма пултарать…— Верить-то мы верим, — Рагулин поскреб затылок, — а только на всякий случай невредно иметь паровичок, как бы для подмоги… Электричествӑна эпӗ те ӗненетӗп, анчах хамӑн: Прохорӑн пӗлӗвне ӗненместӗп… В электричество-то и я лично верю, а вот в ученость своего Прохора не верю… Мотора ҫунтарса ячӗ вӗт-ха!.. Спалил же мотор!.. Ун пек инкек хӗрсе авӑн ҫапнӑ чухне пулас пулсан? А ежели такое несчастье случится в разгар молотьбы?
— Ахалех тӑрӑшатӑн, Стефан Петрович, — терӗ Кондратьев, — пӑхсах курӑнать ку паровик мӗнле те пулин инкек пулсан, унтан хӑтармасть…— Зря, Стефан Петрович, стараешься, — сказал Кондратьев, — по виду это такой паровик, что в случае какого несчастья из беды не выручит… Вӑкӑрсене усӑсӑр асаплантаратӑр. Только напрасно быков надрываете.
— Вӑкӑрсене йывӑртарах — ку ҫаплах ӗнтӗ, — шухӑшлӑн каларӗ Рагулин.— Быкам трудновато — это да, — задумчиво проговорил Рагулин. — Ку шуйттана трактор ҫумне кӑкармаллаччӗ. — Надо было трактором зацепить эту сатанюку. Эпӗ ыйтрӑм та, Чурилов памарӗ… Я просил, а Чурилов не дал… «Паровике ил, вӑл сана питех те кирлӗ пулать», — тет, анчах ӑна илсе килме трактор пама хӗрхенчӗ. «Паровик, говорит, бери, он тебе здорово пригодится», — а трактор на переброску пожалел…
— Николай Петрович, — терӗ пӗрмаях чӗнмесӗр тӑнӑ ҫамрӑк сӑнарлӑ арҫын, сарӑ пуҫлӑскер, шӗвӗр сӑмсаллӑ, йӑлтӑртатакан чакӑр куҫлӑскер, — эсир пирӗнтен молотилка ҫумне лартнӑ пӗчӗк мотора шанатӑр-и, ҫук-и, тесе ыйтатӑр.— Николай Петрович, — заговорил все время молчавший моложавый на вид мужчина, русоголовый, с острым носом и блестящими серыми глазами, — вот вы спрашивали, дескать, верим или не верим мы в тот моторчик, что примостился на молотилке? Ӑнланатӑп, сирӗн, райком секретарӗн, ҫынсем электричество ҫине мӗнле пӑхнине пӗлес килет… Понимаю, вам, как секретарю райкома, хочется знать, как люди смотрят на электричество… Хам ҫинчен калатӑп. Буду про себя говорить. Манӑн специальность — машинист, эпӗ ҫак локомобиль ҫумӗнче ӳссе ҫитӗннӗ, ҫавӑнпа уҫҫӑнах калатӑп: электричествӑна эпӗ ӗненетӗп, унӑн вӑйӗ пысӑк, пирӗн пулас пурнӑҫра та вӑл хӑй вырӑнне йышӑнать, анчах эпӗ чылай иккӗленетӗп… По специальности я машинист, вырос возле этого локомобиля и скажу откровенно: в электричество я верю, сила в нем большая, и в будущей нашей жизни оно сыграет свою роль, а вот во многом все-таки сомневаюсь… Чун-чӗрере татса паман ыйтусем пур… Есть в душе нерешенные вопросы… Электричество — вӑл нимӗн те мар-ха, унпа ӗҫлеме эпир кӑҫалах вӗренетпӗр, нимӗнле иккӗленӳ те пулас ҫук. Ну, электричество — это пустяк, мы его уже в этом году освоим, и никаких сомнений не будет… Политикӑллӑ ыйтӑва илер-ха. А взять вопрос политический. Ҫапла калӑпӑр: эпӗ, локомобиль машинисчӗ, коммунизма активлӑ тӑватӑп, вӑл ҫӗнтерессе хам та ӗненетӗп, анчах нумай ҫӗрте иккӗленетӗп, ыйтусем хӑйсемех тухса тӑраҫҫӗ, анчах вӗсем ҫине ответлеме пултараймастӑп… Сказать так: я машинист локомобиля, активно строю коммунизм и сам лично верю в эту победу, а только во многом сомневаюсь, сами по себе подымаются вопросы, а ответить на них не могу… Вӑт ку шутламалли ӗҫ! Вот это загадка!
