Текст: II. Соколов тухтӑрӑн чирлӗ ҫыннисем
Соколов хӑй пӳлӗмӗнче каллӗ-маллӗ уткаласа ҫӳрет, ем-ешӗл картишне вӑл чӳречерен час-часах пӑхкаласа илет.Соколов шагал взад и вперед по своей комнате, волнуясь и часто посматривая в окно на двор, утопающий в зелени. Чечек ҫурнӑ черешньӑпа чие юрпа витӗннӗ пек шап-шурӑ курӑнаҫҫӗ. Цветущие черешни и вишни, казалось, были покрыты снегом. Шур чечеклӗ улмуҫҫи турачӗсем, енчен енне шерепеленсе туртӑннӑ. Ветви яблонь, опушенные розовато-белыми цветами, походили на гирлянды. Чӳрече умӗнчех ӳсекен абрикоспа персик ӗнчӗ сапса тухнӑ пек хитре. Росшие у самых окон абрикосовые и персиковые деревья были словно усыпаны жемчугом. Кунта ӗнтӗ картиш те мар, сад темелле, урлӑ иртекен курӑк пуснӑ сукмак та халь аллейӑ пулса тӑнӑ, ӑна ешӗл ҫулҫӑ сулхӑнӗ хупӑрлать. Это был уже не двор, а сад, и пересекавшая его заросшая травой дорожка превратилась в аллею, затененную нависшей над ней густой листвой.
Соколов самай улшӑннӑ.Соколов заметно изменился. Ӗлӗкхи пекех илемлӗ те уҫӑ кӑмӑллӑ пит-куҫӗ туртӑннӑ, кӑштах шуралнӑ та, халӗ вӑл йывӑр чир хыҫҫӑн сывалнӑ ҫын пек. Лицо его, по-прежнему красивое и добродушное, осунулось, побледнело и походило на лицо выздоравливающего больного. Пурнӑҫа пӗтӗм кӑмӑлтан савса пурӑнакан ҫамрӑк вӑйлӑ ҫыншӑн пайтах вӑхӑт хушши тӗрмере ларни, унта чунтан-вартан тарӑхни йӗр хӑвармасӑр иртмест ҫав. Долгое тюремное заключение и душевные муки не прошли бесследно для этого сильного и полного жизни молодого человека; он стал нетерпеливым и желчным. Унта нумай асап чӑтса тертленни ҫумне акӑ тепӗр ҫӗнӗ инкек те хутшӑнчӗ иккен, — вӑл Лалка Стефчовпа минчетленнине пӗлчӗ. Ко множеству страданий, перенесенных им в тюрьме, присоединилось еще одно: он узнал, что Лалку обвенчали со Стефчовым. Ҫак йывӑр хыпар ӑна вӗлерессех ҫитерчӗ, вӑл, читлӗхри кайӑк пек, ниҫта кайса кӗрейми тарӑхрӗ. Это его убивало, и он, как зверь, бессильно метался по своей темнице. Хӑйсен ӗҫне сутасси те Стефчовранах килнӗ пирки вӑл ним чухлӗ те иккӗленмерӗ, ҫавна пула, тухтӑр ҫав ҫынна — ӑна ҫакӑн чухлӗ инкек-синкек кӑтартса пӗтернӗ Стефчова — пӗр-пӗр май килсенех вӗлеретӗп тесе, хӑйне тупа турӗ. Не сомневаясь, что предательство тоже дело рук Стефчова, доктор дал себе клятву при первой возможности убить этого человека — виновника стольких несчастий. Соколов хулана таврӑнсанах Марко Ивановпа Мичо Бейзадене хӑйне хӑтарнӑшӑн тав тума кайрӗ. Вернувшись в город, Соколов прежде всего пошел поблагодарить Марко Иванова и Мичо Бейзаде. Унтан Клеопатрине ҫитсе курчӗ, ӑна Нечо Павлов сунарҫӑ хӑй патне илсе кайнӑ пулнӑ иккен. Затем навестил Клеопатру, которую взял к себе охотник Нечо Павлов. Мӗскӗн упа пысӑкланнӑ, ытла ырханланса ҫитнӗ, темле кайӑкланнӑ пек те туйӑнать, — хӑйӗн юратнӑ хуҫине вӑл ҫийӗнчех пӗлеймерӗ, ӗлӗкхи пек ачашланмарӗ те хальхинче. Бедная медведица подросла, но очень отощала и казалась одичавшей, — она не сразу узнала своего любимого хозяина и уже не так ласкалась к нему, как прежде. Халь вӑл тискер кайӑк йӑлине кӗре пуҫланӑ иккен. В ней развились инстинкты хищного зверя. Часах ҫилленекен пулнӑ, хӑйӗн ҫивӗч шӑлне те халь айӑпсӑр кӑна ҫырткалас тесе кӑтартмасть. Она часто и легко злилась, показывая свои острые зубы теперь уже отнюдь не с благими намерениями. Е ун тяппи тӗлне Стефчов пулас пулсан, мӗн пулса тӑнӑ пулӗччӗ-ши, тесе те шухӑшласа илчӗ тухтӑр, пит-куҫӗнче вара хӑйӗн йӗрӗнсе кулни палӑрчӗ. Доктор не раз представлял себе ненавистного Стефчова в ее косматых лапах, и дьявольская улыбка кривила его лицо. Тепӗр енчен тата пӗтӗмпех Мунчо айаплӑ пулмалла, тухтӑр ҫавӑн пек шухӑшпа килӗшсе ҫитрӗ те, комитет каллех ӗҫлеме тытӑнсан, вӑл пӗтӗмпех халӑхшӑн ӗҫлеме пуҫӗнчӗ, вӑл ӗҫ — пӑлхава хатӗрленесси. Но вскоре ему объяснили, что во всем виноват Мунчо, а когда возродился комитет, доктор целиком отдался великому делу — подготовке к восстанию. Стефчова тавӑрасси вара, тепӗр каласан, пӗр хӑй ӗҫӗ кӑна мар-ҫке, ун пирки вӑл питех ҫунми пулчӗ, тепӗр пысӑк ӗҫ умӗнче ҫавӑнпа аппаланни ӑна ытла вак-тӗвек ӗҫ пек туйӑнчӗ. Месть Стефчову теперь стала уже только его личным делом, и мысль о ней отошла на задний план, казалась чем-то совсем мелким и ничтожным в сравнении с величием другой задачи. Клеопатрӑпа мӗн тумалла-ха, вӗлермешкӗн шел пек, Соколов ӑна ирӗке яма шут тытрӗ, ҫав ӗҫе тума вӑл Нечо Павлова сӗнчӗ, ан тив, вӑл ӑна пӗр-пӗр каҫхине ту еннелле ҫавӑтса кайтӑр та тӗнчен тӑватӑ енне ӑсатса ятӑр. Не зная, что делать с Клеопатрой, Соколов решил отпустить ее на волю, — убить ее все-таки было жалко, — и он попросил Нечо Павлова вывести медведицу как-нибудь вечером в горы и там оставить ее.
Соколов чирлисене сиплес ӗҫрен те йӑлт сивӗнчӗ темелле; чирлӗ ҫынсем патне текех ҫӳреми пулчӗ, ун патне те пыракансем пулмарӗҫ, мӗн тесен те шанчӑкран тухасран хӑрарӗҫ пулмалла.Свою врачебную практику Соколов совсем забросил; он больше уже не посещал больных, да и к нему никто не ходил из боязни быть заподозренным в неблагонадежности. Им-ҫам савӑт-сапине, тӗрлӗрен порошокӗсене медицина кӗнекисемпе пӗрле нимӗн тирпее кӗртмесӗрех шкапне пӑрахнӑ та, унта ун фармакопейӑна вӗренмелли кӗнекисене ҫуррине ытла шӑши вуларӗ пулинех. Ступку, склянки с лекарствами, коробки с порошками он вместе с медицинскими книгами в беспорядке свалил в шкаф, где мыши за короткое время успели прочитать половину его фармакопеи. Соколов тухтӑр патне халь пӗртен пӑр чирлӗ ҫын кӑна ҫаплах ҫӳреме хӑять-ха. Только один больной все еще осмеливался посещать доктора Соколова. Вӑл ӗнтӗ Ярослав Бӑрзобегунек. Это был Ярослав Бырзобегунек. Тухтӑр тӗрмерен таврӑнсан, вӑл тепӗр кунхинех револьверӗпе сыхланаймасӑр персе ӑнсӑртран аллине суранлатнӑ иккен. На другой же день после возвращения доктора он нечаянно поранил себе руку неосторожным выстрелом из револьвера. Ҫак инкекшӗн ӑна пӗтӗм хула халӑхӗ хӗрхенет, мӗскӗн «Австри ҫынни» фотографипе ӗҫлейми те пулнӑ иккен, фотографи ӗҫӗ ӑна хӑйне тахҫанах итлесшӗн те пулман. Это несчастье вызвало сочувствие всех горожан и заставило бедного австрийца изменить фотографии, которая уже давно изменяла ему.
Кӗҫӗн алӑк шалтлатрӗ те, тухтӑр чӳречерен пӑхса илчӗ.Хлопнула калитка, и доктор выглянул в окно. Картишпе Бӑрзобегунек пырать. По двору шел Бырзобегунек. Яланхи пекех вӑл хӗвел ҫинӗ кивӗ костюмпа, ҫавна ӑна тахҫан Огнянов панӑ пулнӑ, ылтӑн галунлӑ кепкӑпа, лапсӑркка бакенбарчӗ хӗрлӗ. На нем был вылинявший и потрепанный костюм, когда-то подаренный ему Огняновым, кепи с золотым галуном, физиономию его украшали пышные рыжие бакенбарды. Сылтӑм аллине хутлатса, шур тутӑрпа ҫакӑмласа ҫыхнӑ, тутӑрне мӑйӗнчен ҫакса янӑ. Правая рука его была согнута и висела на перевязи из белого платка, узлом завязанного на шее. Бӑрзобегунек сыхланса та васкамасӑр утать — суранланнӑ аллине хускатса ыраттарасран хӑрать ахӑрнех. Бырзобегунек шел медленно и осторожно, вероятно, из боязни повредить больной руке резким движением. Ярса пусмассерен пит-куҫӗ те туртӑнкалать, ыратать ҫав ӗнтӗ. При каждом шаге его страдальческое лицо искажалось от боли. Тухтӑр пӳлӗмне кӗрсен, вӑл енчен енне пӑхкаласа илчӗ, ҫакнӑ тутӑрне крават ҫине пӑрахрӗ. Войдя в комнату доктора, он внимательно осмотрелся и бросил перевязь на кровать.
— Чипер-и, тӑванӑм! — терӗ вӑл, аллине тӑсса.— Доброе утро, братец! — проговорил он, протягивая руку хозяину. Тухтӑр ун суранланнӑ аллине хӗссе чӑмӑртарӗ пулин те леш алли ыратнине ним чухлӗ те систермерӗ.Доктор крепко сжал раненую руку гостя, но тот и не поморщился. Ӗнтӗ туррипех калӑпӑр: Бӑрзобегунекӑн нимӗн те суранланман, тухтӑр патне час-часах кӗркелесе тухма мӗнле те пулин сӑлтав кирлӗ пулнӑ. Дело в том, что ранение Бырзобегунека было выдумкой: оно было призвано оправдать его частые визиты к доктору.