— Санӑн мӗнле иккӗленӳсемпе ыйтусем пур вара? — ыйтрӗ Кондратьев.— Какие ж у тебя сомнения и вопросы? — спросил Кондратьев.
— Егор, эсӗ хӑвӑн ыйтӑвусемпе тӑхта-ха! — терӗ те Рагулин ҫилленсе Кондратьев еннелле ҫаврӑнчӗ:— Егор, да погоди ты со своими вопросами! — гневно сказал Рагулин и обратился к Кондратьеву: — Николай Петрович, ҫак иккӗленӗве татса парӑр-ха: мӗнле майпа пирӗн вӑкӑрсене те муритлес мар, паровике те сӑрта хӑпартас? — Николай Петрович, давайте решим такое сомнение: как нам и быков сберечь и паровик на гору вытащить?
Машинист, Рагулин ҫине кӳренсе пӑхкаласа, айккинелле пӑрӑнса кайрӗ.Машинист отошел в сторонку, обиженно поглядывая на Рагулина. Кондратьев Рагулина темскер пӗлтересшӗнччӗ, унтан Егорпа калаҫасшӑнччӗ, анчах ҫак вӑхӑтра лаша ури сасси илтӗнчӗ — вӗсем патне Андрей Васильевич Кнышев чуптарса ҫитрӗ. Кондратьев хотел что-то ответить Рагулину и потом заговорить с Егором, но в эго время послышался стук копыт о сухую землю — к ним на рысях подъехал Андрей Васильевич Кнышев. Лаша ҫинчен анмасӑрах, старик Кондратьева, Рагулина сывлӑх сунчӗ унтан, буркине хывса, хӑй ҫулне кура мар паттӑрӑн ҫӗре сиксе анчӗ. Не слезая с коня, старик поприветствовал Кондратьева и Рагулина, потом снял с плеч бурку и не по летам молодцевато соскочил на землю.
— Эпӗ, Стефан Петрович, сирӗн коневод патне васкатӑп, — терӗ Кнышев.— А я, Стефан Петрович, спешу к вашему коневоду, — сказал Кнышев. — Ҫамрӑк патне канаш ыйтма каятӑп… — К молодому еду за советом… Ӑна килте тупатӑп-ши? Найду его дома?
— Вырӑнтах пулма тивӗҫ, — терӗ Рагулин, вӑкӑрсем ҫине тимлесе пӑхса.— Должен быть на месте, — сказал Рагулин, озабоченно посматривая на быков.
Кондратьев пирус коробки кӑларчӗ те, пурте туртса ячӗҫ.Кондратьев вынул коробку папирос, все закурили.
— Стефан Петрович, — терӗ Кондратьев, — кунта, инҫех мар, трактор отрячӗ тӑрать.— Стефан Петрович, — сказал Кондратьев, — тут недалеко, я видел, стоит тракторный отряд. Манӑн машинӑпа пӗр ҫӑмӑл ҫамрӑка яр-ха: трактор илсе килес пулать. Пошли на моей машине разбитного паренька: надо пригнать трактор. Эпӗ бригадир патне хут ҫырӑп, пулӑшӗ тесе шутлатӑп. Я напишу бригадиру, думаю, поможет. Вӑкӑрсене тӑварӑр та, курӑк ҫине ярӑр… А быков распрягайте и пускайте на выпас…
Стефан Петрович ҫакна кӑна кӗтнӗ темелле.Стефан Петрович, казалось, только этого и ждал. Кондратьев хушнине пурнӑҫлама вӑл хӑй тытӑнчӗ, вара лавҫӑсем хушшинче ҫӑмӑл ачана часах шыраса тупрӗ. Он сам взялся выполнить поручение Кондратьева, и расторопный мальчуган быстро был найден среди погонычей. Ҫамрӑк ача Кондратьевран запискӑна пысӑк тивӗҫпе илчӗ, машина ҫине шоферпа юнашар кӗрсе ларчӗ, мухтанчӑклӑн кулса илчӗ, вара машина, сӑрт хӗррипе ҫаврӑнчӗ те, часах сӑрт леш енне пулса ҫухалчӗ. Парень с достоинством взял у Кондратьева записку, сел рядом с шофером, и машина, сделав по косогору круг, скрылась за бугром. Локомобиль патӗнче тӑракансем, малтан калаҫса татӑлнӑ пекех, пурте пӗр харӑс аяккалла кайса, курӑк ҫине ларчӗҫ. А стоявшие возле локомобиля все разом, как бы по уговору, отошли в сторонку и уселись на траву. Табак тӗтӗмӗ кунта пуриншӗн те тата пылакрах пек туйӑнчӗ — пуҫ ҫинче кӑвак тӗтӗм явӑнать. Тут табачный дым всем показался еще слаще — над головами вился сизый туман. Андрей Васильевич Кнышев, япӑх мар компани пухӑннине, кунта кампа калаҫма пулассине туйса, кӑштах канма шухӑшларӗ: вӑл йӗвен чӗлпӗрне лаша уринчен ҫыхрӗ те, буркине сарса, лаша кӗтуҫӗ пек, Кондратьев ҫумне айккӑн выртрӗ. Андрей Васильевич Кнышев, заметив, что собирается неплохая компания, что тут будет с кем поговорить, тоже решил немного отдохнуть: он привязал повод коню к ноге и, расстелив бурку, прилег возле Кондратьева на бок, как ложатся табунщики.