— Мӗнле хыпар-хӑнар пур? — ыйтрӗ Соколов.— Что нового? — спросил Соколов.
— Ҫӗркаҫ ҫӗр варринче Каблешков килчӗ.— Вчера поздно ночью приехал Каблешков. Ман патӑмра чарӑнчӗ, — терӗ Бӑрзобегунек. Остановился у меня, — ответил Бырзобегунек.
— Курнӑҫмалла пулать унпа! — терӗ тухтӑр.— Нужно с ним повидаться! — воскликнул доктор.
— Сивӗ чирпе аптранӑ-ха вӑл.— Его сейчас лихорадит.
— Ах мӗскӗн!— Ах, бедняга!
— Ан та кала!— И не говори! Лӑпланса выртасшӑн мар, каласа тӑрса, виҫӗ ҫыру ҫыртарчӗ, ҫырӑвӗсем вӑрӑм, вӗсене паянах яма хушрӗ. Да еще не хочет лежать спокойно; продиктовал мне три длинных письма и велел отправить их сегодня же. Ак мӗнле ҫын вӑл! Вот какой он! Чунӗ, тупата, ӑҫта кӑна тытӑнса тӑрать-ши! А ведь в чем душа держится! Сывлӑш ҫавӑрайми ӳсӗрчӗ. Кашель его прямо замучил…
— Хам пырса пӑхас мар-и ӑна? — терӗ тухтӑр, фескине илсе.— Пойду посмотрю его, — сказал доктор, хватаясь за свойфес.
— Кирлӗ мар-ха, ҫывӑрать вӑл…— Не надо, сейчас он спит… Каҫ кӳлӗм комитет пуҫтарма хушрӗ мана, канашлӑва хам пырӑп, терӗ… Но он поручил мне к вечеру созвать комитет, и сам придет на заседание…
— Юрамасть!— А вот этого делать ни в коем случае не надо. Выртнӑ ҫӗртен тапранмалла мар унӑн. Ему надо лежать.
— Калаҫса кунӑҫтарса пӑх-ха ӑна!— Пойди уговори его! Вӑл мӗнле ҫын иккенне хӑвах пӗлетӗн-ҫке… Ты же знаешь, что это за упрямец… Комитет членӗсене чӗнтер эппин. Так вот, созови членов комитета.
— Юрӗ, пурне те систерсе тухӑп.— Хорошо, оповещу всех.
— Ҫӗр ылтӑнне тупайрӑр-и? — пӑшӑлтатса ыйтрӗ Бӑрзобегунек.— А сто золотых достали? — спросил Бырзобегунек шепотом.
— Хӗҫ-пӑшал туянма-и?— На покупку оружия? Тупрӑмӑр. Достали. Укҫине паян хам пата илсе килеҫҫӗ. Сегодня деньги принесут ко мне.
— Пултаратӑн, Соколов, ну маттур та эс! — хӗпӗртерӗ фотограф.— Браво, Соколов, ты молодчина! — воскликнул фотограф.
— Шӑп пул!— Молчи!
— Хӑҫан тупрӑн вара ку япалана? — Бӑрзобегунек сасӑпах ыйтрӗ тухтӑртан, жилечӗ айӗнчен йӑлтӑр-ялтӑр курӑнакан кинжал туртса кӑларса, вӑл ӑна ҫӳлелле ывӑтса ал вӗҫҫӗн тытрӗ.— Ас каких пор у тебя эта штучка? — громко спросил доктора Бырзобегунек, вытащив у него из-под жилета блестящий кинжал и размахивая им.
— Иван-Венгерец туса пачӗ ӑна мана…— Иван Венгерец сделал… Иван халь ниҫтан туса ӗлкӗреймест, темӗн чухлӗ заказ парса тултарнӑ… У него от заказов отбою нет… Чипер япала-и?Хорош, а?
Бӑрзабегунек кинжал ҫине темӗн черсе ҫырнине асӑрхарӗ.Бырзобегунек заметил, что на кинжале что-то выгравировано.
— «С или С» тенӗ…— «С или С»… Мӗне пӗлтерет ку? Значит, что же?
— Тупсӑмне туп!— Отгадай!
— «Соколов е Стефчов».— «Соколов или Стефчов». Ҫапла-и? — ыйтрӗ Бӑрзобегунек кулкаласа. Так? — спросил Бырзобегунек, улыбаясь.
— «Свобода или смерть!» тени пулать вӑл, — вӗҫкӗннӗн каласа хучӗ тухтӑр, Стефчов ятне асӑнни те ӑна еплесе каланӑ пек илтӗнчӗ, вара ҫапла хушса хучӗ:— «Свобода или смерть»! — с пафосом ответил доктор и, уязвленный упоминанием о Стефчове, добавил: — Халь ӗнтӗ Стефчов-Мефчов пек сӗтӗрӗнчӗксемпе аппаланса тӑмашкӑн вӑхӑт ҫук, савнӑ тусӑм… — Теперь не до Стефчова-Мефчова и прочей подобной дряни, любезный друг… Халӗ Стефчов ҫинчен те, хӑвӑншӑн кӑна чипер пурнӑҫ тӑвасси ҫинчен те, ху кӑмӑлна кӳрентернӗ пирки те шухӑшласа тӑмалли вӑхӑт мар… Нам теперь некогда думать ни о Стефчове, ни о личных прихотях, ни об оскорбленном самолюбии… Тигр тытма каякан ҫын ӑманпа чӑрманса тӑмасть… Кто идет убивать тигра, тому не до червяка… Пӗлнӗ пул, вӗсем пирки эп пӗтӗмпех маннӑ ӗнтӗ… Знай, что я забыл обо всем этом… Революци хатӗрлекен ҫын ыттине пӗтӗмпе манса каять… Кто готовит революцию, тот обо всем забывает…
Бӑрзобегунек ӑна чеен пӑхса илчӗ.Бырзобегунек бросил на него лукавый взгляд.
Тухтӑр сасси ҫилленнӗ чухнехи пекрех тухать, вӑл нимӗн те манманни паллах-ха, манмашкӑн та ҫӑмӑл мар ӑна, чӗрине тӑрӑнтарнӑ инкек ытлашши те йывӑр.В голосе доктора звучало раздражение; он, конечно, ничего не забыл, да и нелегко ему было забыть; удар, нанесенный его сердцу или самолюбию, был слишком тяжел. Чӑн та ӗнтӗ, пӑлхава хӗрсе хатӗрленнӗ май, вӑл хӑйӗн чӗри суранӗ сурса ыратнине вӑхӑтлӑха йӑмтарчӗ-ха. Правда, боль в еще не зажившей ране на время притуплялась лихорадочной подготовкой к восстанию. Ҫав ӗҫе пикенсе тытӑннипе тухтӑр хӑйӗн чунне кантарчӗ, ҫавна пула ӳсӗр ҫын хӑйӗн хуйхи-суйхине эрехре путарнӑ пек, вӑл та хӗрӳ ӗҫре кӑмӑлне йӑпатрӗ. Целиком поглощенный его, доктор находил в ней забвение, в опьянении этой работой он становился нечувствительным к душевным мукам, как пьяница, который топит горе в вине. Анчах кӑшт шухӑш тӗлне килсенех ҫав аса илӳсем ӑна хаяр ҫӗлен сӑхнӑ пек татах тарӑхтарма тытӑнаҫҫӗ. Но как только наступали минуты отрезвления и раздумья, горькие мысли снова пробуждались в его душе и, как ядовитые змеи, жалили, жалили немилосердно.
Картишне Кандов килсе кӗни вӗсен шӑпланса тӑнӑ вӑхӑтне пӳлчӗ, тухтӑр та урӑххи ҫинчен шухӑшлама тытӑнчӗ.Появление Кандова, вошедшего во двор, положило конец неловкому молчанию и отвлекло внимание доктора.
— Мӗнле йышши кайӑк ҫав господин? — ыйтрӗ Бӑрзовенек.— Что он за птица, этот господин? — спросил Бырзобегунек.
— Кандов вӑл вырӑс университетӗнче вӗренекен студент.— Кандов, студент одного русского университета.
— Ӑна пӗлетӗп-ха, мӗнле ҫын вӑл тетӗп?— Это я знаю, но что он за человек?
— Философ, дипломат, социалист, нигилист… тата шуйттанӗ пӗлсе ҫитертӗр-и унта…— Философ, дипломат, социалист, нигилист… и черт знает что еще… Пӗр сӑмахпа каласан, пуҫӗнче унӑн пӗтӗмпе килте мар. Одним словом, у него тут не в порядке…
Соколов ҫавӑнтах пӳрнипе ҫамкине тӗксе кӑтартрӗ.И Соколов приложил палец ко лбу.
— Халӑх ӗҫӗнче пулас ӗмӗчӗ ҫук пуль унӑн?— Он не выражает желания принять участие в народном деле?
— Мӗне кирлӗ вӑл ӑна?— Зачем это ему? Вӑл Раҫҫее диплом илме каять, — терӗ ҫилленнӗ тухтӑр. Он поедет в Россию получать свой дипломишко, — сказал доктор сердито.
— Эх, ҫав вӗреннӗ кайӑксем!— Уж эти мне ученые вороны! Чӑтма пултараймастӑп вӗсене! — хыттӑн каласа хучӗ Бӑрзобегунек. Вот кого я не терплю! — воскликнул Бырзобегунек. — Дипломлӑ ҫынран ҫын пуласса ан та кӗт… — От человека с дипломом не жди человечности… Вӗсем пеккисене халӑх та, ирӗклӗх те кирлӗ мар… Таким не нужны ни народ, ни свобода… Комфорт пултӑр вӗсемшӗн, кил-йыш телейӗ, пӗчӗк кӑна пӳрт те кӗтнӗ канӑҫ… Подавай им комфорт, семейное счастье, домик и благоразумный покой! Болгарие таврӑнар та пӑлхав тӑвар, алла хунар тытса, Диарбекира е вилӗм таканне шырар тесе ларман-ҫке вӗсем, ҫулӗ-ҫулӗпе кӗнеке вуласа! Не для того ведь они годами корпели над книгами, чтобы, приехав в Болгарию, бунтовать и самим лезть в Диарбекир или на виселицу!
— Йӑнӑшатӑн, Барзобегунек, сан хӑвӑнах диплом пур.— Неправда, Бырзобегунек, у тебя самого есть диплом!
— Манӑн пур-и?— У меня? Турӑ сыхлатӑрах! Сохрани нас бог!
— Бойчон та ҫукчӗ… — хушса хучӗ тухтӑр.— Да, у Бойчо тоже не было… — проговорил доктор.