Пӗр-икӗ минут шарламасӑр табак туртрӗҫ; пирус тӗтӗмӗпе киленчӗҫ, кашни мӗн ҫинчен калаҫмаллине шухӑшласа пӑхрӗҫ пулмалла.Минуту или две курили молча, очевидно наслаждаясь папиросами, и каждый раздумывал, о чем же начать разговор. Кондратьев айккӑн-айккӑн Егор ҫине пӑхкаларӗ, — вӑл ӑна куҫӗсенчен пӑхма тӑрӑшни палӑрчӗ, анчах машинист, аллине янах айне тӗрелесе, пирус туртрӗ, вӑкӑрсем курӑк ҫисе ҫӳрекен сӑрт тайлӑмӗ еннелле шухӑша кайса пӑхрӗ. Кондратьев искоса посматривал на Егора, — было видно, что он желал встретиться с ним глазами, но машинист, подперев руками подбородок, курил и задумчиво смотрел на косогор, по которому уже паслись быки.
— Егор, санӑн мӗнле иккӗленӳсем пуррине, татса парайман ыйтусем туха-туха тӑнине каласа памарӑн-ҫке эсӗ? — терӗ Кондратьев, чакӑр курӑкӑн кӗрен-кӑвак чечекне шыраса тупса.— Егор, так ты и не сказал, — заговорил Кондратьев, отыскав в траве лиловый цветок чебреца, — какие у тебя возникают сомнения и нерешенные вопросы?
— Ун чухне мана Стефан Петрович чарчӗ, — терӗ Егор, сӑмсисенчен тӗтӗм кӑларса, — халӗ ӗнтӗ темшӗн ун ҫинчен тапратас килмест.— Тогда меня Стефан Петрович перебил, — ответил Егор, выпуская ноздрями дым, — а теперь уже как-то неохота возобновлять этот разговор.
— Мӗншӗн тапратас килмест? — Кондратьев чакӑр курӑнсан татах тепӗр чечекне татса илсе, ӑна пур енчен те ҫавӑркаласа пӑхма тытӑнчӗ.— Почему же неохота? — Кондратьев сорвал еще один цветочек чебреца и стал рассматривать его со всех сторон.
— Ун пекки ҫинчен калаҫма шӑпах вӑхӑт, — хутшӑнчӗ Рагулин, — пурӗ-пӗрех ӗҫсӗр ларатпӑр…— Как раз и время для таких разговоров, — вмешался Рагулин, — все одно сидим без дела…
— Ответлеме пултаратӑр-и? — Кондратьева хӑюллӑн та витӗмлӗн куҫран пӑхрӗ Егор.— А сумеете ответить? — Егор смело, в упор посмотрел Кондратьеву в глаза.
— Тӑрӑшӑп, — терӗ Кондратьев, чакӑр курӑкӑн чечекӗсене пӗр ывӑҫ пуҫтарса.— Постараюсь, — сказал Кондратьев, собирая в руке уже пучочек чебрецовых цветков.