— Дипломӑм пулнӑ пулсан, эпӗ те ҫав ашаксем пекех пулнӑ пулӑттӑм.— Будь у меня диплом, и я сделался бы таким же ослом, как они… Акӑ сана, сӑмахран, илӗпӗр: эсӗ Албан тӑвӗсем ҫинче мар, пӗр-пӗр медицина институчӗнче врач дипломне илнӗ пулсан, пуяс тесе кӑна шутланӑ пулӑттӑн, пӑлхав тӑвас пирки асна та илес ҫукчӗ. Да вот взять хотя бы тебя: получи ты диплом врача в каком-нибудь медицинском учебном заведении, не в албанских: горах, ты думал бы о гонорарах, а не о восстании…
Студент пӑлтӑра хӑпарчӗ, ун урри сасси Соколов пӳлӗмӗн алӑкӗ умӗнчех илтӗнсе кайрӗ.Студент вошел в коридор, и его шаги послышались у самой двери в комнату Соколова. Бӑрзобегунек ларнӑ ҫӗртен сиксе тӑчӗ те, хайхи ал ҫаккине мӑйӗнчен яваклантарса, аллине ҫакнӑ пек туса ячӗ. Бырзобегунек вскочил, накинул на шею перевязь и просунул в нее руку.
— Кӑштах манса каяттӑм, Каблешков валли пӗр-пӗр порошок пекки парса яр-ха, — терӗ вӑл.— Чуть было не забыл: дай мне хинина для Каблешкова, — проговорил он.
Тухтӑр ӑна порошок пама та ӗлкӗреймерӗ, алӑка шаккани илтӗнсе те кайрӗ.Не успел доктор дать ему порошки, как в дверь постучали.
— Кӗрӗр! — терӗ Соколов. — Войдите! — крикнул Соколов.
Кандов килсе кӗчӗ.Вошел Кандов. Ярослав Бӑрзобегунек ӑна хисеплӗн пуҫ тайса тухса кайрӗ. Учтиво поклонившись ему, Ярослав Бырзобегунек вышел. Студент ӑна асӑрхаймарӗ те, унӑн хӑйӗн шухӑшӗсем пысӑкчӗ. Студент даже не заметил его, так он был поглощен своими мыслями.
Кандов килӗшӳллӗ ҫӗлетнӗ тӗксӗм-симӗс пиншакпа, пиншакӗ ҫӗнех те мар ӗнтӗ, брюкийӗ те ҫав тӗслех, тӑвӑр, ури тунине тӑп-тӑп тытса тӑрать.Кандов носил хорошо сшитый, но уже потертый темно-зеленый пиджак и такого же цвета брюки, довольно узкие и плотно облегающие бедра. Хӗрлӗ фескине ҫӗклетсе тӑхӑннӑ, унӑн хурарах сӑнӗпе ытлах килӗшсе те каймасть, сӑнарӗ темле шухӑша кайса кичемленнӗ пек, куҫӗ тем ӗмӗтленсе йӑлкӑшать. Высокий красный фес не шел к его смуглому лицу, сосредоточенному, отмеченному печатью какой-то тоски, омрачавшей его мечтательный взгляд. Ҫак каччӑ ахӑрнех темле шухӑша пула канӑҫа пӗлмест пуль, ыттисенчен никампа калаҫса пӑхмасӑр шухӑшне пытарса тӑнӑн туйӑнать. Этот юноша, очевидно, таил в душе какие-то неотвязные думы и неизбывные горести, которыми не мог делиться с другими людьми. Пайтах вӑхӑт хушши ӗнтӗ вӑл ҫынсенчен уйрӑларах пурӑнать. С некоторых пор он жил отшельником.
Тухтӑр иртме сӗннӗ хыҫҫӑн вӑл пӳлӗмри пӗртен пӗр пукан ҫине пырса ларчӗ.По приглашению доктора он сел на единственный стул в комнате. Хуҫи, вӑл килсе кӗнинчен самай тӗлӗннӗскер, кравачӗ ҫине ларчӗ. Сам хозяин, немало удивленный этим неожиданным посещением, сел на кровать.
— Сывлӑхӑрсем мӗнле сирӗн, Кандов господин? — ыйтрӗ Соколов, студент кӑштах аптранӑ пуль тесе шухӑшласа, вӑл пӗтсе кайнӑ ҫамрӑк ҫыннӑн сӑнарне тинкерсе пӑхса илчӗ.— Как ваше здоровье, господин Кандов? — спросил Соколов, полагая, что студент занемог, и пристально всматриваясь в его плохо выбритое, осунувшееся лицо.
— Турра шӗкӗр, пырать-ха, — кӗскен кӑна тавӑрса каларӗ Кандов.— Слава богу, ничего, — коротко и почти машинально ответил Кандов.
Хӑй кӑмӑллӑнах пӑхса илчӗ; эппин вӑл кунта чирленипе мар, мӗнле те пулин урӑх сӑлтавпа килсе кӗчӗ пуль-ха, тен, сӑлтавӗ те пӗчӗккех мар пуль.Взгляд его внезапно оживился; по-видимому, его привела сюда не болезнь, а какая-то другая причина, и немаловажная.
— Хапӑл тӑватӑп сире.— Рад за вас. Эсир юсаннӑ пек курӑнатӑр-ха. Заметно, что вы совсем поправились.
— Эпӗ, чӑн та, юсантӑм; сывлӑхӑм пит аван-ха.— Да, я поправился, чувствую себя хорошо.
— Эппин татах Раҫҫее каятӑр пуль?— Значит, опять поедете в Россию?
— Ҫук, каймастӑп.— Нет, не поеду.
— Ак тата!— Ну?
— Ӗмӗрлӗхе ҫакӑнта юлас терӗм, — ним пулман пек каласа хучӗ Кандов.— Я остаюсь здесь навсегда, — проговорил Кандов сухо.
Тухтӑр нимӗн пӗлмесӗр, ӑна тӑрӑхланӑ пекрех те пӑхса илчӗ.Доктор бросил на него недоумевающий и почти иронический взгляд. Вӑл пӑхнине сӑмахпа калас пулсан, ҫакӑн пек ӑнланмаллаччӗ ӗнтӗ: Если его взгляд расшифровать, он бы сказал следующее: «Мӗншӗн каясшӑн мар эс, шӑллӑм? «Почему же ты не едешь, братец? Мӗншӗн эс каллех кӗнекесенчи ӑс-тӑнлӑха малалла та пуҫтарасшӑн мар-ха? Почему же ты не идешь к своим философам? Кунта, ав, йӗри-тавра ҫунса тӑрать, сан валли нимӗн тумалли те ҫук». Тут у нас кругом все горит, и тебе здесь делать нечего».
Кӑштах калаҫмасӑр тӑчӗҫ.Наступило короткое молчание.
— Учителе кӗрес тетӗр пуль-ха? — йӗкӗлтенӗ пекрех те пулин ыйтса пӗлесшӗн пулчӗ тухтӑр.— Может быть, собираетесь поступить в учителя? — осведомился доктор с презрительным участием.
Кандов самай хӗрелчӗ, тавӑрса калас вырӑнне ҫакӑн пек татса ыйтрӗ:Кандов немного покраснел и вместо ответа спросил резким тоном:
— Соколов господин, комитет ларӑве хӑҫан пулать?— Господин Соколов, когда будет заседание комитета?
— Мӗнле комитетӑн? — нимӗне пӗлмене хыврӗ тухтӑр.— Какого комитета? — спросил он, делая вид, что ничего не понимает.
Кандов тата ытларах хӗрелсе кайрӗ, вара йывӑррӑн каласа хучӗ:Кандов покраснел гуще и проговорил с трудом:
— Хӑвӑр комитетӑрӑн.— Вашего комитета. Пытарса ан тӑрӑр, эп пӗтӗмпе пӗлетӗп. Не скрывайте, я все знаю… Вӑл комитетра кам тӑнине те, ларӑвӗ ӑҫта пуласса та пӗлетӗп… И кто входит в состав этого комитета, и где он заседает… Пӗтӗмпе пӗлетӗп, манран пытарма кирлӗ те мар… Все знают, и не надо скрывать от меня…
— Тӗлӗнсех каймалла, хӑвӑра нимӗн интереслентермен ӗҫсем пирки эсир йӑлт пӗлсе тӑратӑп тетӗр…— Странно, что вы знаете такие вещи, которыми совершенно не интересуетесь… Ҫапла пултӑрах эппин… Но пусть будет так… Мӗн каласшӑн вара эсир? — ыйтрӗ тухтӑр, студента тата тинкеререх пӑхса. Что же вы хотите этим сказать? — спросил доктор, пристально и вызывающе глядя на студента.
— Комитет ларӑвӗ хӑҫан пулать тесе ыйтатӑп сиртен? — тепӗр хут ыйтрӗ Кандов.— Я вас спрашиваю: скоро ли будет заседание комитета? — повторил Кандов решительно.
— Паян каҫхине, — лешӗн пекех татӑклӑн каласа хучӗ тухтӑр.— Сегодня вечером, сударь! — ответил доктор тем же тоном.
— Эсир унӑн председателӗ, ҫапла-и?— Вы его председатель, не так ли?
— Ҫапла.— Да, именно так.
— Эпӗ сиртен акӑ мӗн ыйтасшӑн.— Я пришел просить вас об одном одолжении.
— Мӗн?— Что?
— Мана комитет членне йышӑнӑр тетӗп.— Я прошу вас предложить меня в члены комитета.
Студент сасси чӗтренсе илчӗ. Голос студента дрожал от волнения.
Тухтӑр тӗлӗнсе кайрӗ; Кандов ҫапла пӗр кӗтмен ҫӗртен ыйтни ӑна ӑнран ярасса ҫитерчӗ.Доктор был поражен; неожиданная просьба Кандова застала его врасплох.
— Мӗншӗн комитета кӗресшӗн-ха эсир, Кандов?— Почему вы этого желаете, Кандов?
— Эп пӑлхар ҫынни…— Просто как болгарин… Манӑн та ӗҫлес килет. Я тоже хочу работать.
Соколов сиксе тӑчӗ. Соколов вскочил.
— Пар аллуна, тӑванӑм! — Соколов ӑна хытӑ ыталаса илсе чуп турӗ.— Дай, братец, руку! — И, крепко обняв студента, Соколов горячо поцеловал его. — Хаваслансах йышӑнатпӑр сана, Кандов господин, тем пек хавасланса йышӑнатпӑр, — терӗ вӑл — Пурсӑмӑр та хӗпӗртесе курӑпӑр сана хамӑр ушкӑнра… — С радостью примем вас, господин Кандов, с большой радостью, — говорил он — Мы все будем рады видеть вас в своем кругу… Сирӗн пек ҫынсем те аяккинче тӑрса юлсан, ҫылӑх вӑл… Грешно, когда такие люди, как вы, остаются в стороне… Пирӗн кӗрешӳ аслӑ кӗрешӳ пулать. Наша борьба будет великой борьбой. Тӑван ҫӗршыв чӗнет пире… Нас призывает отечество… Вӑл чӗннине пирӗн пурсӑмӑрӑн та, пурсӑмӑрӑн та итлемелле… Все, все должны откликнуться на его зов… Чыс та мухтав сана, Кандов! Честь и слава тебе, Кандов! Пар аллуна, шӑллӑм! Дай, братец, руку!
— Тавтапуҫ, тухтӑр, — чунтан-вартан тав турӗ ӑна студент.— Спасибо, доктор, — поблагодарил его студент, тронутый до глубины души. — Кандов унта ытлашши пулас ҫуккине хӑвӑрах курӑр-ха. — Вы увидите, что Кандов не будет лишним.