Егор, ҫӗкленсе тӑрса, урине хутлатса ларчӗ те, пирусне аяккалла пӑрахрӗ.Егор приподнялся, подогнул ногу, жадно затянулся и, бросил папиросу. Вара вӑл ҫапла каларӗ: Он сказал:
— Эсир пӗтӗмӗшле мар, тӗслӗхсем илсе кӑтартса ответлӗр…— Только отвечайте не вообще, а с примерами… Теори тӗлӗшпе эпӗ хам та хӑшпӗр япалана ӑнланатӑп, анчах реальнӑ… Теоретически я и сам кое-что понимаю, а вот чтобы реально… Реальнӑ калама пултаратӑр-и? Сумеете реально сказать?
— Ку вӑл мӗнле ыйтусем пулнинчен килет, — ответлерӗ Кондратьев, чечек ҫине пӑхса савӑнса.— Это уже смотря по тому, какие будут вопросы, — ответил Кондратьев с радостью смотря на цветы.
Егор сысна курӑкӗн пысӑк та симӗс ҫулҫине татса илчӗ те, ун ҫинче темскер вуласшӑн пулнӑ пек, ӑна ҫавӑркаласа пӑхрӗ, кӑшт вӑхӑт чӗнмесӗр ларчӗ.Егор сорвал крупный и сочный лист подорожника и, рассматривая его, будто желая там что-то прочитать, некоторое время сидел молча. Стефан Петровичпа Андрей Васильевич ҫак самантра пӗр-пӗрин ҫине пӑхса илчӗҫ, темшӗн пӳрнисемпе хӑйсен Ылтӑн Ҫӑлтӑрӗсене тытса пӑхрӗҫ, вара вӗсен ватӑ пит-куҫӗсем кулса илчӗҫ. Стефан Петрович и Андрей Васильевич в это время переглянулись, отчего-то пальцами потрогали свои Золотые Звезды, после чего их старые лица улыбнулись. Лавҫӑсем пырса, айккинерех ларчӗҫ, унтан вӗсем те итлеме хатӗрленчӗҫ. Подошли погонычи, уселись поодаль и тоже приготовились слушать.
— Простой ыйту, — терӗ Егор, сысна курӑкӗн ҫулҫи ҫинче темскер вуласа: — коммунизм чухне эпир мӗнле пурӑнӑпӑр?..— Вопрос простой, — сказал Егор, делая вид, что что-то рассматривает на листе подорожника, — как мы будем жить при коммунизме?.. Стефан Петровичпа Андрей Васильевич, эсир Ӗҫ Геройӗсем пулсан та, куҫсене ан хӗсӗр-ха, ан кулӑр. Стефан Петрович и Андрей Васильевич, хотя вы и являетесь Героями Труда, не надо смеяться и щурить свои глаза. Ку калаҫу — кирлӗ калаҫу, кун пек ыйту — хальхи вӑхӑтра кашнин пуҫӗнчех пур… Для меня это вопрос сурьезный, и такой вопрос ныне у всех на уме… Ҫынсем мӗн каланине итлесе пӑхӑр эсир… Послушайте, что люди говорят…
— Эсӗ илтнӗ-и вара? — ыйтрӗ Кондратьев, сирень тӗслӗ чечексен сапакине шӑршласа.— А ты слышал? — спросил Кондратьев, нюхая гроздь цветов, похожих на сирень.
— Итлесе пӑхма тӳр килнӗччӗ…— Доводилось…
— Мӗн калаҫаҫҫӗ-ха вӗсем?— Ну, и что же они говорят?
— Калаҫу, паллах, тӗрлӗрен пулать, пурне те аса илме ҫук, — Егор ҫаплах сысна курӑкӗн ҫулҫине сӑнать, ӑна чӗрнипе чӗре-чӗре пӑхать.— Разговор, конечно, бывает разный, все и не вспомнишь, — Егор все еще рассматривал лист подорожника, ногтями проводя на нем борозды. — Ватӑ ҫынсем кӳренсе калаҫаҫҫӗ: «Хӑҫан пулать-ха вӑл, эпир унччен пурӑнаймастпӑр та…» — теҫҫӗ. — Деды обиженно бубнят: «Когда же он наступит, мы до него и не доживем…» — говорят. Шухӑшлатӑн та — тӗрес. Подумаешь — и верно. Эпӗ акӑ ватӑ та мар, ҫапах хама хам калатӑп: хӑҫан эпир ҫав пурнӑҫа ҫитетпӗр? Вот я и не стар, но все равно говорю себе: когда же настанет та жизнь?
— Эсӗ ху мӗнле шутлатӑн? — ыйтрӗ Стефан Петрович.— А ты сам как думаешь? — спросил Стефан Петрович.