— Пӗлетӗп, пӗлетӗп!— Знаю, знаю!.. Ҫакна ҫеҫ тавҫӑраймастӑп-ха, мӗншӗн вара эсир Огнянов каланӑ чухнех комитета кӗресшӗн пулмарӑр? Но почему ты отказался, когда тебе предлагал Огнянов?.. Ӑна хӗрхенсе чӗрем татӑлса тухать. Так его жаль, прямо сердце разрывается… Телейсӗр Бойчо тусӑм! Несчастный мой Бойчо! Ун вырӑнне хамӑн вилмеллеччӗ те, унӑн пурӑнмаллаччӗ, хӑй сӑмахӗпе те ӗҫӗпе ыттисене ҫӗклентернӗ пулӗччӗ вӑл!.. Лучше бы мне умереть, а ему жить, воодушевляя народ своим словом и примером!.. Пӗлетӗн-и эс, Кандов, вӑл чӑн-чӑн геройччӗ, аслӑ чунлӑ ҫынччӗ вӑл! Ты знаешь, Кандов, это был настоящий герой, человек великой души! Ун юнӗшӗн тавӑрӑпӑр эпир, калама ҫук хӑрушӑ тавӑрӑпӑр… За его кровь мы отомстим страшной местью… Пӗр ҫыншӑн тӑшманӑн ҫӗр ҫыннине пӗтерӗпӗр! За одного — сотню! Ҫав ирсӗрсен амӑшӗсем куҫҫульпе ҫӑвӑнӗҫ! Матери этих варваров зальются слезами!
— Тӗрӗс, тавӑрӑпӑр! — терӗ Кандов та.— Да, месть! — отозвался Кандов. — Халь ӗнтӗ эпӗ пӗртен пӗр ҫакӑн пек туйӑмпа кӑна пурӑнатӑп!.. — Теперь мною владеет только это чувство!.. Огнянов пек ҫынна вӗлерекене ниепле те каҫару пулма пултараймасть. Нельзя простить убийце смерть такого человека, как Огнянов.
— Хаяррӑн тавӑрӑпӑр! — хыттӑн каласа хучӗ тухтӑр.— Месть, страшная месть! — воскликнул доктор. — Комитет паян каҫхине пуҫтарӑнать-и?— Комитет соберется вечером?
— Паян каҫхине, Мичо бай патӗнче.— Да, у дядюшки Мичо. Пӗрле кайӑпӑр. Пойдем вместе.
— Хама йышӑнсанах пӗр сӗнӳ парса пӑхасшӑн эпӗ.— Как только меня примут, я внесу одно предложение.
— Мӗнле сӗнӳ?— Какое?
— Огнянова вӗлерекене вӗлермелле.— Казнить убийцу Огнянова!
— Пӗччен мар ҫав вӑл, тусӑм…— Он не один, друг мой… Темиҫен вӗсем… пирӗн вара ӑҫта шырамалла вӗсене?.. Их несколько… и где нам искать их?.. Айӑплине пӗлес тесен, тӑванӑм, тӗрӗксен влаҫӗ айӑплӑ… Да если хочешь знать виновника, так это — турецкая власть…
— Ман шутпа, айӑпли пӗр ҫын кӑна.— По-моему, виноват один человек!
Тухтӑр тӗлӗнсе пӑхрӗ Кандова. Доктор посмотрел на Кандова с удивлением.
— Пӗр ҫын кӑна, вӑл та пулин хамӑр хушӑра.— Именно один, и он среди нас.
— Хамӑр хушӑра тетӗн-и?— Среди нас?
— Хамӑр хушӑра, Огнянова вӗлерекенсенчен чи айӑпли пирки калатӑп.— Да, я говорю о главном виновнике его смерти.
— Эх, Кандов бай, ӗҫӗ тӗшне тӑмасть…— Эх, Кандов, не стоит труда… Ҫав ухмаха тавӑрасси вӑл… Мстить какому-то идиоту… Мунчо тахҫанах ӑнран кайнӑ. Мунчо давно уже потерял рассудок. Ҫав телейсӗр ҫын хӑйӗн йӗркесӗр хӑтланчӑшӗпе ҫывӑх ҫыннине сутасси ҫинчен пӗлмен те. Несчастный, он не понимал, что своими ужимками совершает предательство. Бойчона пит хисеплетчӗ… Он был так привязан к Бойчо… Ун пирки асна та ан ил. Оставь его в покое.
Кандов хӗрсе кайрӗ.Кандов вспыхнул. Соколов ҫапла шухӑшлани ӑна кӳрентернӗ пек пулчӗ. Предположение Соколова показалось ему обидным.
— Йӑнӑшатӑр, Соколов господин, йӑнӑшатӑр!— Заблуждаетесь, господин Соколов, заблуждаетесь! Огнянова сутаканӗ Мунчо тесе, кам каларӗ сире? Кто вам сказал, что предатель — это Мунчо?
— Эсир кам тетӗр вара?— А вы кого имеете в виду?
— Стефчов.— Стефчова.
— Епле, Стефчов! — кӑшкӑрса ячӗ аптраса ӳкнӗ тухтӑр.— Как, это Стефчов? — вскричал доктор, ошеломленный.
— Шӑпах ҫавӑ.— Он самый. Ав кам сутнӑ ӑна! Вот кто предатель! Эпӗ чӑнласах пӗлетӗп вӑл иккенне. Это я знаю совершенно точно.
— Ах йӗксӗк!..— Ах, мерзавец!.. Малтан эпӗ хам та ҫавӑ пуль тесе шутласаттӑм. Вначале я и сам подозревал его!
— Эп тӗрӗс каларӑм, сутаканӗ ҫавӑ пулнӑ…— Я наверное знаю, что это он все выдал туркам… Мунчон унта ӗҫӗ те ҫук. Мунчо ни при чем. Эпир пурсӑр та пит васкаса айӑпланӑ ӑна. Вы все слишком поспешили обвинить его… Стефчов хӑй намӑс курнӑ каҫ арман патӗнче чавса пӑхма влаҫсене канаш панӑ; ҫав ирсӗр Мердевенджиев пулӑшнипе вӑл Огняновӑн чӑн-чӑн ятне пӗлнӗ… Это Стефчов посоветовал властям копать у мельницы в ту самую ночь, когда его опозорили; это он с помощью подлого Мердевенджиева узнал настоящее имя Огнянова… Ҫак киревсӗр ӗҫсене пӗтӗмпе хӑй тунӑ, ҫавӑнпа пур инкексенче те вӑлах айӑплӑ… Он совершил все эти преступления, и он виноват во всех несчастьях… Ҫав пӑтранчӑк, историе эпӗ тӗпӗ-йӗрӗпе пӗлсе ҫитрӗм, пӗлессе те чи шанчӑклӑ ҫӗртен пӗлтӗм. Я знаю эту темную историю во всех подробностях, притом из самого верного источника.
— Ав епле иккен…— Ах, мерзавец, негодяй…
Соколов ҫакӑнтан вара Кандова пысӑк кӑмӑлпа хисепле пуҫларӗ.С каждой минутой уважение Соколова к Кандову? возрастало. Анчах ҫак студент Стефчова вӗлерме хатӗр тӑни, хӑйсен таса ӗҫӗн хаяр тӑшманне чиксе пӑрахма хатӗр пулни тӗлӗнтерсе ячӗ. Но доктор был прямо-таки потрясен, увидев, что студент действительно готов убить Стефчова — противника святого дела. Эппин Кандов революци идейине парӑннӑ ҫын иккен, вӑл ӑна шанса ӗҫлет. И берется совершить этот кровавый подвиг с величайшим риском для себя, чтобы доказать свою преданность идее, в которую теперь поверил. Тепри ҫакӑн пек хӗрсе тытӑннӑ пулсан, темӗн иккӗлентермелли те пулатчӗ пуль, Кандов вара чӑнласах шантарни унӑн пӗтӗм сӑнарӗнче палӑрса тӑчӗ. Подобная горячность в другом человеке могла бы показаться подозрительной, но у Кандова она была искренней, — в этом убеждали беспокойный огонь в его глазах и воодушевление, отразившееся на нервном лице.
Соколов пӗр ӑстӑркка сӑмах хушмасӑр студента пӑхса тӑчӗ, унтан ларнӑ ҫӗртен сасартӑк ҫӗкленчӗ.Несколько секунд Соколов молча смотрел Кандову в глаза и вдруг вскочил.
— Чим-ха, — терӗ вӑл, — ҫав йӗксӗке эпир шуйттан патнех ӑсатӑпӑр…— Погоди, — сказал он, — мы непременно отправим этого мерзавца на тот свет… Паян комитет ларӑвӗнче ун пирки йышӑнсах хурӑпӑр. Сегодня на заседании комитета решим.
— Пит аван, — килӗшрӗ Кандов.— Хорошо, — негромко проговорил Кандов.
Соколов чӳречерен пӑхрӗ. Соколов посмотрел в окно.
— Ман пата килеҫҫӗ! — терӗ вӑл.— Ко мне идут! — воскликнул он.
Пӳрт патнелле пӗр илемлӗ ҫамрӑк ҫын килни курӑнса кайрӗ, тумӗ-ҫийӗ чипер, французла майлӑ тумланнӑ.К дому подходил красивый белолицый юноша, одетый довольно хорошо и по французской моде.
Тухтӑр хӑна тавраш пырасса кӗтменччӗ, ҫавна пула канӑҫран тухрӗ.Доктор явно не ждал гостя и при виде его взволновался.
— Пациент-и вӑл? — ыйтрӗ Кандов.— Это пациент? — спросил Кандов.
— Ҫавӑ, айӑп ан ту-ха мана, — терӗ те тухтӑр, алӑкран тухрӗ.— Да, извини! — ответил доктор и выскочил за дверь.
Каялла пит савӑнӑҫлӑн килсе кӗчӗ. Когда он вернулся, лицо его сияло радостью.
— Камччӗ вӑл? — ыйтрӗ Кандов, каякан ҫамрӑк ҫын еннелле пӑхса.— Кто это был? — спросил Кандов, глядя вслед уходящему юноше.
— Пенчо Диамандиев.— Пенчо Диамандиев. Вӑл Габровӑри гимназире вӗренет. Он учится в гимназии, в Габрове. Иртнӗ кунсенче килне таврӑннӑ. На днях приехал домой.
— Мӗнле?— Ну, почему? Ҫав ирсӗр Стефчовӑн хунчӑкӑшӗ-и, ҫав юн ӗҫен Юрдан ывӑл-и? — тӗлӗнчӗ Кандов. Это шурин подлеца Стефчова и сын мироеда Юрдана? — удивился Кандов. — Эсир унпа туслӑ-и? — Вы с ним приятели?
— Туслӑ кӑна-и эпир унпа!— Мало сказать приятели! Эпир унпа пӗр тӑвансенчен те ҫывӑх та туслӑ ҫынсем. Мы с ним ближе, чем приятели и братья. Эпӗ унпа — юлташлӑ: комитет членӗ вӑл. Мы — товарищи: он член комитета.