— Шутласса шутлатӑп эпӗ, анчах татса пама пултараймастӑп…— Размышлять-то я размышляю, но прийти к какому либо выводу не могу… Теори енчен илсен, тухать, анчах реальнӑй курасчӗ ӑна… Теоретически могу, а чтобы представить себе реально…
— Нумай пулмасть эпӗ Мускавра пултӑм: ҫак наградӑна илме кайнӑччӗ, — пӳлчӗ унӑн сӑмахне Кнышев; старик, сӑрт-ту халӑхӗсем пек, урисене хуҫлатса, кӗскен каснӑ шурӑ сухалне якатса ларать, алли кӑкӑр ҫинче, Ылтӑн Ҫӑлтӑрпа «Ҫурлапа Мӑлатук» ҫакса янӑ ҫӗрте.— Недавно я был в Москве: ездил получать данную награду, — перебил его Кнышев; старик, подобно горным людям сидел скрестив ноги и разглаживая свою белую бороду, рука же на груди, где повешены Золотая Звезда и «Серп с Молотом». — Эсӗ, Стефан Петрович, ҫуркунне пулнӑ-пулман кайнӑччӗ, эсӗ кӑштах каярах… — Ты, Стефан Петрович, поехал ранней весной, я же чуть позже… Ҫапла, наградӑсем парсан, эпир, пурте пӗр ҫын пек, Геройсем пулсан, пире Иосиф Виссарионович хӑй патне калаҫӑва чӗнчӗ. Да, после вручения наград, нас, которые стали единым целым, став Героями, пригласил к себе Иосиф Виссарионович на беседу. Паллах, пирӗн хушӑра ҫамрӑк Геройсем те пурччӗ, анчах Иосиф Виссарионович пирӗн пата, стариксем ҫывӑхнерех ларчӗ. Конечно, среди нас были и молодые Герои, но Иосиф Виссарионович все же сел рядом с нами, стариками. Ну, калас пулать, пурнӑҫ ҫинчен, иртни, пуласси ҫинчен калаҫу пуҫларӑмӑр, кунтах тата коммунизм ҫинчен те калаҫрӑмӑр. Ну, стоит сказать, начали про жизнь, про прошлое и будущее, и там же затронули и про коммунизм. Иосиф Виссарионович темле, сӑмах майӑн, пире пурне те тӑрӑшса ӗҫленӗшӗн мухтарӗ те, вара калать: колхозсенче хӑвӑр ӗҫпе чапа тухнисем, эсир пурте, коммунизм тума пуҫлас ӗҫре чи малта пыракансем пулатӑр, тет. Иосиф Виссарионович как-то к слову нас всех похвалил за отверженный труд и говорит: вы все, что прославились работая в своих колхозах, считаетесь передовыми работниками с создании коммунизма. Ун хыҫҫӑн, простой кӗтӳҫӗ, Донра пурнаканскер, тӑчӗ те ответлет: «Тӗрӗс, Иосиф Виссарионович, эпир ҫав ҫӗнӗ пурнӑҫа пуҫлакансем, анчах ҫулсем иртни кӳрентерет — ҫӗнӗ ҫурт тӑватпӑр, ӑна илемлететпӗр, анчах ҫав ҫурта пурӑнма кӗме тӳр килмест пулӗ…» — тет. После чего, простой пастух, житель Дона, встал и ответил: «Правильно, Иосиф Виссарионович, мы создаем ту новую жизнь, но сильно огорчает, что года проходят — строим новый дом, украшаем его, но вот пожить в нем явно нам не повезет…» — говорит. Иосиф Виссарионович тимлӗн итлерӗ, вара кулчӗ те каларӗ: мӗншӗн тӳр килмест апла! Иосиф Виссарионович чутко его выслушал, после чего улыбнулся и сказал: почему же на повезет! Ӗҫ Геройӗсем, малта пыракан ҫынсем, ҫав ҫурта кӗме мӗншӗн тӳр килмест вара сире? Герои Труда, передовики, почему же вам не посчастливится войти в тот дом? Эпӗ тӳр килет тесе шутлатӑп. Я считаю, что получится. Калас пулсан: эпир сирӗнпе ытла ватӑ стариксемех мар-ха, калатӑп эпӗ сире, ҫав ҫӗнӗ ҫурта кӗретпӗр эпир, унта киленичченех пурӑнатпӑр, тет… Если сказать: мы с вами же не такие старые старики, говорю вам, мы войдем в тот новый дом, и поживем там с наслаждением, говорит… Эсӗ те, Егор, чылай ҫула ҫитнӗ ҫынсене ҫавӑн пек ответле… И ты, Егор, пожилым людям также отвечай… Мӗне те пулин ӗненсен, яланах ҫавӑн патне ҫитетӗн… Чему веришь, того обязательно добьешься…
— Кӑна мана килӗшнӗ пек каланӑ, — ырларӗ Рагулин.— Эти твои слова мне по нраву, — одобрил Рагулин.
— Калас пулать, Андрей Васильевич, сирӗн ответ питех те вырнаҫуллӑ, — килӗшрӗ Кондратьев.— Нужно сказать, Андрей Васильевич, ваш ответ пришелся очень кстати, — согласился Кондратьев.
— Тӗп ыйту? — хумханса каларӗ Егор, сысна курӑк ҫулҫине пӳрнепе шӑтарса.— Основной вопрос? — взволнованно произнес Егор, продырявив пальцев лист подорожника. — Пурнӑҫ мӗнле пулать унта? — Каким будет там жизнь?
— Эсӗ пӗлместӗн-и-ха? — тӗлӗнсе ыйтрӗ Рагулин.— Разве ты не знаешь? — удивленно спросил Рагулин. — Эх, эсӗ, машинист! — Эх ты, машинист! — сказал Рагулин. Ун чухне хӑвӑн вӑйпа ӑс-тӑн ҫитнӗ таран ӗҫлетӗн, мӗн чухлӗ кирлӗ, ҫавӑн чухлӗ илетӗн. — Тогда будешь стоять на такой работе, какая по твоим силам и по твоему уму, а получать столько, сколько потребуется. Акӑ сана пӗтӗм ответ. Вот тебе и весь ответ.
— Эпӗ ӑна пӗлетӗп, — Егор сысна курӑк ҫулҫине ҫурса вакларӗ.— Да я это знаю, — Егор разорвал лист подорожника на мелкие кусочки. — Теори енӗпе илсен, пулассӑн туйӑнать. — Теоретически опять вроде как бы и получается. Практикӑра мӗнле, практикӑра эпир халӗ ӗҫленӗ пек, тӑрӑшнӑ пек камӑн ӗҫлес-тӑрӑшас килтӗр-ха, кӑш-каш ӗҫлесен те хӑв ӗҫленӗ тӑрӑх мар, мӗн чухлӗ кирлӗ, ҫавӑн чухлӗ илетӗн вӗт-ха, — Егор аллисене саркаларӗ: Ну, а на практике, кому, скажи, охота будет на практике трудиться, стараться, вот как зараз мы стараемся, когда можно работать так себе, с прохладцей, — все одно получай не свое кровное, заработанное, а сколько хочешь. — Мӗнле пурнӑҫ ку? — Егор развел руками. Ниепле стимул та ҫук!.. — Какая же это жизнь? Ӗҫлеме хавхалантарса тӑраканни ҫук. Никакого тебе стимула!..
— Авӑ мӗншӗн пӑшӑрханать!— Вот о чем беспокоится! Ҫав стимул халех пур вӑл, — терӗ Стефан Петрович, куҫӗсемпе Кондратьев еннелле хӗссе. Да стимул, тот уже и зараз есть, — отвечал Рагулин. — Егор, эсӗ хута лайӑх пӗлекен ҫын, интеллигента тухнӑ машинист, калас пулать, тӗрлӗ техникӑна пӗлекен ҫын пулсан та, пирӗн простой пурнӑҫа нимӗн те пӗлместӗн… — Ты, Егор, хоть и считаешься образованным человеком, машинист, вроде бы из интеллигенции, сказать, там разную технику знаешь, а в простой нашей жизни ничего не смыслишь…
— Мӗнле пӗлместӗп? — кӳренсе мӑкӑртатрӗ Егор.— Как так не смыслю? — с обидой в голосе буркнул Егор.
— Ҫаплах…— А вот как… Эсӗ пирӗн ҫынсем ҫине пӑх-ха, вара вӗсенче ҫав стимула курӑн. Ты погляди на наших людей, и тот стимул у них увидишь. Кала-ха, эпир хамӑр пуясшӑн: ҫакӑн пек хӗрӳллӗн ӗҫлетпӗр-и вара? Скажи, разве мы зараз для личной наживы всюду такой горячий труд применяем? Калӑпӑр, мана илес. Допустим, взять меня. Ҫулсем тӑрӑх шутласан, манӑн тахҫанах шӑмака ҫинче, авалхи пек калашле, маччана сурса выртмалла. По своим летам я бы давно мог лежать на печи и, как говорилось в старину, поплевывать в потолок. Эпӗ выртмастӑп. А я не лежу. Простой ӗҫе мар тӑватӑп, колхоза ертсе пыратӑп… И не простую работу исполняю, а колхозом руковожу… Мӗншӗн эпӗ канма каймастӑп? А почему я не иду на покой? Мӗншӗн тесен ӗҫсӗр пурӑнма пултараймастӑп… Да потому, что не могу жить без дела… Ку мӗне пӗлтерет, ӑнлантарса пар-ха? А что это такое есть, объясни? Пултараймастӑн… Не можешь… Ҫӗнӗ стимул ҫакӑ ӗнтӗ вӑл, унпа эпир коммунизма кӗретпӗр… Это и есть тот самый новый стимул, с каким мы и войдем в коммунизм… Е манпа тантӑш Андрей Васильевича илер-ха — акӑ вӑл, пирӗнпе ларать. Или мой ровесник Андрей Васильевич — вот сидит с нами. Мӗншӗн-ха вӑл ватӑлмалӑх кунӗнче юланутпа чуптарса ҫӳрет тата лашасен тӗрлӗ йӑхне ӳстерет? Почему он при старости лет джигитует на коне и там разную новую конскую породу выращивает? Унӑн мӗн вара: инкек-хурлӑх-и е нуша? Что у него, или горе какое, или нужда? Е вӑл, ҫав ҫӗнӗ йӑха тупса, хӑйне валли миллионшар тенкӗ укҫа тӑвать? Или он на этой новой породе миллионы наживает? Ҫынӗ ӗҫлет, мӗнле ӗҫлет-ха тата ҫитменнине? А человек трудится, да еще и как трудится! Акӑ вӑл сана, Егор, стимул! Вот тебе, Егор, и стимул! Вӑйлӑ тырпулшӑн куллен кӗрешекен пирӗн хӗрача-стахановкӑсем — ку сана ҫӗнӗ стимул мар-и вара? И те наши девчата-стахановки, которые день в день борются за высокий урожай, — разве это тебе не новый стимул? Хӑйсен пилӗкҫуллӑхне виҫӗ ҫул малтан тултаракан малта пыракан рабочисем, — ку стимул мар-и вара? А те передовые рабочие, что свою пятилетку на три года вперед решают, — разве это не стимул? Кун пек ҫынсем пирӗн сахал мар — хамӑр колхоза илсе пӑх-ха эсӗ… А таких людей у нас мало? — посмотри хотя бы на наш колхоз…
Кондратьев ырласа кулнине курсан, Стефан Петрович, колхозри тӗслӗхсене илсе кӑтартса, шухӑша туллинрех ӑнлантарма шутланӑччӗ, анчах ҫак вӑхӑтра ҫӗр тӗпӗнчен тухакан кӗрлев илтӗнчӗ те сӑрт ҫинче гусеничнӑй трактор курӑнчӗ, ун умӗнче легковой машина пырать.Стефан Петрович хотел было на примере своего колхоза полнее развить мысль, но в это время, точно из глубины земли, долетел глухой гул и на горе показался гусеничный трактор в сопровождении легковой машины. Стефан Петрович Егора ку темӑпа тепӗр чухне калаҫма сӑмах парсан, пурте тӑчӗҫ… Стефан Петрович пообещал Егору в другой раз поговорить на эту тему, и все встали…
Локомобиль, гусеничнӑй трактор йӗрӗ ҫине хӑй урапин сарлака йӗрне хӑварса, трактор хыҫҫӑн ҫӑмӑллӑнах шуса кайсан, машинӑра ларакан Кондратьев хӑйӗн блокночӗ ҫине: «Ӗҫӗн ҫӗнӗ стимулӗ… Агитаторсемпе калаҫу ирттермелли тема…» — тесе ҫырса хучӗ.Когда локомобиль покатился за трактором, оставляя на рубчатом гусеничном следу широкий оттиск своих колес, Кондратьев, уже сидя в машине, записал себе в блокнот: «Новый стимул труда… Тема для беседы с агитаторами…»
